Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Купил? – спросил Тихонин машинально.
– Купил бы, думаю, если б нашел… Но я не стала ждать, когда найдет. Первым же рейсом улетела в Штаты…
– А твой Фил? Он тебя принял?
– Он принял. Моя мать настаивала, чтобы он не принимал, но он принял. Это всё… Как тебе? Много на тебя сейчас обрушилось?
– Да уж, немало, – признался ей Тихонин. – И неожиданно, как всякий камнепад.
Мария рассмеялась, тихо и невесело. Потом заговорила:
– Когда ты мне писал недавно что-то там о каллиграфии, там было что-то о твоем недоумении…
– О тягостном недоумении, – уточнил нехотя Тихонин.
– Я не пойму, чему там было изумляться. Тому, что я вдруг съехала с твоей дороги в сторону?.. Но мы с тобой почти все время были порознь и до Шереметьева. Мы виделись всегда накоротке, всегда с большими перерывами, а, между тем, в жизни перерывов нет. Она – сплошная ткань, а наша с тобой история была – в разных местах разорванный кушак. И не сошьешь концы и не потянешь, чтобы вытянуть судьбу… Тем временем на ткани жизни что-то беспрерывно вырисовывается – то яркое, то тусклое, то и замысловатое… Чего ты ждал?
– …Я чего-то ждал, – постарался вспомнить Тихонин после долгой паузы. – Мне всю жизнь казалось, что моя жизнь еще не началась, но что-то в ней должно случиться, и жизнь начнется, наконец, и мы с тобой навеки будем вместе… Мне так казалось, это правда, но я не верил в это, если честно, и старался об этом не думать, это тоже правда…
– Светает, – перебила его Мария, не скрывая досады. – Надо бы поспать перед дорогой.
Они проснулись поздним утром, вялые и голодные. На прощание портье посоветовал им домашнее кафе на одной из ближайших к холму улочек: там, по его словам, пекли лучший лахмаджун в Бахчедере…
– Наверняка это кафе содержит кто-то из его родни, – сказала Мария, притормаживая машину на узком и извилистом спуске с холма, – но я не понимаю, что такое лахмаджун.
– Местный пирог с мясом и всякой всячиной, – пояснил Тихонин. – Что-то вроде пиццы. Тебе понравится.
– Еще бы! – согласилась Мария, остановив машину у веранды кафе. – Я ничего не ела почти сутки; огурцы не в счет.
Лахмаджун поспел быстро.
– Восторг! – выдохнула Мария, глядя широко раскрытыми глазами, как Тихонин разрезает надвое пестрый дымный круг тонкого теста с печеным фаршем, сыром и овощами…
Переправив на ее тарелку половину пирога, он вдруг спохватился:
– Здесь есть помидоры… Прости, я не подумал.
– Ничего, – успокоила его Мария. – Как-нибудь переживу, смирюсь…
Телефон Марии вдруг пропел начало незнакомой песенки. Должно быть, оттого, что он подал голос впервые на маршруте, песенка эта неприятно поразила Тихонина. Быстро глянув, чей звонок, Мария встала, отошла в сторонку, села за свободный столик к Тихонину спиной и прислонила к уху телефон. Всех слов ее не было слышно, одни лишь английские предлоги, которые она произносила с сильным ударением и громче, чем все прочее, – то есть Тихонин слышал один лишь невесомый лепет или тихий клекот, то и дело прерываемый вскриком «oф!», или «oн!», или «фром!», а то и «граунд!» – это странное на слух чередование угрюмого лепета с ударными предлогами томило нервы, но Тихонин, как ему казалось, невозмутимо доедал свою половину лахмаджуна. Ел медленно, надеясь, что Мария успеет разделить с ним завтрак, но пирог неумолимо остывал, пришлось поторопиться, и прежде, чем она к нему вернулась, Тихонин кончил есть, а ее половина пирога остыла вся…
– Я все понимаю, – произнес Тихонин, стараясь не глядеть, как Мария деловито доедает остывшее тесто, – но наш завтрак вдвоем – это все-таки завтрак вдвоем…
– Ты не понимаешь, – возразила, перебив его, Мария, на что Тихонин никак не отозвался.
Она вела машину молча, и он долго молчал; все же спросил:
– Мы ссоримся?
– Нет, – ответила Мария, не сказав больше ни слова.
Так они и промолчали всю дорогу до самого синего моря, до курорта Кушадасы на эгейском побережье, где их ждала квартира, снятая заранее Тихониным… Больше молчать было не о чем – надо было найти набережную, потом неприметный въезд с нее наверх, в проулок, к дверям дома над нею – навигатор им если чем и помог, так это заблудиться в городских перекрестках, спусках и подъемах с горки на горку… Пришлось звонить хозяйке; с ее помощью Тихонин и Мария наконец добрались до конца маршрута.
Вид на море за раздвижной стеклянной стеной был чудесен, Мария развеселилась, и Тихонин, слушая хозяйку, не переставал улыбаться сам не зная чему. Хозяйка была русской, назвалась Людмилой, поставила на стол бутылку шабли («Это вам от мужа, комплимент»), но предупредила, что попозже, в соседней ее квартире поселятся соседи, тоже пожилые и потому, наверно, тихие. Людмила с балкона показала ближайшие места для купания, но посоветовала съездить на Дамский пляж: название давно ни о чем не говорит, но лучше пляжа во всей округе не найти… Тихонин слушал и не слушал слишком уж подробные рекомендации Людмилы и с нетерпением ждал, когда она умолкнет и уйдет: после бессонной ночи и нервного дня ему хотелось спать. И Мария предпочла бы поскорее уснуть, в чем и призналась после ухода Людмилы… Они все же заставили себя спуститься вниз на набережную, дойти до ближайшего кафе, съесть какой-никакой фастфуд; сразу забыв, что было съедено: доннер-кебаб или пиде, поспешили вернуться и лечь спать. Последним, что увидел Тихонин, засыпая, было лицо массажиста из Бахчедере, который ему улыбался влажными глазами из-под загнутых кверху густых ресниц.
Он спал без снов остаток дня, весь вечер и всю ночь словно на дне норы. Когда во тьму норы начал проступать свет утра – потянулся к свету, но кто-то не пускал, тащил назад и вниз одной лишь силой звука, и этот звук был – из пережитого… Вполне проснувшись, он увидел над собой глаза Марии; она произнесла:
– Я допускаю, что нам это снится.
За стеной звучал давно забытый, хорошо знакомый металлический дробный стук – настойчивый, как бы раздумчивый, с железно тяжким ударом перед каждой быстрой паузой в этом раздумье… Тихонин вспомнил радостно:
– Возврат каретки!..
– Я догадалась, – Мария провела ладонью по его губам. – Какой-то беспокойный гость из прошлого.
Звук пишущей машинки не смолкал ни на минуту, пока они предавались осторожной, все более уверенной утренней любви; машинка стрекотала в час
- Призрак любви. Женщины в погоне за ускользающим счастьем - Лиза Таддео - Биографии и Мемуары / Семейная психология / Русская классическая проза
- Жизнь и приключения Тамары Ивановны продолжаются! - Любовь Игоревна Лопаева - Русская классическая проза / Юмористическая проза
- Вальтер Эйзенберг [Жизнь в мечте] - Константин Аксаков - Русская классическая проза
- Изверг - Olesse Reznikova - Драматургия / Русская классическая проза
- Счастливое общество - Андрей Михайлович Гильманов - Русская классическая проза / Современные любовные романы / Социально-психологическая
- Возвращение вперед - Самуил Бабин - Драматургия / Русская классическая проза / Прочий юмор
- Памяти Тамары Григорьевны Габбе - Лидия Чуковская - Русская классическая проза
- Призрак театра - Андрей Дмитриев - Русская классическая проза
- Под каштанами Праги - Константин Симонов - Русская классическая проза
- Счастливое открытие - Николай Каронин-Петропавловский - Русская классическая проза