Елисавета вернулась к себе. Но как уснуть? Пришла к Елене. Елена уже проснулась. Елисавета легла с нею рядом под ее одеяло, и говорила ей о любви своей и о своем восторге. Елена радовалась, смеялась, целовала сестру без конца.

Потом Елисавета надела утреннее платье, и пошла к отцу, - рассказать ему о своей радости, о своем счастье.

А Триродов, томимый утреннею усталостью, шел домой по холодным росам, и в душе его были недоумение и страх.

Днем Триродов приехал к Рамеевым. Он привез в подарок Елисавете сделанный им самим фотографический снимок с его первой жены, - на обнаженном теле бронзовый пояс, соединенный спереди спускающимися до колен концами; на черных волосах узкий золотой обруч. Тонкое, стройное тело, - грустная улыбка, - безрадостно темные глаза.

- Отец знает, - сказала Елисавета. - Отец рад. Пойдем к нему.

Когда Елисавета и Триродов опять остались одни, что-то темное вспомнилось Елисавете. Она опечалилась, подумала, вспомнила, спросила:

- А спящий в гробе?

- Проснулся, - ответил Триродов. - Он в моем доме. Мы откопали его кстати, чтобы спасти мать от угрызений совести.

-- Почему? - спросила Елисавета.

Триродов рассказывал:

- Сегодня утром судебный следователь раскрыл могилу. Нашли пустой гроб. К счастью, я узнал вовремя, прежде, чем могли возникнуть новые глупые толки, и дал им объяснения.

- А мальчик? - спросила Елисавета.

- Останется у меня. К матери он не хочет, матери он не нужен, мать получит за него деньги.

Все это Триродов говорил сухим, холодным тоном.

Весть о том, что Елисавета будет женою Триродова, очень различно подействовала на ее родных. Рамеев любил Триродова, и потому был рад сближению с ним; немножко жалел Петра, но и радовался, что его неопределенное положение выяснилось, и что уже он не будет томиться надеждами, которым не сбыться. Но все-таки Рамеев был взволнован почему-то.

Елена любила Елисавету и радовалась ее радости; любила Петра, - и потому радовалась еще более; жалела его, - и потому любила еще более; и так любила, и так надеялась на его любовь, что и жалость ее к нему была ясна и светла. Смотрела на Петра глазами влюбляющими, нежными.

Петр был в мрачном отчаянии. Но Еленины глаза сладко волновали его. Измученное сердце жаждало новой любви, и смертельно тосковало по обманувшей надежде.

Миша был странно взволнован. Краснел, чаще обыкновенного убегал на речку поудить, плакал. А то порывисто обнимал Елисавету или Триродова. Он смутно догадывался, что влюбился в Елисавету. Было стыдно и горько. Знал, что Елисавета и не подозревает об его любви, и смотрят еще на него, как на ребенка. Иногда начинал бессильно ненавидеть ее. Говорил Петру:

- Я бы на твоем месте не вешал носа. Она не стоит, чтобы ты ее любил. Гордячка. Елена гораздо лучше. Елена милая, а та воображает что-то.

Петр молчал, и уходил от него. И то хоть хорошо, что не бранился, и было с кем отвести душу. Быть с Елисаветою и хотелось Мише, и было стыдно, и тяжело.

Мисс Гаррисон не выражала своего мнения. Она уже многим была шокирована, и привыкла ко всему здесь относиться равнодушно. Триродов в ее глазах был авантюрист, человек с сомнительною репутацею и с темным прошлым.

Спокойнее всех была Елисавета.

Мрачный вид Петра угнетал Рамеева. Захотелось Рамееву утешить его хоть словами. Что ж, люди и в слова верят! Лишь бы верить.

Рамеев и Петр случайно остались одни. Рамеев сказал:

-- Признаться, я прежде думал, что Елисавета любит тебя. Или полюбит, если ты крепко этого захочешь.

Петр сказал, грустно улыбаясь:

- Ошибка, стало быть, извинительная и мне. Тем более, что у господина Триродова нет недостатка в любовницах.

- Ошибки всем извинительны, - спокойно возразил Рамеев. - Хотя и горьки иногда.

Петр промычал что-то. Рамеев продолжал:

- Но я внимательно наблюдал Елисавету в последнее время. И вот что я скажу, - ты уж меня извини за откровенность, - теперь я думаю, что с Еленою тебе лучше будет сойтись. Может быть, ты и в своем чувстве заблуждался.

Петр горько усмехнулся. Сказал:

- Ну, конечно. Елена попроще. Не читает философских книжек, не носит слишком античных хитонов, и никого не презирает.

- Зачем сводить все на самолюбие? - возражал Рамеев. - Почему попроще? Елена вполне интеллигентная девушка, хотя и без претензий на ширину и глубину взглядов, - и она милая, добрая, веселая.

- Мне под пару? - с ироническою улыбкою спросил Петр.

- Ну, что ты! - сказал Рамеев. - Да и разве ты, кроме моих дочерей, не можешь выбрать себе в жены любую девушку?

- Где уж мне! - с унылою иронией сказал Петр.- Но я не вижу надобности настаивать. И с Еленою может повториться то же.

Она может найти более блестящего жениха. Да и шарлатанов в духе Триродова на свете немало.

- Елена тебя любит, - сказал Рамеев. - Неужели ты не заметил этого?

Петр засмеялся. Притворился веселым, - или и в самом деле вдруг стало радостно и весело вспомнить о милой Елене. Конечно, любить! Но сказал:

- Да почему ты думаешь, милый дядя, что мне во что бы то ни стало нужна жена? Бог с нею!

- Ты вообще влюблен, как бывает в твои годы, - сказал Рамеев.

- Может быть, - сказал Петр, - но выбор Елисаветы меня возмущает.

- Почему? - спросил Рамеев.

- По-многому, - отвечал Петр. - Вот он подарил ей фотографию с его покойной жены. Голая красавица. Зачем это? То, что было интимным, разве надо сделать всемирным? Ведь она для мужа открыла тело, а не для Елисаветы и не для нас.

- Этак ты и многие картины забракуешь, - возразил Рамеев.

- Я не так прост, - живо ответил Петр, - чтобы не сумел разобраться в этом вопросе. Одно дело - чистое искусство, которое всегда святое, другое дело - разжигание чувственности порнографическими картинками. И разве не замечаешь ты сам, дядя, что Елисавета отравилась этим сладким ядом, и стала слишком страстною и недостаточно скромною?

- Не нахожу этого, - сухо возразил Рамеев. - Она влюблена, - что ж с этим делать? Если в людях есть сладострастие, то что же сделать с нашею природою? Изуродовать весь мир в угоду ветхой морали?

- Дядя, я не подозревал в тебе такого аморалиста, - сказал досадливо Петр.

- Мораль морали рознь, - ответил Рамеев, словно смутясь немного. - Я не стою за распущенность, но все-таки требую свободы мнений и чувств. Свободное чувство всегда невинно.

Петр язвительно спросил:

- А эти голые девицы там в его лесу, все это тоже невинно?

- Конечно, - сказал Рамеев. - Его задача, - усыпить в человеке зверя и разбудить человека.

- Слышал я его разглагольствования, - досадливо говорил Петр, - и не верю им нисколько, и удивляюсь, как другие могут верить таким нелепостям. Не верю также ни в его поэзию, ни даже в его химию. И все-то у него секреты и тайны, какая-то хитрая механика в дверях и в коридорах. А его тихие дети, этого я совсем не понимаю. Откуда они у него? Что он с ними делает? Тут кроется что-то скверное.

- Ну, это работа воображения, - возразил Рамеев. - Мы видим его часто, мы всегда можем притти к нему, мы не видели и не слышали в его доме и в его колонии ничего, что подтверждало бы городские басни о нем.

Петру вспомнилась вечерняя беседа с Триродовым на берегу реки. Его грустные и властные глаза вдруг зажглись в памяти Петра, - и яд его злобы смирился. Странное очарование приникло к нему, и точно твердил кто-то настойчиво и тихо, что пути Триродова правы и чисты. Петр закрыл глаза, - и предстало светлое видение: лесные нагие девы прошли перед ним длинною вереницею, осеняя его тишиною и миром непорочных очей. Петр вздохнул, и сказал тихо, точно усталый:

- Я говорю напрасно эти злые слова. Ты, может быть, и прав. Но мне так тяжело!

Этот разговор все-таки успокоительно подействовал на Петра. Мысли об Елене все чаще возвращались к нему, и все нежнее становились они.

Случилось так, что по какому-то безмолвному, но внятному сговору все старались фиксировать внимание Петра на Елене. Петр подчинялся этому общему внушению, и был с Еленою ласков и нежен. Елена радостно ждала его любви, и шептала, склоняя к русалочьему смеху тихой реки пылающее лицо и разбившиеся кудри:

- Люблю, люблю, люблю!

А когда оставалась одна с Петром, смотрела на него влюбленно испуганными глазами, вся вешне-розовая, вся трепетная ожиданием, в каждым вздохом нежной груди под легкою тканью платья, и всею жизнью знойной плоти повторяла все то же несказанное: люблю, люблю, люблю. И начал Петр понимать, что Елена суждена ему, что волей-неволей полюбит он ее. Это предчувствие новой любви было как сладко ноющая заноза в ужаленном изменою возлюбленной сердце.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ

Местная полицейская власть не очень была искусна в уловлении разбойников и убийц. Да и не очень занималась она этим неблагодарным делом. Не до того ей было в те смутные дни. Зато она обратила свое неблагосклонное внимание на Триродовскую учебную колонию. Остров и его друзья и покровители постарались об этом.

1 ... 30 31 32 33 34 35 36 37 38 ... 41

На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Капли крови (Навьи чары) - Федор Сологуб бесплатно.

Похожие на Капли крови (Навьи чары) - Федор Сологуб книги

Вальтер Эйзенберг [Жизнь в мечте] - Константин Аксаков - Русская классическая проза
Том 5. Литургия мне - Федор Сологуб - Русская классическая проза
Земле земное - Федор Сологуб - Русская классическая проза
Том 2. Мелкий бес - Федор Сологуб - Русская классическая проза
Улыбка - Федор Сологуб - Русская классическая проза
Звериный быт - Федор Сологуб - Русская классическая проза
В толпе - Федор Сологуб - Русская классическая проза
Наивные встречи - Федор Сологуб - Русская классическая проза
Свет и тени - Федор Сологуб - Русская классическая проза
Красота - Федор Сологуб - Русская классическая проза

Оставить комментарий