что с нее хватит пистолетика, который мы нашли чуть раньше. Старинная штуковина, но работала как часы.
– Почему же вы передумали дарить ей медальон?
Байрон кашлянул и ответил.
– Это был наш предпоследний забег, Гуров. Но никто из нас об этом еще не знал. Мы не учуяли, что ты дышишь нам в спину. Мне вообще в тот год не везло. Я случайно узнал, что Катя-то моя любила не только меня. Кудесника нашего она тоже по ночам обнимала.
– Значит, Катя не знала о том, что вы хотите сделать ей подарок? – спросил Лев Иванович.
– Знала.
– Где спрятан медальон?
Запись зафиксировала громкий шорох.
Гуров вспомнил, что как раз в этот момент заворочалась Марина, спавшая на соседней кровати.
– Она тоже хотела это знать, – продолжил Байрон. – Приехала сюда только за этим. Наверное, как-то узнала о том, что недолго мне осталось воздух коптить. Пришла, испугалась, заревела, рассказала, почему не появлялась так долго. Мне было не особо интересно, но почему бы не послушать? О том, что нас задержали, она догадалась сама, когда никто не вышел на связь. После приехала к Кудеснику, а там возле подъезда стоит полиция. Вот Катя и сбежала, Гуров. Знаешь, куда подалась? В Италию. Деньги у нее были, я ее никогда не обижал. Думаю, она откладывала все, что я ей давал до тех пор, пока ты нас не вычислил. А иначе откуда у нее бабло? С пустым кошельком эта милашка не уехала бы. Там вышла замуж, но клялась мне, что супруга никогда не любила. Знаешь, почему она вернулась в Москву?
– Почему?
– Сказала мне, что совесть ее заела.
– Отличная история. Душещипательная, – сказал Гуров.
– Мне тоже так сначала показалось. А потом она прямо спросила про медальон, заявила, что в память обо мне будет носить его вечно. Не знаю, на что эта особа рассчитывала, но я ей ничего не сказал. Ой, видел бы ты, Лев Иванович, как она изменилась. В момент! Я ей говорю: «Не держи меня за дурака». А она: «Сделай напоследок что-то полезное. Хоть раз в жизни. Тебе все равно не выбраться отсюда. Сдержи слово». Это я должен, значит, все-таки подарить ей то, что обещал. Она обо мне не вспоминала целых десять лет.
Гуров слушал запись разговора, а перед глазами у него стояла картина: больничная палата, полумрак и темное пятно вместо лица на подушке.
– Она, уходя, оставила мне номерок. Сказала, что если передумаю, то могу позвонить ей. Бумажка на тумбочке была, я ее не трогал. Может, упала куда-то. Ты поищи.
Бумажка обнаружилась не на тумбочке, а в ящике.
Левинский слабо улыбнулся и сказал:
– Вот так. Теперь ты найдешь ее. Не доверяй тем, кто рядом с тобой, Гуров. Ты хороший человек, хоть и мент. А мне без разницы, где подыхать? Вон даже дочка приехала. Лежу в тепле, за окнами лес. В камеру больше ни ногой. Отмотал срок, хватит. Везде есть свои плюсы, Гуров. Я тебе вот что скажу. Катя вполне могла убрать и Семена, и Андрюху. Если ты ее найдешь, то, будь другом, передай ей привет от меня, скажи, что это я тебя на нее навел. Обещай, слышишь?
Речь Левинского совсем потухла. Он еле-еле шевелил губами.
Гуров прилагал большие усилия, чтобы разобрать слова, поднес телефон к губам слабеющего человека и спросил:
– Где ты спрятал медальон, Байрон?
Но тот уже ничего не слышал, отвернулся, дал понять, что говорить больше не будет.
На этот раз сыщик не стал его тормошить. Он и так выжал из него больше, чем рассчитывал.
Лев Иванович встал со стула, придвинул его обратно к стене, взглянул на Марину, которая до сих пор крепко спала, остановил запись и спрятал телефон.
В дверь кто-то стучал уже давно. Просто во сне сыщику казалось, что все эти звуки ненастоящие.
На часах была половина девятого утра. Гуров быстро влез в джинсы и свитер. Про обувь он и не подумал.
Оказывается, его разбудила Марина.
– Все, – безучастно произнесла она.
Все. Как много в этом слове. Огонь, вода и медные трубы.
А закончил ее отец так, что даже надгробия с именем и датами на его могиле не будет. Лев Иванович уже пожалел о том, что не смог поговорить с ним подольше.
– Можно войти?
Полковник отступил в сторону.
За спиной у Марины мотался полупустой рюкзак, с которым она приехала сюда.
– Вы даже в своем номере не были, – сказал Гуров.
– Всю ночь провела в палате. Даже поспать удалось. Но сейчас ощущение такое, словно меня избили, – проговорила женщина, села на кровать и уронила рюкзак на пол.
Сыщик вспомнил про мобильный телефон, который лежал рядом с подушкой. Теперь его нигде не было.
– Минутку, – произнес полковник и принялся перетряхивать белье.
Телефон обнаружился под кроватью на полу. Гуров обернул его проводами от наушников и положил в карман сумки.
– О чем вы с ним говорили? – спросила Марина.
– Это по работе, – пропыхтел Лев Иванович, натягивая носки.
– По какой такой работе?
– Долго рассказывать.
– А вы попробуйте, – заявила она.
Ситуация складывалась неловкая. Лев Иванович почему-то вспомнил о жене. Без всяких предпосылок. Но к нему в номер пришла молодая красивая женщина и вела себя так, словно была готова на все ради достижения своей цели. Гуров не был железным человеком, но очень не хотел сдаваться.
Марина подошла к окну и скрестила руки на груди. Слез на ее лице не было.
– Мы успели поговорить, – произнесла она. – Он хоть на внучку посмотрел. Я показала ему фотографию Карины. Почему я не взяла девочку с собой? – Голос ее дрогнул, но Марина тут же взяла себя в руки.
Она обернулась и взглянула на взъерошенного сыщика, опустившегося на одно колено и завязывающего шнурки.
– Просто я подумала, зачем второй номер? Я могла бы остаться здесь.
Гуров распрямился, отряхнул штанину.
– В каком смысле, Марина? – спросил он.
– Я побуду в поселке еще какое-то время. Надо организовать похороны.
– Вас ждет другой номер, – сказал Лев Иванович. – Никаких трудностей с заселением у вас не будет.
– Я не хочу другой.
– Иного варианта я не вижу, Марина. Может быть, я могу чем-то помочь? Договориться с похоронной службой?
– Нет, не можете, – ответила она. – Папа останется здесь, его тело мне не отдадут.
– Денег у вас хватит?
– Хватит. Но я не хочу оставаться одна.
– Не понимаю вас.
На самом деле он все понял правильно. Марине хотелось близости, и она была готова пуститься во все тяжкие. Такое часто случается с людьми, пережившими сильный
