Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Так и вышло, они вместе прошли сквозь пеленки и ночные кормления, колики и свинки, подростковые слезы и приступы глупости, уроки игры на флейте и катания на лыжах, через начальную и среднюю школу, пока не наступил час выступления выпускников, где Ричард не поверил своим глазам: его дочь, участница ансамбля длинноногих танцовщиц, синхронно с остальными застыла в финальной позе и серьезно уставилась на зрителей. Весь ансамбль вопросительно приподнял брови. «Кто мы такие?» — спрашивали они. Безмолвный ответ ошеломленного зала был очевиден: «Женщины». Никогда еще Ричард не понимал с такой отчетливостью, что ее тело оторвалось от него и принадлежит внешнему миру. И вот теперь ее тело раскалывалось, производя на свет еще одно тело. Черт возьми, он не позволит, чтобы Джоан одна приняла их внучку, превратила ее в свою исключительную собственность!
На Восемьдесят шестом шоссе, под градом слепящих стружек заката, он слушал по радио карканье диск-жокея: «Жители «мускусного штата»[21], вынимайте из нафталина свои кальсоны, этим вечером нам грозит ноль градусов!» Январь выдался сухой, но снег, успевший выпасть, не растаял из-за мороза; этой ночью ожидался рекорд холода. Радиостанция передавала музыку кантри. Хартфорд, эта роща бутылочно-зеленых небоскребов на извилистом нью-йоркском шоссе, всегда привлекал его своей приятной провинциальностью. Миновав спагетти эстакад, ты оказывался там в трогательной пустоте, на обезлюдевших после вечернего часа пик улицах, посреди грандиозной ненужности этой столицы штата. Это был город без жителей, с редкими шмыгающими тенями; непонятно, кто убирал там снег. При больничном комплексе имелась подземная парковка, но он проехал несколько кварталов и нашел свободное местечко на улице. Еще не было шести часов, но уже опустилась кромешная тьма. Ричард заспешил по колючему морозу на яркие теплые огни больницы. Он приехал последним из всего этого чрезвычайно раздутого семейства, да и играл в нем, наверное, наименьшую роль. Регистраторша и ее компьютер отправили его на нужный этаж, где он долго томился в комнате ожидания, успел даже проштудировать два номера «Спортс иллюстрейтед», а потом к нему из сокровенных глубин родильного отделения выбежала Джоан, похожая на сбившуюся с ног наемную хозяйку мероприятия, считающую своим долгом обласкать любого гостя, даже самого неуместного.
Проживая в довольстве в роли миссис Вандерхейвен, она набрала вес — с Энди она, очевидно, не испытывала такого стресса, как в первом браке, — и предстала перед ним в желтом платье без пояса, с цветочками, старомодном, словно из шестидесятых. Ее лицо было шире, чем он его помнил, раскрасневшимся от важности события — как-никак она становилась бабушкой — и от тропического больничного тепла.
— Мы не знали, приедешь ты или нет, — сообщила она.
— Я же сказал, что приеду, — слабо возразил Ричард.
— Мы не знали, отпустит ли тебя Рут.
— Как она могла меня остановить? Она одобрила мою поездку и напутствовала словами: «Поцелуй их всех за меня».
Джоан покосилась на него, неуверенная, как часто бывало, в степени его ироничности. За годы, прошедшие после развода, она лишилась ресниц, волосы над широким лбом поседели.
— Час назад ей отвели воды, — стала она рассказывать, — и теперь мы сидим и ждем схваток. Джуди держится молодцом, хотя ей, конечно, страшновато.
Последнее относилось и к самой Джоан; при нем она робела. Их телефонные переговоры, долго продолжавшиеся, несмотря на вторичный брак обоих, по причине общих детей, в последние годы сходили на нет, и теперь они по несколько месяцев не слышали голос друг друга; он не знал, когда ему было с ней так же неуютно, как сейчас, в этой перегретой комнате ожидания, среди рядов разноцветных пластмассовых кресел, под крики из телевизора, вознесшегося к самому потолку. Дело было в воскресенье Суперкубка, и комментаторы совершенно распоясались; крайняя степень возбуждения считалась необходимой даже для женщин, ведущих новости. Джоан неуклюже наклонялась, заглядывая ему в лицо и подпирая руками бока; потом, не иначе как подчинившись боли в спине, она плюхнулась в пластмассовое кресло с ним рядом. Его кресло было грязно-кремовым, ее обшарпанно-оранжевым. Эти кресла отливали для людей более скромных габаритов, и Ричарду с Джоан пришлось отъехать друг от друга во избежание соприкосновения.
— Испугаешься тут! — сказал он. — А кстати, кто такие «мы»? — Он снял пальто, но остался в толстой спортивной куртке, чувствовал исходивший от нее жар и ощущал неудобство.
Но Джоан быстро приспосабливалась к любой обстановке.
— Пол, сестра Пола — она, как ты знаешь, медсестра, но в другой больнице. Ее все равно пустили вместе с нами, с Энди и со мной, в предродовую палату. А также, естественно, Джуди с маленьким неизвестным.
— Целая толпа! Как там Пол?
Зять, блондин с начавшими выпадать спереди волосами, на затылке собирал их в хвост и вообще всегда казался Ричарду наглым дылдой, специально добавившим себе несколько дюймов роста, чтобы свысока насмехаться над окружающими. Ричард так и оставался бы в неведении, что значит слово «худосочный» применительно к людям, если бы не Пол Высоцки. Худосочный человек стал для него синонимом переросшего и иссохшего сорняка, который остается вырвать и выкинуть. К его удивлению, брак Пола и Джудит тянулся уже пять лет.
— Чудесно! — Джоан встала на защиту зятя. — С Джуди он сама нежность, на него можно положиться. Он не пропустил ни одного урока для будущих родителей и теперь дышит вместе с ней. Он принес книжку ее любимых стихов, Э. Э. Каммингса, чтобы почитать ей вслух, если ей надо будет отвлечься.
— Каммингса — вслух? У него же одни дыры вместо слов и целых предложений![22]
— Мы с тобой слушали его самого, помнишь? На Нортоновских чтениях.
Каммингс был маленьким лысым человечком в смокинге, с безупречными манерами. С напоминающей пещеру сцены гарвардского театра «Сандерс» он читал ровным высоким голосом все: Вордсворта, Данте, собственную прозу и стихи. Ричард и Джоан, невзирая на зимний холод, отстояли в очереди, чтобы попасть в псевдоготический театр, полный шепота и горячего, жаркого студенческого воодушевления. На какое-то мгновение он и пожилая полная женщина рядом с ним превратились в потрепанный бинокль, направленный на вдохновенного светящегося гомункулуса, явившегося из прозрачных глубин утраченного времени. Только им двоим он звонко читал сейчас «Откровение бессмертия» Вордсворта, строфу за строфой; студенческая аудитория вокруг них, нагромождение одежды без голов, уже возмущенно гудела — ну и пусть!
Джоан ушла, пообещав вернуться. Она не пригласила его присоединиться к сборищу вокруг Джудит, да ему туда и не хотелось. Он поехал на лифте вниз, в кафетерий, выпить кофе с лимонным кексом. В больничных кафетериях он всегда забывал о диете. Не станут же там кормить чем-то вредным! Он позвонил из телефона-автомата Рут (звонок за счет абонента).
— Я на месте, дорогая. Пока что ничего особенного не происходит.
Ему нравилось звонить жене, потому что по телефону ее голос звучал хрипловато, на его вкус красиво, чего он не улавливал, находясь с ней с глазу на глаз; в трубке он слышал молодой голос, голос их связи в молодости — таинственный, настойчивый, влажный. Но говорила она решительно:
— Конечно, ничего. Кто говорил, что что-то произойдет? Ты можешь там застрять на несколько дней. Где ты остановился?
Ричард улыбнулся: она всегда об этом спрашивала, как будто пребывание в любом отеле или мотеле без нее было сродни неверности.
— В «Бест-инн» у Восемьдесят четвертого шоссе. Я позаботился оплатить номер еще по дороге сюда. Сегодня ожидается особенно холодный вечер. В Бостоне уже ноль[23]?
— Откуда я знаю? Я смотрела «Шестьдесят минут», захватывающее разоблачение фармацевтических компаний, и благодаря тебе пропустила конец. Майк Уоллес не давал спуску одному неудачнику из совета директоров.
— Не думаю, что искусственные роды могут затянуться на несколько дней.
— А я не думала, что стану соломенной вдовой, а мой муж будет колесить по стране, чтобы наблюдать, как у его детей рождаются дети. Как там Джоан? Прелесть, как обычно?
— Я видел ее всего минуту. Все они набились в палату и ждут, когда у Джудит начнутся схватки, а я сижу в комнате ожидания и читаю старые номера «Смитсониан».
— Какая несправедливость! — Судя по тону Рут, ее тоже, наконец, проняло.
— Нет, Джоан понимает, что мне нечего делать в одном помещении с этой двуногой оглоблей. Я имею в виду Пола.
— Но ты ведь так любишь Джудит!
— Тем более постараюсь ее не отвлекать.
Повесив трубку, он вернулся в кафетерий и позволил себе шоколадный батончик, чего не делал уже несколько лет. После этого он вернулся к старым журналам, но совсем скоро его оторвала от них Джоан.
- Папа сожрал меня, мать извела меня - Майкл Мартоун - Проза
- Маэстро - Юлия Александровна Волкодав - Проза
- Беатриче Ченчи - Франческо Доменико Гверрацци - Проза
- Рассказы о Бааль-Шем-Тове - Шмуэль-Йосеф Агнон - Проза
- Человек с выдержкой - Джон Голсуорси - Проза
- Похищены! - Ричард Брайтфилд - Проза
- Школа злословия - Ричард Шеридан - Проза
- На Форсайтской Бирже (Рассказы) - Джон Голсуорси - Проза
- Падение Дома Эшеров (сборник) - Эдгар По - Проза
- Наши зимы и лета, вёсны и осени - Мария Романушко - Проза