Форма входа
Читем онлайн Москва акунинская - Мария Беседина
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
Когда Заика выпьет яд и выйдет умирать на бульвар… я вызову городового, который всегда стоит на Трубной площади. Факт смерти от отравления будет зарегистрирован официальным представителем власти, а если Заика к моменту появления полицейского еще не потеряет сознания и если у него есть хоть капля совести, то он успеет дать показания…» Под бульваром подразумевается Рождественский.
Сам Фандорин разъезжает по здешним краям на собственноручно сконструированном «диковинном трехколесном экипаже, движущемся безо всякой конной тяги», как определяет его все тот же Вельтман. Недалекий Вельтман и автомобиль, которому Фандорин дал название «Ковер-самолет», «герои» сразу двух романов серии — «Любовник Смерти» и «Любовница смерти». Схожесть их названий не случайна — описанные события развиваются параллельно, и мы как бы рассматриваем действия Фандорина, одновременно распутывающего два дела, под различными углами зрения. Столь редко встречающийся тип организации сюжета позволяет читателю получить дополнительное удовольствие, сравнивая оба текста. Вот, например, Фандорин со своим протеже Сенькой Скориковым, изображающим «еврейского мальчика Мотю», навещает Вельтмана («Любовник Смерти»): «Доктор был щупленький, взъерошенный и все моргал глазами. На Сеньку устави лея с испугом, в ответ на вежливое «доброго здоровьица» неопределенно кивнул.
— Это кто? — шепотом спросил Скорик инженера, когда мухортик, кряхтя, полез садиться.
— Неважно, — мрачно ответил Эраст Петрович. — Это п-персонаж из совсем другой истории, нашего сегодняшнего дела не касающейся. Едем на Рождественский бульвар. Марш-марш!»
А вот продолжение этой поездки, но уже из романа «Любовница смерти», на этот раз в восприятии самого Вельтмана: «Мы доехали до Рождественского бульвара на моторе. Я сидел между Гэндзи и его странным спутником, вцепившись обеими руками в поручни. Кошмарным агрегатом управлял еврейчик…»
А сейчас вспомним о событии, которое непосредственного отношения к Фандорину не имеет, но тем не менее представляет для нас интерес и вполне вписываются в тему. В доме на углу Рождественского бульвара и Малого Кисельного переулка в 1881 г. умер богатый чаеторговец Алексей Семенович Губкин. По Москве пронесся слух, что во время поминок будет роздана богатая «благостиня». Профессиональные нищие и просто бедный люд со всего города в назначенный час собрались у Губкинских ворот. Полиция не сумела организовать порядок в возбужденной толпе, и в начавшейся давке погибло 10 человек. До сходной трагедии на Ходынке (1896 г.) москвичи рассказывали о случившемся как об одном из самых страшных эпизодов жизни города. До сих пор многие исследователи, упоминая о Ходынке, проводят параллель между ней и похоронами Губкина. Однако 9 марта 1953 г. на Трубной площади произошла другая трагедия, описания которой не столь широко известны и не так популярны, но ужасы Ходынки перед ней бледнеют.
Была сделана попытка упорядочить людские потоки, стекавшиеся к Колонному залу для прощания с выставленным там телом И. Сталина, — часть улиц перекрыли, а вдоль оставленных для прохода стояли ограждавшие проход грузовики. На Трубной площади этот «коридор» поворачивал, образуя угол. Здесь произошло то же, что и за 57 лет до этого на Ходынке. Вот что рассказывал в 2002 г. корреспонденту газеты «Факты и комментарии» Олег Кузнецов, оказавшийся в тот день в гуще событий: «Крики раздавались все чаще. Я видел, как солдаты втаскивали за поднятые вверх руки детей и женщин, прижатых к автомашинам «ущелья», и ставили их рядом с собой в кузовах. Можно было уйти с площади, проползая под автомашинами, но не все догадывались об этом и не все могли это сделать. Меня уже мало интересовало происходящее вокруг, я понял, что надо спасаться. Грудь была сдавлена, я, как многие другие, стал задыхаться… Как вдруг началось что-то совсем непонятное, почти мистическое: плотная, спрессованная толпа начала медленно раскачиваться. Сначала испуганные орущие люди наклонялись вперед, как мне показалось, до 45 градусов над землей, а затем так же наклонялись назад.
После двух-трех сильных наклонов, неестественных для человека, я почувствовал, что, если сейчас же не вырвусь из этого адского потока, мне конец. Вот тогда я впервые узнал, что такое панический страх толпы. Люди заражались им друг от друга… Утром следующего дня на площади лежала огромная куча разной обуви…
…Мне посоветовали не спускаться на Трубную площадь, уверяя, что туда меня не пустят — ее якобы моют с ночи… В то утро мыли «трупную площадь», как ее некоторое время шепотом называли москвичи. Ходили упорные слухи, что на тризне вождя погибло несколько сот человек. Сложно сегодня с уверенностью сказать о количестве жертв. Но одно я знал точно: если из спрессованного людского пласта кто-то падал на асфальт, шансов подняться у него не было — человека просто растаптывали».
Как видим, в чем-то История повторяется…
Нас ждет следующий пункт экскурсии. Проходим по Рождественскому бульвару, не забыв на площади Сретенских ворот бросить взгляд на улицу Большая Лубянка. Это на нее сворачивал фаэтон Амалии-Клеопатры («Азазель») в эпизоде, когда Фандорин старается выяснить адрес красавицы. Следуя за фаэтоном, Эраст Петрович отмечает, «как тот поворачивает на Большую Лубянку». Вы знаете, что погоня привела Фандорина в один из переулков, прилегающих к улице Сретенка. Туда и лежит наш путь.
Сретенка
В 1397 г. великий князь Московский Василий I, окруженный толпой придворных и взволнованных горожан, выехал на Кучково поле, чтобы торжественно встретить дорогую и необычную гостью — в город прибывала чудотворная икона Владимирской Божией Матери. Празднование годовщины этого события — сретения (то есть встречи) — с тех пор стало всемосковским праздником. На месте «сретения» был заложен мужской монастырь, в названии которого запечатлелось это важное в религиозном (а по меркам того времени — соответственно, и в политическом) значении событие.
Сретенка у Сухаревской башниПроходившая мимо монастыря дорога к торговому порту на Белом море — Архангельску, войдя в городскую черту, получила название Сретенской улицы — по монастырю. Название Сретенских ворот Белого города, как и более поздние топонимы — площадь Сретенских ворот, Сретенский бульвар, даже Сретенский тупик, — также образованы от названия монастыря.
Для москвоведов Сретенка интересна сохранившейся планировкой XVII–XVIII вв.
Представим себе этот район Москвы XIX в. таким, каким мог видеть его Эраст Фандорин.
На Сретенке никогда не селилась знать — здесь находились ремесленные слободы. О них напоминают названия переулков — Колокольников, Печатников, Пушкарев. Кстати, именно «под табличкой «Колокольников пер.» лейтенант Дорин впервые встречает свою похитительницу Ираиду Петракович («Шпионский роман»). Где-то в глубине переулка поместил Акунин и «трехэтажный дом с осевшей крышей и выбитыми стеклами» — место пленения Егора.
Другие многочисленные переулки, отходящие от Сретенки в обе стороны, по традиции сохранили фамилии наиболее заметных домовладельцев, например Ащеулов переулок, обязанный своим названием «артиллерийскому слесарю» Ащеулову. Для поклонников Фандорина этот переулок — одно из культовых мест, именно здесь, вернувшись в Москву после долгого отсутствия, под именем господина Неймлеса (то есть Лишенного имени, Безымянного, — явная отсылка к Буссенару) селится Эраст Петрович!
Сенька Скориков становится свидетелем вселения Фандорина и Масы в новую квартиру: «А как шли обратно по-за Сретенкой, Ащеуловым переулком (Сенька солидно помалкивал, Михейка тараторил без умолку, восхищался), видят — две коляски стоят перед неким домом. Чемоданы вносят с заграничными наклейками, коробки какие-то, ящики. Видно, приехал кто-то, заселяется…
Первым в подъезд барин вошел. Его Сенька толком не разглядел — видел только широкие плечи и прямую спину, да седой висок из-под цилиндра. Однако барин был хоть и седой, но, судить по звонкому голосу, не старый. Крикнул, уже из парадного, немножко заикаясь:
— Маса, п-пригляди, чтоб фару не разбили!
Распоряжаться остался слуга. Не то китаец, не то туркестанец какой — короче, низенький, кривоногий, с узкими глазенками. Одет тоже чудно: в котелке и чесучовой тройке, а на ногах заместо штиблет белые чулки и потешные деревянные шлепанцы навроде скамеечек. Одно слово — азиат.
Носильщики в кожаных фартуках с бляхами (вокзальные — значит, барин на железке приехал) вносили в дом всякую всячину: связки книг, какие-то колеса на каучуковых шинах с блестящими спицами, медный сияющий фонарь, трубки со шлангами» («Любовник Смерти»; Сенька, а вместе с ним и читатель видят детали «Ковра-самолета»).
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Москва акунинская - Мария Беседина бесплатно.
Похожие на Москва акунинская - Мария Беседина книги
- Ультиматум. Ядерная война и безъядерный мир в фантазиях и реальности - Владимир Гаков - Филология
- Расшифрованный Достоевский. Тайны романов о Христе. Преступление и наказание. Идиот. Бесы. Братья Карамазовы. - Борис Соколов - Филология
- История русской литературы XVIII века - О. Лебедева - Филология
- Алхимия слова - Ян Парандовский - Филология
- Путеводитель по повести А.П. Платонова «Котлован»: Учебное пособие - Наталья Дужина - Филология
- «Столетья на сотрут...»: Русские классики и их читатели - Андрей Зорин - Филология
- Готическое общество: морфология кошмара - Дина Хапаева - Филология
- Набоков - Алексей Зверев - Филология
