Шрифт:
Интервал:
Закладка:
-Про дачу его?- презрительно переспросила та.- Да кто ж о ней не знает? Он же всех ею соблазняет... О чем ты думаешь вообще? Плывешь просто по течению?..- На это Ирина Сергеевна ничего уже не ответила - подошла только к двери и плотней притиснула ее: чтоб не так слышно было.- Нет, кого бог хочет наказать, того, правда, лишает разума! И спорить с тобой не буду! Это ж надо! Из всех возможных мужиков выбрала себе самого неподходящего - и что с этого получила?! Да ничего, одни помои и неприятности!
-Тебе-то что?- не утерпела Ирина Сергеевна.
-Тебя жалко!- немедленно отозвалась та.- Надо же друг друга поддерживать! Ничего! Я тебя еще выручу!..- и не объясняя, в чем будет заключаться ее выручка и поддержка, сорвалась с места и стремительно ушла, отбивая возмущенную чечетку по дощатому полу поликлиники...
Она до того разозлила и разгневала Ирину Сергеевну, что та, не отдавая себе отчета в своих поступках, но действуя в прямом противоречии с ее советами, подошла в тот же день к Ивану Александровичу:
-Готовь флигель вечером.- Это было сказано ею резко, почти мрачно, но он не стал вдаваться в оттенки ее настроения.
-Опять передумала?
-Ничего я не надумала. Может, вдвоем что решим...
Они снова встретились во флигеле, но прежние чувства уже не восстанавливались: даже в минуты наибольшей близости Ирина Сергеевна ощущала в себе пустоту и отчужденность. Они почти не разговаривали, и, уходя из флигеля санотдела, она снова попросила у него отсрочку, необходимую для того, чтоб разобраться в себе и во всем прочем. На самом деле ей решительно не хотелось теперь продолжать отношения с Иваном Александровичем: маятник страстей ушел в противоположную сторону...
-Как знаешь...- столь же решительно отвечал он и оставил ее одну разбираться в собственных заморочках...
24
Мы предполагаем, а жизнь (бог здесь ни при чем) располагает. Беда в том, что врачу не работать в одиночку, а где совместный труд, там и общие ошибки и заблуждения.
У Татьянина друга Геннадия, работавшего электриком на молокозаводе, был знакомый инженер: не прямой, но косвенный его начальник, недавно приехавший в Петровское; он очень неудачно, по его мнению, здесь устроился и был всем на свете недоволен. У него заболел сын, и он, имея собственный опыт общения с врачами поликлиники, не захотел повторять его с ребенком, но стал наводить справки, нет ли в этой дыре какого-нибудь доктора получше, кому можно было бы заплатить и потом быть уверенным, что сына обследуют как положено, а не посмотрят у порога и не назначат кальций с фитином, о которых в больших городах и думать уже забыли. Геннадий сказал ему про Ирину Сергеевну, а Татьяна договорилась, через него же, об условиях осмотра и взяла задаток. Ирина Сергеевна об этой стороне дела не знала: ей сказали только, что инженер просит посмотреть больного на дому, а в поликлинику идти не хочет.
Он жил в другом конце поселка, и Ирина Сергеевна битый час добиралась до него на попутках. Он ждал ее раньше: хоть и не выговорил за опоздание, но всем своим видом показал, что мог бы сделать это. Шестилетнего сына он задолго до того уложил в постель, и тот, пребывая в вынужденном безделии, с головой ушел в роль больного и проникся серьезностью происходящего. Ирина Сергеевна устала от езды на перекладных; ей, кроме того, сразу не понравился отец, который словно снисходил до разговора с нею,- из-за него она начала относиться с предубеждением и к больному, который не то подражал гонору отца, не то получил его в прямое наследство. Он, казалось, тоже ни во что ее не ставил, но по-своему: замер от преувеличенного страха, когда она подсела к нему, хватал за руки, когда пыталась его ощупать, таращил глаза и ни на один вопрос толком не ответил, хотя производил впечатление неглупого и даже смышленого - только неискреннего и с большими фантазиями.
У него были боли в правом нижнем углу живота: кололо, как признался он в редкую минуту откровенности.
-Давно болит?
-Месяц! Будто иголкой сверлит...- и присочинил:- Мне в поликлинике укол сделали -иголку оставили, и она теперь по телу ходит...- видно, перенял от отца и недоверие к отечественному здравоохранению.
-Месяц болеть не может.- Она утратила последнее доверие к пациенту, к его самодеятельному театру, но, слава богу, предложила стационирование.-Нет, наверно, ничего,- сказала она отцу,- но зона аппендикулярная и лучше, от греха подальше, перестраховаться и лечь в больницу.
Тут пришла очередь отца - ерничать и выламываться. Он поглядел на нее с насмешкой и недоверием.
-Зачем же ложиться, если нет ничего?..- Он будто не слышал того, что она только что ему сказала.- И что вы можете предложить в больнице вашей?
Она призвала на помощь все свое благоразумие.
-То же, что всем. Палату на шесть человек.
-Чтоб он заразу какую-нибудь подхватил и ваши огольцы, вдобавок ко всему, его вздули?
-Почему они должны его вздуть?- Она отличалась иной раз тугодумием.
-Потому что у него всегда этим кончается...- Мальчишка перестал на минуту ломать комедию и трусливо прислушался к отцовским прогнозам.- У меня то же самое было, я его прекрасно понимаю... Слышишь, Нина?..- обратился он к жене, будто та не стояла рядом и не слушала их разговор.- Предлагают ложиться, но я думаю, делать этого не надо.
-А вдруг?..- Жена, бледная, худая, неприметная на вид, была толковей его и, несмотря на хрупкость, тверже стояла на этой земле, но не она принимала здесь решения: муж хоть и отдавал ей должное, но поступал по-своему.
-Зачем?.. Если нет ничего?- повторил он с издевкой полюбившуюся ему фразу: ловя Ирину Сергеевну на слове. Она не стала с ним спорить: осмотрела еще раз злополучный живот, попробовала его пощупать, но мальчишка вцепился в руку, будто она была вооружена скальпелем, - еще раз предложила больницу, получила новый отказ и молча пошла в прихожую одеваться.
Игорь Иванович (так звали инженера) ждал, когда она спросит о второй части гонорара. Сам он не думал напоминать ей о нем: из принципа, согласно которому каждый должен заботиться о своем насущном хлебе, и потому еще, что считал, что она не очень его заслужила. Видя, что она ни на чем не настаивает, он смягчился, сбавил тон и даже решил полюбезничать:
-И как вы работаете тут? В Петровском этом?
-Так же, как и везде,- суховато отвечала она.- Какая разница вообще, где работать?
-Как это?!- поразился и буквально заржал он.- Вы, наверно, шутите?!. Я до этого в областном центре работал: тоже не сахар, но по сравнению с этим?! А я еще воевал там с начальством!
-Из-за чего?- осведомилась она, хотя не слишком интересовалась этим.
-Из-за всего! Я их жалобами допек. Что-что, а писать я умею! С детства балуюсь... Сейчас роман пишу!- похвастал он, и в глазах его блеснул незатухающий огонь графомана. Жена при упоминании о романе потупилась, а сынишка призадумался.- Хотите, вас туда вставлю?
-Нет уж, лучше не надо... Напечатают?
-С этим у нас трудно. Правды не любят,- и широко открыл дверь, приглашая ее на выход...
Она бы забыла о его существовании - тем более что в самом деле решила, что у ребенка нет ничего серьезного, но через неделю к ней в комнату вошла встревоженная Татьяна:
-Там инженер рвет и мечет! Грозит пасквиль написать, всех на чистую воду вывести... Сын его плохой совсем - Геннадий сказал... Он тут, позвать?..
-Позовите, конечно. Что спрашивать?..
-Стесняется.
-Мы ж в Новый год виделись?
-Это праздник. Тогда другое было...
Она почти забыла предновогоднюю толчею в Татьянином доме: помнила только, что спешила уйти к Ивану Герасимычу, а ее не выпускали. Особенно старалась приглашенная пара: чуть ли не за руки ее хватала, обещала спрятать ее шубу, а под конец заявила, то ли в шутку, то ли всерьез, что пришла лишь потому, что им обещана была Ирина Сергеевна и они хотели провести вечер в ее обществе. Геннадий, пустивший эту утку, сидел в стороне, ни во что не вмешивался и только шкодливо посмеивался: был пьян к этому времени. Сейчас он держался натянуто и церемонно: отнесся ко второму знакомству с чрезмерной ответственностью (первое было не в счет, поскольку был сильно выпивши).
-Что там? - струхнула она: в ней, как во всяком хорошем враче, жил постоянный страх ошибиться.
-Живот разболелся. Не встает, что ль, совсем и языка лишился.
-Ну с языком вряд ли,- не поверила она,- сочиняет, - но тут же засуетилась и заходила по комнате, думая, что с собой взять (у нее были на дому кой-какие медикаменты), и собираясь с мыслями.- Надо туда еще добраться. Я в прошлый раз час ехала.
-У меня мотоцикл: сзади место есть - сядете?
-Через все Петровское на мотоцикле трястись?- усомнилась Татьяна, но выбора и у нее не было: она была причастна к делу, и ей тоже отступать было некуда...
Ирина Сергеевна понеслась по заснеженному шоссе на двухколесном ревущем аппарате. От страха за ребенка и вызванной им рассеянности и еще из-за боязни упасть на повороте или на снежной колдобине, она плотно обхватила сзади Геннадия - сама того не замечая и занятая иными мыслями: тем, что же она пропустила в прошлый раз, что дало сейчас такую зловещую картину, а в том, что последняя имела место, она ни минуты не сомневалась, будто обладала даром видеть на расстоянии. Она не замечала, что сжимает Геннадия локтями и коленями, а он, чувствуя ее мягкое и тесное соседство, сначала отнесся к нему естественным образом: то есть из приличия жался и подвигался кпереди, а потом, напротив, стал отсаживаться кзади; после поездки же встал с мотоцикла иной, чем сел в него: взволнованный, ошалевший и строящий относительно нее самые буйные, хотя и безликие еще, планы. Всего этого она в ту минуту не ухватила и поняла только впоследствии, подвергнув придирчивому критическому досмотру виденное накануне: у нее была такая привычка отличницы, перед сдачей экзамена как бы проглядывающей материал наново...
- Хлыновск - Кузьма Петров-Водкин - Русская классическая проза
- Четверо - Федор Крюков - Русская классическая проза
- Обыск - Федор Крюков - Русская классическая проза
- Из дневника учителя Васюхина - Федор Крюков - Русская классическая проза
- Товарищи - Федор Крюков - Русская классическая проза
- Сеть мирская - Федор Крюков - Русская классическая проза
- Новые полсапожки - Семен Подъячев - Русская классическая проза
- Понял - Семен Подъячев - Русская классическая проза
- Вдоль берега Стикса - Евгений Луковцев - Героическая фантастика / Прочие приключения / Русская классическая проза
- Стрим - Иван Валерьевич Шипнигов - Русская классическая проза / Юмористическая проза