Уточнять я не стала. Завернувшись в одеяло, я бросилась петлять по лесу, надеясь, что второго неспящего медведя не встречу. Что же до других зверей, то пусть они хотя бы встречаются по очереди. Я еще с первым хищником – или хищниками – не разобралась.
И только обежав холм, я подумала о том, что Касьяну могла понадобиться помощь. Дом давно скрылся за черными стволами, вокруг меня вздымались мрачные пики елей, трещал мороз, и я нырнула в первую попавшуюся пещерку под еловыми ветками, заваленными снегом. Там и предалась мукам совести. Та часть меня, которая все еще испытывала благодарность за спасение, и которой, очевидно, Касьян приглянулся, требовала поднять замерзший зад и выручать хозяина дома. Но другая, та, которая всегда отвечала за выживание, логично предположила, что Касьян сейчас либо мертв, либо проявил свои суперспособности, которые помогали ему выслеживать меня в лесу, и сам спас себя от медведя, закрывшись, например, в бункере.
Ему там тепло и хорошо, не то, что мне. Наверняка под каждой комнатой у него имелся люк, ведущий в погреб. Последняя мысль звучало достаточно убедительно, чтобы я успокоилась и подумала о себе. Мое положение было куда менее завидным. Вот наступит утро, тогда и проверю, как он там. Закутавшись в одеяло, я закидала дыру изнутри снегом и, скорчившись, принялась дожидаться рассвета, уверенная, что не засну. Однако за тот бесконечный вечер я обманула себя дважды, потому что через пару минут уже отключилась, потеряв последние силы.
Глава 14
Где-то в середине ночи меня разбудил свет фонарика, чиркнувший по моей снеговой пещере. В любом случае я бы скоро проснулась от холода. Вокруг ели кто-то шарахался, но для медведя ступал слишком легко, а для волка или другого хищника поменьше – слишком неторопливо.
– Северина! – услышала я голос Касьяна и испытала странные эмоции. С одной стороны – облегчение от того, что он жив, с другой – настороженность, потому что предпочла бы, наверное, медведя. Есть ли у него оружие? Прошел ли приступ? Что у этого психа сейчас на уме? Судя по темноте и ярким всполохам света, мельтешащего по сугробу над моей головой, ночь была в самом разгаре. Да и чувствовала я себя так, будто по мне грузовой состав прошелся. Уже привычно ныло все тело, но особенно сильно – укус на шее, который оставил Касьян. Человеческие укусы, вообще, заживают плохо. Я дотронулась до воспалившейся ранки и поморщилась.
– Прости меня, – тем временем, фонарик мельтешить перестал, а голос раздался чуть ниже, будто Касьян присел. – Ты ведь там, я знаю. Вылезай, лесная фея, я не хочу лечить тебя еще и от пневмонии. Мне придется менять лекарства, последнее подвело. Это из-за него случился приступ. Я очень перед тобой виноват, но сейчас со мной все в порядке, а с тобой – нет. Дома тепло, и я чай поставил.
– А что с медведем? – крикнула я.
– Каким медведем? Только галлюцинаций еще не хватало. Теперь я по-настоящему встревожен. Не вылезешь сама, вытащу силой. Эти снеговые пещеры обманчивы, в них нельзя спать, только на время спрятаться, бурю, например, пережить. Ты уже очень долго в ней сидишь.
Вот еще, будет он меня учить! Возмущению не было предела, а что про медведя – в нем уж я точно была уверена. Но понимая, что любые споры с Касьяном сейчас – это лишь трата сил, я вздохнула и полезла наружу, не желая, чтобы он вторгался в мой маленький снежный мирок. Какое-то время мы молча пялились друг на друга. Он – на меня, завернутую в одеяло, я – на его темный силуэт. Потом Касьян догадался, что я ничего против света не вижу, и посветил себе в лицо. Усталое, с кругами под глазами, но с вполне осознанным взглядом. Если он и притворялся, нацепив маску заботы обо мне, то вполне умело. Подумав, я решила довериться. Проводить оставшуюся часть ночи в снегу не было никакого желания, а слова про горячий чай и вовсе звучали волшебно.
– Завтра вызываешь мне вертолет, – сказала я, наставив на него палец.
– Как скажешь, – серьезно кивнул Касьян.
– И медведь был! Он вломился в дом и напал на тебя.
– Как скажешь, – повторил этот несносный тип, и я решила тему не продолжать.
Когда я увидела погруженный в темноту дом, сразу захотела повернуть обратно, к ставшей родной ели, но для этого надо было одолеть Касьяна, который возвышался громадой сзади, следуя по пятам.
– Электричество отрубилось, – объяснил он. – Такое бывает. Утром посмотрю, что там с генератором.
Подумав, я согласилась. И, правда, зачем сейчас свет? Все, о чем я мечтала, это оказаться в нормальной кровати и растянуться на ней под теплым, тяжелым одеялом. Если у Касьяна не окажется запасного, мне и мое одеяло из леса сгодится.
У Касьяна нашлось не только новое одеяло со свежим бельем, но и заварник с горячим чаем, и свежий лимон, и вазочка с медом, ложку которого он заставил меня съесть. Все это он притащил в мою комнату, глядя на меня с нескрываемым обожанием. Я так и эдак пыталась истолковать его взгляд, но решила, что он передает именно это чувство.
Сморщившись от чересчур приторного вкуса меда, я рассмешила Касьяна, а когда он попробовал мед и тоже скорчил гримасу, не удержалась от смеха и сама.
Все ужасы последнего дня – бег по ледяной реке, разборки с Касьяном на лесопилке, его дикие игры на раздевание, встреча с медведем, – теперь казались сном. Я вдруг поняла, что самое важное – то, что он жив и сумел вернуть себе рассудок. Медведь же либо ушел сам, либо его застрелил Касьян, спрятав тушу в одном из бункеров.
Я не знала, кто подался вперед первым – я или он. Осознала только то, что секунду назад я стояла у окна, а он – у столика с чайными приборами, но вдруг его там уже не оказалось, он будто волшебным образом переместился из одного угла комнаты в другой, ко мне, и его рука ласково коснулась моей. Его рот нашел мой, словно всегда знал дорогу, а я… я не оттолкнула.
Его губы были теплыми, а руки – сильными, твердыми и одновременно нежными. Пальцы Касьяна зарылись в мои волосы – дороги назад не было. Мы отчаянно целовались, я прогнала из головы все мысли, а вокруг нас плясали тени, отбрасываемые единственной свечей, которую Касьян принес вместе с чаем.
Время словно застыло, когда я выскользнула из своей
