Она проводила глазами мужа, что выбирался наружу по снежному коридору, и, почувствовав порыв ледяного воздуха, забралась глубже под шкуры. Прижав к себе дочь, Мэри спокойно задремала.
— Мэри! — услышала она чей-то знакомый голос и подняла голову. Пасынок стоял, сжимая в руках гарпун. «Мамочка! — Энни откинула шкуру, что прикрывала выход наружу и повторила:
«Мамочка, ты только не волнуйся, там Генри…
— Джон, выйди, и присмотри, чтобы с отцом все было в порядке, пусть ведут его сюда, — спокойно сказала Мэри. «Энни, положи Марту в колыбель, последи за ней».
— Несут, — сказал юноша, и Мэри увидела слезы, что стояли в голубовато-серых глазах.
«Мэри, это я виноват, я не усмотрел за папой, я просил, чтобы он не уходил один, но папа сказал, что волноваться нечего, и он сейчас вернется.
— Иди, милый, — попросила Мэри. «Будь с отцом, пожалуйста».
— Он упал в полынью, — отвернувшись, сказал Джон. «Поскользнулся и упал. Мэри, — голос юноши задрожал, — я никогда не прощу себе, никогда…»
Мэри посмотрела на Марту, и вспомнила тихий, едва слышный голос: «Холодно, как холодно, Мэри. Обними меня, вот так…, Прости, я… — Генри замолчал. Она, прижимая его к себе, что есть силы, согревая своим телом, прошипела: «А ну хватит, ты не умрешь, я не позволю!»
— Я хотел доказать, что могу…, - прошептал муж, и, закрыв глаза, добавил: «Спать…».
— Сирота, — горько сказала женщина, глядя на дочь. «Господи, ну сделай так, чтобы она была счастлива».
Мэри укрыла их обеих шкурой и, устроившись на боку, глядя на неверный огонек лампы, — задремала.
Ей снилась река — огромная, широкая, и Мэри подумала: «Она на Двину похожа, и лес вокруг такой же». Дом стоял на откосе холма — большой, крепкий, и Мэри, приглядевшись, увидела серые, каменные стены крепости, что поднимались вверх — совсем рядом. Пахло распиленным деревом и соленым, свежим ветром. Из распахнутых окон донесся плач младенца и девочка, — с заплетенными, бронзовыми косами, зеленоглазая, высунувшись во двор, весело сказала: «Проснулся, мамочка!».
Каяки медленно двигались в тихой, бирюзовой воде. «Вон там, — показал Литтл. «Амарок говорил, что видел одного, самца, но другие наверняка тоже рядом».
Мэри взглянула на плоский, еще заснеженный берег. «Ну, — она почесала подбородок рукоятью кинжала, — как мы знаем, медведи недавно стали покидать убежища, весна в этом году теплая, так что наверняка там и самки с детенышами есть».
— Мясо-то у них невкусное, — пробормотал кто-то из моряков. «Уж лучше оленина, или то, что местные с запада привозили, на говядину похоже».
— В нашем положении, — присвистнула Мэри, — нам любое мясо пригодится. Тем более шкуры, — так что, — она приподнялась, и, достав подзорную трубу, осмотрела берег, — выходим на сушу, господа. И осторожней, без моей команды не стрелять. Особенно тебе, Джон, — она со значением посмотрела на пасынка и тот чуть покраснел.
— Хорошо, что миссис Браун на два месяца позже меня родила, — подумала Мэри, проверяя мушкет. «Теперь хоть на день можно Марту с ней оставить, покормит, не брать же младенца сюда, к медведям, — она усмехнулась, и, как делала каждый день, — взглянула в пустую, бесконечную гладь залива.
На горизонте виднелись снежно-белые вершины айсбергов, сотни, тысячи птиц метались над водой, вдали Мэри заметила тюленей, что нежились под солнцем на краю большой льдины.
Она, на мгновение, застыла, и, опустив подзорную трубу, сказала: «Парус, господа».
Капитан проснулся, почувствовав, что корабль замедлил ход. В каюте было тепло, и он, еще не открывая глаз, подумал: «Уже рассвет». Николас, на мгновение, прижался щекой к рыжим, пахнущим апельсином волосам, и тихо сказал: «Пойду, проверю, что там, ветер не менялся, но мы почему-то останавливаемся».
Констанца сонно кивнула, и, повернувшись, подставила ему губы. Николас коснулся ладонью большого живота и тихо сказал то же самое, что говорил ей каждый день: «Я люблю тебя».
— Я тоже, — она была совсем рядом, и капитан, с сожалением вздохнув, обняв ее еще раз, — стал одеваться. В дверь каюты уже стучали.
Он пристегнул шпагу и вышел в узкий коридор. «Каяки, — сказал Волк, что стоял, прислонившись к переборке. «Три каяка с людьми, судя по одежде — местные».
Николас хмыкнул и потер короткую, темную бороду. «Твоя же вахта сейчас, да? Координаты определил?»
Голубые глаза Волка заискрились смехом. «Ты меня учил, Констанца меня учила — так что, да, все отметил на карте. Пойдем, — он кивнул на трап.
На палубе пахло тающим льдом и весной. Николас поднял голову и посмотрел на птиц, что вились над мачтами «Ворона».
— Вот, — сказал Волк, подзывая его к борту корабля. Николас принял от него подзорную трубу и пробормотал:
— Слишком далеко, ничего не увидеть толком, но да, — судя по всему, местные. Где мы сейчас? — он взглянул на карту и покачал головой: «Это не мыс Надежды, мы сейчас севернее, сам видишь, — он показал на далекий, заснеженный берег, — тут еще холодно».
— А открытая вода уже есть, — возразил Волк.
— Это нам просто повезло, — вздохнул Николас, — и то, ты же сам помнишь, я говорил тебе — мы удачно проскочили в залив, могли бы упереться во льды и стоять тут до мая, а то и позже».
— Погоди-ка, — Волк замер, и, помолчав, спросил: «Слышишь?»
Николас насторожился — вдали раздался слабый звук одиночного выстрела.
— На их поселение могли напасть, — медленно сказал Николас и, повернувшись к первому помощнику, велел: «Мистер Хантер, заряжайте орудия, дадим предупредительный залп».
— Вот и пушки пригодились, — рассмеялся Волк, — хотя их у тебя всего две.
— А здесь больше и не надо, — отмахнулся Николас и увидел жену, что поднималась на палубу.
Тунерк выбежал вслед за ней, и, поставив лапы на борт, — звонко залаял.
— Вы уже с ядрами на белых медведей охотитесь? — Констанца, в просторной меховой парке, посмотрела на горизонт, и, вздохнув, достала короткую, изящную подзорную трубу.
Приглядевшись к горизонту, женщина сказала: «Это Мэри, вон, в каяке стоит, рукой машет».
— Но как? — удивленно пробормотал Николас. «Мы же не смогли…, - он повернулся к Волку.
— Моя труба лучше, — сладко улыбнулась ему жена. «Так бывает, иногда какие-то линзы получаются сильнее».
— Ну-ну, — проворчал капитан и жалобно попросил: «Можно?».
Он прищурился и, так и, не опуская подзорной трубы, сказал: «Прибавьте парусов, мистер Хантер, мы идем к ним».
Николас наклонился к уху жены и шепнул: «И все же тебе стоило остаться в Гренландии, подождать нас. Сколько еще осталось? — он взглянул на виднеющийся под паркой живот.
