Форма входа
Читем онлайн Роза ветров - Михаил Шушарин
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
И помаялся же в то время наш Афоня. Каждый день к воротам, где он на артскладе служил, посыльные от этого князя приходили. Извели мужика начисто. Один раз утром извещение получил — посылка. Побежал на почту, подают бумажную трубу, длиной с метр. Разорвал бумагу, глядит — цеп! Ну да! Та самая штука, древнейшее наше орудие, каким мы и наши деды пшеницу молотили! Посмеялся Афоня: сеструха на выдумки — ухо с глазом, хлебом ее не корми… Назначили они с князем поединок. У заплота, за городским садом. Уморушка. Бил его Афоня не шибко, но чувствительно. Так что сдался царский отросток, еле живой ушел… А сейчас Афоня с Зойкой душа в душу живут. Она в столовой — заведующей, он — пастух… Ребятишек ихних, поди, знаете.
— Знаем. Зотька в седьмом «Б», а Ефремушко — первоклассник.
— Вот-вот, они самые… Так что героев на Руси много. Потому что Русь — это Иваны, а Иванов у нас, как гвоздей на складе.
За перегородкой вновь установилась тишина, потянуло знакомым запахом самосада. Кто-то из ребятишек раздумчиво сказал:
— Так ему и надо, этому белоэмигранту. Пускай над Зотькиной матерью не измывается.
— Спасибо, Увар Васильевич! Завтра придете?
— Приду, как время будет… Ну, вы тут давайте порядок держите. Чтоб чистота была и простыни шибко не грязните…
Когда завхоз ушел, Степан спросил Валюшу:
— Кто его приглашает?
— Никто. Сами ребятишки.
— И часто?
— Почти каждый день. Ему, старому, делать нечего, вот он и ходит.
Валюша покраснела, на глаза навернулись слезы:
— Меня не слушают, шумят, а его… муха пролетит — слышно!
— Не волнуйтесь, Валюша, — улыбнулся Степан. — Это получается потому, что он человек старый… Дети любят стариков… Скажите мне, положа руку на сердце, как вы считаете, содержание его бесед может быть приемлемым?
Девушка недоуменно вскинула ресницы:
— А что? Вполне даже может быть. За исключением некоторых словечек, честное слово!
— Я тоже так считаю… Вот вы его и включите в план. Человек он бывалый. Две войны прошел.
На следующий день в кабинете у Степана состоялся тяжелый разговор с Марией Никитичной. Она вошла гневная. Чуть раскосые ее глаза наливались презрением.
— Товарищ директор! Я всю жизнь отдаю школе. Я хочу воспитать свою дочь настоящей учительницей, а не бурсачкой, и, прошу вас, сделайте выбор: или я, или ваш напарник по охоте и собутыльник, и родня — завхоз. Прошу вас. Школьный процесс нельзя упрощать, товарищ директор, нельзя его вульгаризировать.
И вновь пришла в голову старая-престарая мысль: «У тети Поли и улыбка яснее, и сердится она не по-обидному, и слезы чище…» В самом деле? Какой он, воспитательный процесс? Из чего состоит? Из уроков, классных часов, бесед, из пионерской и комсомольской работы? Или из чего-то еще не уловленного, не схваченного и не обобщенного педагогами? Нет! Педагоги в хорошем смысле этого слова, конечно же, знают, понимают и умеют использовать в работе все рычаги, и даже Уваров Васильевичей. Ведь они — звено в цепи, плоть народа, его нравственный фундамент.
* * *Улетали в полуденные страны гуси-шипуны, чернеть голубая, хохлатая, чирки. Отзвенело, отшлепало в заказнике, на Рябиновском озере — пеликанье царство, самая северная колония пеликанов. «Птицы-бабицы», так называли пеликанов местные жители, прощались с родиной долго и уныло. Ранним утром Степан услышал их далекие голоса. Над селом птицы прошли бесшумно, будто боясь потревожить сладкий предутренний сон своих добрых соседей и опекунов. Но в том, что на прощание не крикнула ни одна птица, не разбудила никого, была какая-то обидная неблагодарность. Чужие все-таки в этих краях «птицы-бабицы».
Рябиновая согра горела красным гарусом. Женщины и ребятишки тащили по улице полные корзины и пестерюхи гроздьев. «Зачем несете? Поди, горькая?» — «Смолоду, точно, горькая, а поспеет — хороша!» Вырастали за подворьями и около ферм зароды свежего сена из визиля с поляком[9] и клевером. Рябиновка жила размеренной, спокойной жизнью. Вспыхивали по вечерам белые электрические огни, и баян около клуба звал на свадьбы.
Степан Крутояров, поправившись после болезни, беспокойно метался в школе, и с каждым днем все яснее вырисовывалась перед ним истина: он был бесполезным для Рябиновки, как «птицы-бабицы», чужим. Он говорил «наша школа» и вызывал улыбку у председателя сельсовета, секретаря партийной организации Егора Кудинова. Егор, занятый уборочными делами, отмахивался от Степана: «Подожди, некогда», — а Степану казалось, что говорит он холодные и злые слова: «Школа наша, а тебе ее так называть еще рановато». К отцу обращаться Степан не хотел. Жила в его доме та женщина.
Понимал Степан единственную бесспорную правду: для того, чтобы стать нужным, надо что-то делать толком. И отец, и Егор Кудинов, и вся Рябиновка — никто не против, чтобы он это делал. Но как и что — Степан не знал и не умел.
Беды валились на Степанову голову одна за другой: падала по непонятным причинам успеваемость, почти всю первую четверть не велись уроки биологии и химии: не было учителя. И еще. Одна из десятиклассниц, семнадцатилетняя Галка Кудинова, дочь Егора, при медицинском осмотре оказалась беременной. Это было ЧП.
Главный врач Рябиновской участковой больницы Максим Христофорович в «конфиденциальной» беседе со Степаном оценил факт такими словами: «Все это, Степан Павлович, принято квалифицировать сейчас с точки зрения воспитательной работы школы. Мы, медики, можем только регистрировать происходящее, вы учителя, — расхлебывать».
Зареванную Галку Степан отвез из больницы к родителям на школьном Гнедке. Долго беседовал с посеревшей от горя матерью Фешей и черным, как туча, Егором. Галка должна была родить, иного допускать было нельзя: под ударом могло оказаться здоровье и сама жизнь Галки. Объяснял упорно, но с опаской. И похоже это все было на извинение: «Виноваты, проглядели, вы уж простите». И родители, казалось, так это и понимали.
Ночью Галка, избитая, в разорванном платье, прибежала к Степану, упала на крыльцо. Поодаль, затаившись в тени старого тополя, стоял пьяный Егор Кудинов. Степан поднял девушку, увел в свою комнату и почти всю ночь отпаивал валерьянкой. Он терялся, нервничал. И Галка, увидев это, пожалела его:
— Ты не переживай, Степан Павлович. Ты ведь ни в чем не виноват.
— Кто отец-то у него будет?
— Никто. Об этом лучше не спрашивай. Повешусь, но не скажу.
— Хорошо. Ладно, — успокаивал ее Степан. — Я к тому, что сами понимаете, может быть, есть возможность семью наладить или судить того, кто вас обидел!
— Не смейте так говорить! — она переходила на «вы». — Не мешайте мне жить. Какое ваше дело!
Она кричала, плакала. Так прошла вся ночь.
* * *Ему, Степану, было всего лишь два годика, а он уже ждал отца. Он выходил за калитку, всматривался в знойную даль и по-взрослому хмурился. На горизонте стояло солнце, а ниже его синел лес, из которого выбегала черная дорога. Он смотрел, где она терялась… Оттуда должен был, по утверждению копейского деда-шахтера, вернуться отец. Так говорили и мать и бабушка. Так возвращались отцы у других мальчишек и девчонок.
Он ждал отца. А его уже и на свете не было. Под жгучим солнцем горел шлак на терриконах, ветер играл пылью, по степи мячом скакало перекати-поле. Каждый день он ждал отца. По вечерам садился перед бабушкой, и она догадывалась, для чего он садится.
— Придет, может быть, завтра, — говорила она.
— А может он прийти ночью?
— Ночью все спят. И он тоже будет спать.
— А если утром?
— Утром да.
— Тогда разбуди меня утром, пораньше. Ладно?
Степанов отец не пришел. Но пришел другой солдат, Павел Крутояров. Павел остался живым, и у него хватило с избытком сил, чтобы заменить отца.
— Это была война. А сейчас? Какой солдат придет к молоденькой матери-одиночке?
На другой день, после уроков, он позвонил в районо и рассказал о случившемся.
— Вы приезжайте сюда, — ответили. — Поговорим.
* * *Чистоозерка — районный центр — в двадцати километрах от Рябиновки. Увар Васильевич, вызвавшийся быть возницей, рассказывал Степану истории попадавшихся по дороге деревень.
— Откуда вы, дедушка, все это знаете?
— От земли. Земля сама свой язык имеет. Вот Рябиновка наша. Отчего так называется? Знамо, от рябиновой согры. А Утичье, Тетерье? Опять же от охотничьих мест. Каракуль — это из татарского, Черное озеро.
Катился, постукивая хорошо смазанными колесами, ходок, екал Гнедко селезенкой, пахло кошмой и сухим, вылежавшимся сеном.
— Во-о-он, смотри влево, — продолжал старик. — Видишь — озеро блестит. Это Межуменское, а деревня Межумное называется… А про здешнее озеро легенда такая живет. Давным-давно озеро кишело рыбой. Мужики ведрами добывали ее: и солили, и сушили, и свежую на базар везли. Карась хороший, в ладонь. Так вот, появился в деревне незнакомый старичок. С виду — глядеть не на кого, сушеный опенок. Не спросил у общества, сети свои начал ставить и рыбы доставать в шесть, а то и в десять раз больше, чем другие. Разобиделись межуменские мужики на пришельца и выгнали его из деревни. Наутро пошли сети сымать, а они пустые.
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Роза ветров - Михаил Шушарин бесплатно.
Похожие на Роза ветров - Михаил Шушарин книги
- Это случилось у моря - Станислав Мелешин - Советская классическая проза
- Батальоны просят огня (редакция №2) - Юрий Бондарев - Советская классическая проза
- Том 3. Воздушный десант - Алексей Кожевников - Советская классическая проза
- Машинист - Михаил Фёдорович Колягин - Советская классическая проза
- Остановиться, оглянуться… - Леонид Жуховицкий - Советская классическая проза
- Марьина роща - Евгений Толкачев - Советская классическая проза
- Знаменитый Павлюк. Повести и рассказы - Павел Нилин - Советская классическая проза
- Избранное в двух томах. Том первый - Тахави Ахтанов - Советская классическая проза
- Под крылом земля - Лев Экономов - Советская классическая проза
- Слово о солдате (сборник) - Михаил Шолохов - Советская классическая проза
