Шрифт:
Интервал:
Закладка:
У балерин со временем развивается комплекс непол-ноценности, даже, если балерина вышла замуж за Прези-дента или миллиардера, или за президента-миллиардера.
Балерине кажется, что — мало, мало, что она достойна Бòльшего, Всего космоса, Мира, Председателя Правления Галактик.
Когда мечтает, балерина много кушает от волнения и пропускает тот момент, когда жировые складки закрывают глаза — на сцену уже не берут с излишками жира; на тан-цульках другие балерины поджимают — голодные, худые, с алчными взглядами и мечтами о Председателях Вселен-ной.
Толстые балерины уходят на покой, оседают в авто-бусах на местах для лиц пожилого возраста, матерей с детьми и инвалидов с наглыми взглядами и золотыми перстнями.
С накопившейся злобой балерины глядят в автобусах на рабочих мужчин и не прощают им, что мужчина не Председатель всех Вселенских банков с алмазными Планетами и золотыми Созвездиями.
Мысль о том, что перед ним сидит неудавшаяся, по-этому озлобленная толстая балерина, освежила Лёху, раз-веселила, и в этой мысли Лёха нашел оправдание себе и её взгляду; лучше, когда женщина наглеет по внутренним своим причинам, из-за своего комплекса неполноценности, чем из-за вида рабочего человека, у которого башмаки стоптаны, и стоптаны не на сцене Большого Театра, а у станка с тусклыми болтами и шпинделями.
Лёха изловчился, закинул ногу на ногу — для храбро-сти и самоутверждения — так горец Гивико закидывает за спину украденную овцу Долли.
Женщина с неодобрением смотрела на физкультуру Лёхи, трясла щеками, но ничего не говорила, потому что по поверью — у каждого рабочего за пазухой спрятана ку-валда, а на груди — щит против ударов.
Женщина по-прежнему загораживала обзор спереди, и Лёха взглянул в окно, направо, на мутную улицу, где бабки и тележки преобладали, как сахар в сахарном песке.
Бабушка с клетчатой тележкой поправила платок, по-смотрела на Лёху с той стороны аквариума, плюнула в его сторону и дальше покатила тележку за едой.
Толстые ноги бабки похожи на ноги женщины напротив, но Лёху в тот момент больше озадачил плевок старушки: зачем старая плюется сквозь новые вставные зубы?
Кому предназначен плевок? Ему?
Толстой тетке напротив?
Или — плевок в пустоту, а бабка не видела ни Лёхи, ни толстую, предположительно раньше — худую, и также предположительно — балерину напротив Лёхи?
Если бабка просто плюется, то венок ей от внуков в утешение.
Если плюнула на Лёху со значением, из презрения к его лицу, то — плевок на рабочую честь; не смешно, а — грустно, когда в бывшей стране рабочих и крестьян старая революционерка плюется в сторону рабочего, который на станке вытачивает железный хлеб.
Может быть, бабка в Революцию воевала на стороне Колчака, а в голодные годы спекулировала хлебом, копила золото и воровала колоски с полей, где крестьянин полил землю кровью?
Чем бабка с тележкой лучше балерины с Лунообраз-ной физиономией и пристальным взглядом в душу Лёхи?
С огромным трудом толстая женщина напротив за-кинул ногу на ногу, при этом задела штанину Лёхи, вроде бы нечаянно, но Лёха знал — нарочно, специально в ответ на его закидывание ноги — так завистливая собака лопнет от обжорства, но у кошки еду съест.
Два оскорбления в течение двух минут: плевок ста-рушки, а сейчас Лёха не сомневался, что бабка плюнула в его сторону из презрения к рабочей специальности, не баб-ка, а — Каплан с тележкой; второе оскорбление — вызыва-ющее поведение бывшей балерины, нынешней инвалидки по ожирению — нога на ноге, при этом сдирание штанины Лёхи.
Штанина не новая, не чистая — откуда у рабочего че-ловека чистые новые брюки в обтяжку?
Педики из Амстердама щеголяют в новых брюках: не пашут, не сеют, не строят, не занимаются общественным строем, а живут на всем готовеньком — суши, крабы, виски, наркотики, девушки со СПИДом и без.
Лёха не гомосексуалист, даже если бы захотел, а же-лания нет и не возникнет у станка, то его бы не приняли в гомосексуалисты, оттого не взяли бы, не влили в своё об-щество, что Лёха — рабочий, а для гомосексуализма необ-ходим внутренний эстетизм, которого у рабочего в курил-ке не найти со спичками Борисовской фабрики.
Лёха перевел взгляд с опоганенной ногой женщины брючины на нос бывшей балерины — так охотник в пампа-сах водит дулом ружья, выбирает жертву: абориген или — тигр.
Женщина спокойно выдержала осуждающий взгляд Лёха, словно ждала склоки, даже растянула губы в улыбке — чуть-чуть, вроде бы незаметно, для окружающих, но Лё-ха заметил, потому что знал, что женщина издевается, по-этому корчит лицо, словно в театре теней в Токио.
Если балерина, то плясала раньше в Токио, веселила богатых Японцев с рыбой фугу в кармане.
Японцы размахивали флагами, а балерина танцевала, и ветер от флагов задирал её танцевальные юбки Кармен.
В Японии балерина, наверняка, сходила с любовни-ком в театр кабуки; куда еще в Японии пойти, как не в ка-буки?
Больших знаний в кабуки не получила, но лицо рас-тягивает, как змея в гриме.
Не бросит своего занятия балерина никогда, не уйдет из балета, даже, если вес превышает два центнера, как у быка.
Балерина пойдет в театр толстых танцовщиц — Лёха видел, как жирные тетки танцуют балет на потеху одним публикам и на радость, похотливую, с прищуривание глаз и посинением век — других зрителей.
Одни потешаются, а другие развлекаются, полагают балет толстых теток — современным модным течением, большим искусством.
В Японии мало толстых теток, поэтому Японцы с го-товностью приглашают жирных теток из США, где на каждом углу, на каждом шагу человек с избыточным ве-сом, и из России, где мода на толстых женщин только начинается в связи с генномодифицированными продукта-ми, похожими на муляжи с картин Великих Фламандских художников.
Лёха представил, как толстая тетка, что сидит напро-тив, танцует в Японии, а под ней прогибаются доски сце-ны, потому что японская сцена не рассчитана на балерин больше сорока килограммов каждая.
Не раз и не два русские растолстевшие балерины пролетят сквозь сцену Японского театра, пусть кабуки, или не кабуки, а — суши театра.
Злость за тонкие доски пола женщина в автобусе вы-плескивает на Лёху, он в этом уверен, не выдержал при-стального взгляда толстушки, опустил глза на её ботинки — удобные, но ужасающего вида, Луноходы, дутики, похо-жие на мешки для мусора.
«Да, я вчера запорол деталь, много что вчера про-изошло по моей вине, и не всё хорошее — так добродетель-ный отшельник иногда ругается недобрыми словами в ад-рес черта.
Чем особенно я прогневал Судьбу, за что Судьба мне подсунул толстую злую тетку; женщина меня не знает, но ненавидит, сама не осознает за что я попал в её немилость, но я для неё — сгусток тьмы, плебей, сборище всех поро-ков, за это меня тётенька и гнобит, как мыши гнобят кота на макаронной фабрике.
Бабка с тележкой тоже меня возненавидела, терро-ристка со стажем.
Но злость бабки неприцельная, со сбитой мушкой, а толстая тетка сразу увидела во мне врага балета, насильни-ка над действительностью, рабочего парня, а с рабочими у балерин разговор короткий: «Пошел вон, дурак грязный и нищий!»
Заслужил я порицание и укоризну женщины с избы-точным весом, по заслугам в меня бабка плюнула с той стороны аквариума!
Не просто так, ох, как всё непросто!
Вот то-то и оно, то-то и оно!»
Женщина напротив встала, пошла к выходу, при этом теснила Лёху, как собаки теснят баранов в пропасть.
Она отдавила Лёхе ноги, но он терпел, оттого, что за-служил, потому что совершил грех вчера, или много гре-хов, а много грехов, это — один очень большой грех, как снежинки скатываются в комок для Снежной бабы.
Женщина кулем выпала из автобуса, Лёха следил за ней, и, когда автобус тронулся, осмелел и произнёс тихо, но отчетливо:
— Во как!
В лечебнице, во как
Лёха простудился, лечился водкой — внутрь и расти-ранием, и, наверно через кожу много алкоголя вошло в те-ло, потому что Лёха чувствовал себя отвратительно, будто на нем всю ночь станки возили на оборонное предприятие.
Утром Лёха измерил температуру — тридцать восемь и пять, выпил водки, позвонил на завод, отпросился в ле-чебницу и с недовольством поплыл в поликлинику, к терапевту, словно искал бальзам долголетия.
В регистратуре Лёха отстоял вечность, почти всю жизнь, но потому что — рабочий человек, терпел, относил-ся к стоянию в очереди с пониманием: в стране кризис, не хватает лекарств, врачей — всё идет на гуманитарную по-мощь дружественным странам.
Старушка под триста килограммов мертвого веса распекала регистратора — тоже старушку, но в пять раз ху-дее, и значит, из одной пациентки по весу выходило пять регистраторш.
Пациентка ругала регистраторшу по делу — затеря-лась карточка в недрах поликлиники, как теряется вишне-вая косточка между ягодиц толстухи.
- ОстанкиНО - Артур Кангин - Юмористическая проза
- Байки от Краба 15. Нарочно не придумаешь - Валерий Гаврилович Карбаинов - Анекдоты / Периодические издания / Прочий юмор / Юмористическая проза
- Второй лишний - Мария Фирсова - Короткие любовные романы / Юмористическая проза
- Очаровательное массовое самоубийство - Арто Паасилинна - Русская классическая проза / Прочий юмор / Юмористическая проза
- Дневник мамы первоклассника - Маша Трауб - Юмористическая проза
- Дневник тестировщика - Юрий Бригадир - Юмористическая проза
- Главное – вовремя хвостиком махнуть - Анна Крылатая - Прочее / Юмористическая проза
- Пять свиданий - Ада Николаева - Периодические издания / Современные любовные романы / Юмористическая проза
- Гарантийные человечки - Эдуард Успенский - Юмористическая проза
- Революция Любви - Владислава Мека - Юмористическая проза