Рейтинговые книги
Читем онлайн Из несобранного - Константин Бальмонт

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 30 31 32 33 34 35 36 37 38 ... 53

Так вот нет же. По прихоти раскаявшейся Природы, обычно-серый, привычно-холодный и скучный октябрь пришел торжествующе-светлым, увенчан Солнцем, теплый, жаркий, в свите летом невиданных мелькающих бабочек и многочисленных стрекоз, чуть-чуть шелестящих стекловидными крыльями. Куда ни глянь, вьются бабочки. Час их приласкал, и, дети мгновенья, отзывчиво-быстро начали они свой воздушный танец. Утром проснешься и долго нежишься в постели у раскрытого окна, в которое, гудя, залетают шмели и смотрится нежно-сапфировый Океан, ровный, гладкий как озеро, отдыхающий от беспрерывного полугодового ветра и вкрадчиво шелестящий приливной волной.

И нет людей. Какое счастье. Никого. Только синее Небо да зеленовато-голубое Море. Два зеркала Вечности. Глядись в них, душа, увидишь только красоту и никакой помехи.

Я иду купаться. Вода немного жжет, она студеная. Тем живее бежит потом кровь по жилам и позванивают в мысли стихи. Идешь. Согреваешься. Жарко.

А ночью много-много светляков. Им приснилось в теплых травяных келейках, что настала Иванова ночь. Недолго, однако, светили они. Тепло не изменило, но Новолунный Серп превратился в вескую ладью и пролил слишком много магнетического света. Светляки не любят соперничества и в лунную ночь угашают свои фонарики.

Долго ли будет длиться октябрьское лето - тем более желанное, что оно неожиданное и неправдоподобное,- этого я не знаю. Но, поняв, что я прожил на побережье Океана ровно полгода, я решаюсь остаться с Прихотницей-Природой еще полгода для завершения круга - ведь круг в начертании фигура совершенная, а также и потому, что воистину я осуществляю такою жизнью мудрость. Меня подтвердит сын старой Японии Каибара Экикенн. В своей книге "Раккун" ("Философское удовольствие", XVII век) он говорит: "Тот, кто склонен к удовольствиям внутренним и чьи уши и глаза суть посредники, доставляющие ему удовольствия внешние, тот получает усладу безмерную от красоты зримого в Природе и от тысячи вещей, что находятся между небом и землею. Этот разряд наслаждения очаровывает глаза наши всячески, утром и вечером. Те, что любят на это смотреть, делаются владыками гор, вод, Луны и цветов. С ветром поют они, с птицами они состязаются".

1924, 17 октября. Chatelaillon

ЗВУКОВОЙ ЗАЗЫВ

(А. Н. Скрябин)

Он чувствовал симфониями света.

Он слиться звал в один плавучий храм

Прикосновенья, звуки, фимиам

И шествия, где танцы как примета,

Всю солнечность, пожар цветов и лета,

Все лунное гаданье по звездам,

И громы тут, и малый лепет там,

Дразненья музыкального расцвета.

Проснуться в небе, грезя на земле.

Рассыпав вихри искр в пронзенной мгле,

В горенье жертвы был он неослабен.

И так он вился в пламенном жерле,

Что в смерть проснулся с блеском на челе.

Безумный эльф, зазыв, звенящий Скрябин.

В половине апреля текущего года исполнилось ровно десять лет с тех пор, как лучший музыкальный гений начала двадцатого века, Александр Николаевич Скрябин, покинул Землю, которую Музыкою он хотел пересоздать.

Называя имя Скрябина, мы вступаем в мир тех внутренних прозрений, тех лучезарных и вещих свершений искусства, что составляют удел только гениев. Прогалины в новое. Старое, явленное пересозданным, в свете преображения и пресуществления. Вечное, брызнувшее алмазным дождем молний и радуг в наше текущее мгновение. Мгновенное, вне искусства растрачивающееся в дробности малых личных ощущений и - как прибрежные волны Океана тонут в песке тонущее в забвении, но, захваченное безошибочной рукой художника, перестающее быть мгновенным и замыкающее живую игру мига, свет, отсвет, пересветы мгновенья, в нерукотворную оправу Вечности.

Встретиться с гением хоть раз в жизни - редкая удача. Подружиться с гениальным человеком - редкостное счастье, оставляющее в душе светлый след навсегда. Такая удача была мне дарована Судьбою несколько раз в моей жизни, и такое высокое счастье было мне дано, когда я встретился со Скрябиным и мы сразу подружились в 1913 году в Москве, куда я только что вернулся тогда после семи лет изгнания и после моего кругосветного путешествия, открывшего мне чары Южной Африки, Австралии, Южного предполярного Океана, светлой и темной Океании, Полинезии, Меланезии, Яванского моря, Индии.

Когда говорят слова "гений", "гениальный", речь слишком часто становится неопределенной и произвольной. Байрон при жизни считался полубогом - и в Англии, и в других странах. Теперешняя Англия отрицает в нем гения. Шелли прожил свою краткую жизнь в затенении, почти вне прикосновения славы. Теперешняя Англия - и не одна она - считает его самым творческим гением английской поэзии XIX века. Я думаю, что гениальное состояние посещает иногда, на краткий благословенный миг, художников совсем не гениального размаха. Более того, совершенно простой, остающийся без имени человек может сказать иногда гениальное слово - и оно, крылатое, облетает весь объем речи данного народа, а сам человек, его сказавший,- где он? Не доказывают ли это многие народные пословицы, которые умрут последними, когда умрет сам язык данного народа. И нет. Не умрут и тогда. Перейдут из цикла в цикл, от народа к другому народу, зачавшему новую дорогу тысячелетий.

И есть гении, чья гениальность, исполинская и божественная, несомненна. Но в силу некоторых их свойств они окружены упругой стеной холодного - пусть лучезарного - воздуха, которая, не отделяя от них соотечественников и представителей родственных рас, отъединяет от них расу иную. Божественный Данте насчитывает почитателей в России лишь единицами.

И есть гении, которые не только гениальны в своих художественных достижениях, но гениальны в каждом шаге своем, в улыбке, в походке, во всей своей личной запечатленности. Смотришь на такого - это дух, это существо особого лика, особого измерения. Таков был Скрябин.

Я сказал, что Судьба благоволила ко мне в смысле встреч. Да, я видел много людей исключительных. Была у меня незабвенная беседа с великим чтецом душ Львом Толстым. Это - как нерассказываемая исповедь. Я был в гостях у Кнута Гамсуна, и когда, рассказывая мне о своей жизни чернорабочего в Америке, он ходил передо мною взад и вперед по комнате, он походил на осторожного бенгальского тигра, а его бледно-голубые глаза, привыкшие смотреть вдаль, явственно говорили о бирюзе Моря и о крыльях сильной океанской чайки. Я встретил однажды на парижском бульваре Оскара Уайльда, и меня поразило, как высокий поэт, сам загубивший свой блестящий удел, способен быть совершенно один в тысячной толпе, не видя никого и ничего, кроме собственной души. В долгие часы, совсем потопающие в табачном дыме, с Пшибышевским, в Мюнхене, я без конца говорил с ним о Демонизме и дивился на способность славянской души истекать в словах и кружиться не столько в хмеле вина, сколько в хмельной водовертии умозрений. Еще в ранней молодости я бывал в доме у Сурикова, и он бывал у меня, и в каждом слове, в каждом движении этого замечательного художника чувствовалась - так я чувствовал душевная мощь боярыни Морозовой, широкоплечая сила казачества и необъятная ширь Сибири, где Небо целуется с Землей. В те же ранние дни я видел Врубеля, говорил с ним, показывал ему редкий портрет Эдгара По, и, когда он восхищался этим портретом, я поражался, как много из лица Эдгара По в тонком лице Врубеля и как поразительна в двух этих гениальных ликах явственная черта отмеченности и обреченности. В те же ранние дни - еще раньше, совсем юношей - я был в Христиании и в ярком свете летнего дня увидел, как видение, Генрика Ибсена, живого, настоящего Генрика Ибсена, которым я восхищался и которого изучал еще с гимназических дней. Он прошел близко передо мною по тротуару, я имел возможность случайную подойти к нему и заговорить, но он был такой особенный, так непохожий на кого-либо из людей, что сердце мое замерло в блаженстве, и мне не нужно было подходить к нему. Я видел его, как много позднее увидел однажды в Провансе падение болида,- в широком свете небесной неожиданности. Есть видения, которые насыщают душу сразу, вне радости осязания и прикосновения.

Но какая она полная и утолительная, иная радость - видение и прикосновение к зримому редкостному. Из всех перечисленных особенных людей, бывших уже нечеловеками или, во всяком случае, многократно и глубинно заглянувшими в нечеловеческое, в то, что свершается не в трех измерениях, самое полное ощущение гения, в котором состояние гениальности непрерываемо и в лучащемся истечении неисчерпаемо, дал мне Скрябин.

Весна 1913 года в Москве. Увидеть родное после семи лет разлуки. Можно ли сравнить что-нибудь с этим счастьем? Я шел по заветному, на всю жизнь мне дорогому Брюсовскому переулку, и мне хотелось упасть на землю и целовать каждый булыжник, согретый родным Солнцем. И в таком подъеме, в такой крылатости, что все дни и все ночи были один полет,- встретиться впервые со Скрябиным. Я вижу его в окружении лиц, мне дорогих и со мною связанных единством духовных устремлений. Обветренный, философический, терпкий поэт "Земных ступеней" и "Горной тропинки", друг целой жизни Юргис Балтрушайтис. Красивая его жена, пианистка, хорошая исполнительница скрябинской музыки, Мария Ивановна Балтрушайтис. Влюбленный в математику и равно упивающийся красотами норвежского языка и итальянского, персидского и японского, создатель "Скорпиона" С. А. Поляков. Вечно философствующий, как я его называл - лукавый прелат, утонченный, переутонченный рудокоп редких слов и редких понятий Вячеслав Иванов. И сколько еще других. В поэтическом, музыкальном доме Балтрушайтисов встретил я Скрябина, и когда мы протянули друг другу руку и заглянули друг другу в глаза, мы оба воскликнули одновременно: "Наконец-то!" Потому что давно мы любили друг друга, не видя еще один другого. И я угадывал в Скрябине свершителя, который наконец откроет мне те тончайшие тайнодейства Музыки, которые раньше лишь обрывками давала мне чувствовать музыка Вагнера, а у него - сказала и показала мне потом Татьяна Федоровна Скрябина* - в числе заветных книг были отмечены читанные и перечитанные с карандашом мои книги "Будем как Солнце" и "Зеленый ретроград". Тот вечер музыки и поэзии, вечер дружбы и философских бесед, был сродни платоновскому "Пиру", был вечером тютчевского стихотворения, где собеседникам за часами земных упоений открывается небо и смертным взглядам светят непорочные лучи нездешних высот.

1 ... 30 31 32 33 34 35 36 37 38 ... 53
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Из несобранного - Константин Бальмонт бесплатно.
Похожие на Из несобранного - Константин Бальмонт книги

Оставить комментарий