Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но она видела, как солдаты УСР вытаскивали людей из их домов и швыряли их в кузова грузовиков на глазах у детей и целых семей. Она видела, как они стреляли в людей прямо на улице. Ей хотелось знать, как умерла Фандра, но лучше забыть об этом.
Женщина заходит в комнату. Все лица резко поворачиваются к ней. Это ее все ждали? Охранница больше не прижимает к себе винтовку, она указывает ею на Прессию.
— Прессия Белз? — спрашивает она.
Прессия хочет сесть и сказать «да», но не может. С заклеенным лентой ртом она может только кивнуть, лежа на боку, свернувшись, как креветка.
Женщина подходит и, дернув ее за плечо, рывком ставит на ноги. Прессия выходит вслед за охранницей из комнаты и оглядывается на других детей. Никто не смотрит ей в глаза, кроме одного. Прессия замечает, что он настоящий калека — одна из его штанин пустая. Внутри ничего нет, и девушка знает, что он не подходит ни как солдат, ни даже как живая мишень. Даже если это остатки какой-то больницы, сейчас от нее уже точно ничего не осталось, и, может быть, они используют хлорку, просто чтобы скрыть запах смерти. Прессия пытается улыбнуться калеке, чтобы немного его подбодрить, но ее рот заклеен лентой, и калека не понимает ее.
У женщины крепкая и приземистая фигура и кожа, выжженная до ярко-розового блеска на лице, шее и руках. Наверное, ожог охватил все тело. Дыра в щеке закрыта старой монетой. Она шагает рядом с Прессией и безо всякой причины тычет ее винтовкой под ребра. Когда Прессия скрючивается, женщина произносит:
— Прессия Белз, — с такой ненавистью, будто это проклятие.
По всему коридору попадаются открытые двери, внутри каждой из комнат стоят кровати, в которых ждут дети. Везде тихо, за исключением скрипа кроватных пружин и ботинок.
Прессия предполагает, что место довольно старое: кафельный пол, массивные старинные двери, высокие потолки. Они проходят мимо какого-то холла, в котором лежит потертый ковер и видны высокие окна с декоративными элементами. Стекол давно нет, и по комнате задувает ветер, который играет с тонкими обрывками прозрачных штор и серым пеплом. Раньше здесь люди ожидали, когда за ними кто-нибудь придет. Такие здания похожи одно на другое. Приюты, санатории, реабилитационные центры — их называли по-разному. А еще были тюрьмы.
Из окна Прессия видит сколоченные вместе доски, которые образуют навес, каменную стену с колючей проволокой, а дальше белые колонны, который ничего не держат, просто стоят.
Охранница останавливается перед дверью и стучит.
Мужской голос, грубый и ленивый, отвечает:
— Войдите!
Женщина открывает дверь и еще раз пихает Прессию прикладом.
— Прессия Белз! — произносит она. Это вообще единственное, что Прессия пока слышала от нее, и девушка гадает, уж не единственное ли это, что та умеет говорить.
В комнате стоит стол и за ним сидит мужчина, то есть, на самом деле, двое мужчин. Один большой и толстый. Он выглядит гораздо старше Прессии, хотя возраст трудно угадывается за шрамами и ожогами. Мужчина поменьше выглядит и старым, и молодым одновременно, но, скорее всего, он лишь немного старше Прессии, просто более усталый. Он кажется ее ровесником, но так же странно безвозрастным из-за отсутствующего взгляда. Большой мужчина одет в серый мундир, по-видимому, офицерский, или что-то в этом роде, и ест крошечного запеченного цыпленка из посудины. Голова цыпленка все еще лежит на тарелке.
Мужчина позади него маленький. Они сплавлены вместе. Его тонкие руки обвивают толстую шею большого человека, тощая грудь прижата к широкой спине. Прессия вспоминает водителя грузовика и его голову, которая, казалось, торчала сзади. Может быть, это были те самые двое.
Большой человек говорит женщине:
— Сними с нее скотч. Ей нужно будет говорить.
Его пальцы лоснятся от куриного жира, ногти грязные и блестящие одновременно.
Женщина с трудом отклеивает ленту. Прессия облизывает губы и ощущает вкус крови.
— Можете идти, — бросает офицер.
Охранница уходит, закрыв дверь с неожиданной мягкостью. Та тихо захлопывается.
— Итак, — начинает большой человек, — меня зовут Эль Капитан. Это штаб-квартира. Я тут всем заправляю.
Маленький человек на его спине шепчет:
— Я тут всем заправляю.
Эль Капитан не обращает на него внимания, отщипывает немного мяса и отправляет в блестящий от жира рот. Прессия понимает, что проголодалась.
— Где тебя нашли? — спрашивает Эль Капитан и в то же время поднимает кусок мяса поменьше над плечом и скармливает человеку за спиной, словно птенцу.
— Я была на улице, — отвечает Прессия.
Он смотрит на нее:
— Так и было?
Она кивает.
— Почему ты не объявилась сама? — строго спрашивает Эль Капитан. — Любишь погони?
— Мой дедушка болен.
— Ты знаешь, как много людей оправдывается тем, что кто-то в их семье болен?
— Я думаю, у многих в семье кто-то болеет, если, конечно, у них есть семья.
Он наклоняет голову, и она не знает, как понимать выражение его лица. Офицер возвращается к своей курице.
— Назревает революция, поэтому мой вопрос: ты умеешь убивать?
Эль Капитан говорит это без всякого выражения, будто читает из брошюры. Сердце Прессии уходит в пятки.
Правда в том, что когда Прессия голодна, ей хочется убивать. Это уродливое желание вспыхивает в ней.
— Я могу научиться.
Хорошо хоть, что оба запястья ей связали за спиной, и Эль Капитан не видит головы куклы.
— Когда-нибудь мы их всех уничтожим. — Его голос становится мягче. — Это все, чего я действительно хочу. Я хотел бы убить одного Чистого прежде, чем умру. Только одного.
Он вздыхает и возит костяшками пальцев по столу.
— А твой дед?
— Я уже ничем не смогу ему помочь, — отвечает Прессия. И ее поражает, что это правда и что она чувствует странное облегчение, но сразу же ощущает себя виноватой. У него осталась миска мяса, странный красный апельсин, подаренный женщиной, которую он зашил, и последняя горстка самодельных существ для обмена на еду.
— Я понимаю семейные обязательства, — говорит Эль Капитан. — Хельмут, — он указывает на человека за спиной, — мой брат. Я бы убил его, но он — моя семья.
— Я бы убил его, но он — моя семья, — повторяет Хельмут, сложив руки под шеей, как насекомое. Эль Капитан протягивает куриную ножку, дает ее погрызть Хельмуту, но не слишком много, совсем чуть-чуть, потом отбирает.
— Но все же, — говорит он, — ты такая маленькая, как будто никогда не ела. Я бы сказал, с тебя убытков больше, чем пользы.
Желудок Прессии завязывается в узел. Она вспоминает калеку без ноги. Может быть, между ними и нет большой разницы.
Эль Капитан наклоняется вперед, его локти скользят по столу.
— Это моя работа — делать такого рода вызовы. Ты думаешь, мне самому это нравится?
Кто знает, нравится ему это или нет. Он поворачивается и кричит на Хельмута:
— Прекрати, быстро!
Хельмут смотрит на него широко раскрытыми глазами.
— Он всегда возится — пальцы нервные. Скрипит чего-то, шуршит, скребется. Ты меня когда-нибудь с ума сведешь, Хельмут, со всем этим нервозным дерьмом. Слышишь?
— Слышишь? — повторяет Хельмут.
Эль Капитан вытаскивает файл из стопки.
— Однако происходит странное. В твоем файле говорится, что есть приказ сверху, чтобы тебя тренировали на офицера. Тут говорится, чтобы мы не смотрели на твое образование, и я должен начать тебя обучать.
— Правда? — спрашивает Прессия. Она сразу понимает, что это плохой знак. Неужели они узнали про ее связь с Чистым? Иначе зачем так выделять? Обучение на офицера?
— Большинство людей обрадовались бы больше, — усмехается Эль Капитан. Он вытирает жирные губы, затем открывает коробку с сигарами на столе. — Я бы даже сказал, что тебе чертовски повезло.
Он закуривает сигару и выпускает облачко дыма вокруг своей головы.
— Повезло тебе! — повторяет он. Лицо его брата скрыто за спиной Эль Капитана, но Прессия слышит его голос, шепчущий: — Повезло тебе! Повезло!
ПАРТРИДЖ
ТАЙНАЯ ИСТОРИЯ
Они возвращаются в мясную лавку. Пахнет копченым мясом. Пока Партридж переодевается в одежду Брэдвела, тот повторно жарит объедки гибрида, теперь расположившегося на печи. Он уговаривает Партриджа поесть.
— Нам нужно заправиться.
Но у Партриджа совсем нет аппетита. Он ощущает себя чужим в одежде Брэдвела. Рубашка ему слишком велика, брюки — слишком коротки. Сапоги настолько большие, что нога скользит внутри. Он уже сто раз говорил Брэдвелу, что у него нет чипа, но Брэдвел уверен, что где-то есть подвох и приказал ему сжечь всю его одежду и вещи его матери. Партридж не уверен, что сможет это сделать. В одежде Брэдвела он чувствует себя не в своей тарелке.
- Срубить крест[журнальный вариант] - Владимир Фирсов - Социально-психологическая
- Монолог - Людмила Михайловна Кулинковская - Прочая религиозная литература / Русская классическая проза / Социально-психологическая
- Дорога в сто парсеков - Советская Фантастика - Социально-психологическая
- Между светом и тьмой... - Юрий Горюнов - Социально-психологическая
- Кто платит за переправу? - Танассис Вембос - Социально-психологическая
- Человек за стеклом - Максим Огарков - Социально-психологическая
- Станционный Cмотритель - Георгий Юров - Городская фантастика / Попаданцы / Социально-психологическая
- Страна мечты - Ричард Маккенна - Социально-психологическая
- Фантастические басни - Амброз Бирс - Социально-психологическая
- Безжалостное небо - Пер Валё - Социально-психологическая