Один только голос беспрерывно шутками и смехом звучит в ротонде. Он словно подбодряет подруг в работе, словно скрашивает их трудовые часы. Это Веселая Лизи шутит и смеется за работой, и милый голосок ее трелью жаворонка уносится далеко в парк.

* * *

Веселая Лизи заняла мое воображение. Безумно скучая здесь, на чужбине, по оставленному дома сыну, по самой домашней обстановке и милой родине, я только при виде Веселой Лизи оживала немного и примирялась с моим добровольным заточением на чужом иноземном курорте.

И милая девушка была особенно ласкова со мной. Стоило мне только появиться на пороге павильона, как она уже ко мне бежала с неизменным своим "Ich kusse die Hand", брала у меня из рук кружку и, живо наполнив ее минеральной водою из источника, с веселым пожеланием здоровья подавала ее мне.

Я садилась где-нибудь поблизости, не торопясь цедила свою воду через неизбежную трубочку и смотрела на Лизи, любуясь ею.

Ее веселость, духовная свежесть и жизнерадостная бодрость невольно наводили меня на мысли:

"Как хорошо сложилась жизнь этой девушки, вероятно; все улыбается ей, и судьба щедро одарила ее счастьем, если она так бодра, весела и жизнерадостна, эта милая веселая Лизи!"

Но я ошиблась. Ошиблась жестоко на этот раз.

Это случилось уже в середине лета, к концу моего пребывания в курорте. Был удушливый, знойный вечер. Грозно темнело небо, собирались черные тучи, и отдаленные раскаты грома зловеще предсказывали неминуемую чудовищно-сильную грозу.

Я гуляла в отдаленной части парка и, боясь быть вымоченной дождем, поспешила домой. Проходя по узенькой дальней аллейке, затерянной среди кустов шиповника и магнолий, я услышала внезапно тихое, сдавленное рыдание.

Кто-то плакал, горько, неудержимо, стараясь быть не услышанным в то же время публикой, гуляющей в парке.

Я бросилась к старому каштану, откуда, как мне показалось, шли эти звуки, и остановилась испуганная, не веря своим глазам.

Прижавшись к стволу дерева и закрыв лицо передником, неутешно и горько плакала навзрыд Веселая Лизи.

Я быстро подбежала к девочке, обхватила ее вздрагивающие плечи, усадила на скамейку, приютившуюся невдалеке, и, гладя доверчиво прильнувшую ко мне темную головку, тихонько расспрашивала о постигшем ее горе.

Несколько минут она молчала. Только тихо всхлипывала у меня на плече, потом заговорила, всячески силясь удержать лившиеся в три ручья слезы:

— О… ich kusse die Hand, — лепетала она по-немецки, — простите gnadige Frau… простите, ради Бога, что я обеспокоила и испугала вас… Я глупая, недогадливая Лизи… Пришла плакать сюда, как будто в парке нет гуляющих! Как будто парк для меня одной!.. Но… горе у меня такое большое, gnadige Frau, а дома плакать нельзя… И так у всех домашних руки опустились с отчаяния… Так вот сюда прибежала… Ах, как тяжело мне, gnadige, простите, Бога ради, меня!

И она снова зарыдала, зарыв лицо в передник.

Я дала ей плакать и только гладила ее по головке и баюкала, как дитя.

И когда девушка, казалось мне, выплакалась вдоволь и теперь стояла затихшая, убитая, с полным затаенного отчаяния взором, я осторожно спросила ее о причине ее слез.

— Мать умерла у меня. Утром нынче ее похоронили… Хорошая она у нас, ласковая была, — чуть слышным шепотом произнесла Лизи, и слезы снова полились из ее черных затуманенных горем глаз.

Я молча снова обняла девушку, не будучи в состоянии найти слов утешения в ее великом горе.

Гроза медлила надвигаться, и Лизи еще долго пробыла со мною.

Мало-помалу она успокоилась настолько, что смогла рассказать мне, как долго болела ее мать, как страдали вместе с нею домашние, не будучи в состоянии помочь ей…

Мать была портнихой, и они вдвоем с Лизи содержали семью. И вот она умерла, такая добрая, никогда не жаловавшаяся на свой недуг, ласковая и кроткая, как ангел.

Голос Лизи дрожал, когда она говорила это и всячески прятала от меня свое измученное горем лицо.

Разразившаяся наконец гроза и хлынувший дождь развел нас в разные стороны. Но почти всю ночь я продумала о Лизи, сочувствуя всей душой этой милой, симпатичной девушке.

А утром, в шесть часов, я уже спешила к источнику, измышляя по дороге всякие способы, которыми можно было бы утешить и успокоить мою юную приятельницу в ее непоправимом горе.

Каково же было мое изумление, когда, еще не доходя до павильона, я услышала веселый звонкий голосок Лизи и ее звонкий беспечный смех.

Не веря своим ушам, я бросилась к источнику. Ну конечно, это она, прежняя жизнерадостная, веселая Лизи с ее сияющими, правда, несколько запухшими и красными от слез глазками, но с доброй, жизнерадостной улыбкой на лице. Да как же так? А умершая мать? А непоправимое, тяжелое горе? Неужели же все происшедшее вчера со мною в парке было только сном?…

Я вскинула изумленные глаза на Лизи. Глаза, полные вопроса и недоумения. Она как будто поняла меня и смутилась… Жалко, совершенно уже по-новому, улыбнулась она и, опустив опухшие от слез веки, шепнула виноватым и как будто извиняющимся голосом скороговоркою, подходя ко мне за кружкой:

— Что делать, gnadige Frau! Надо шутить и смеяться… Ведь посетителям нет дела до того, что случилось у меня… Надо смеяться, шутить, быть приветливой и веселой, не то хозяин держать не будет… А у меня бабушка-старуха и четыре малолетних сестры дома… И теперь они целиком на моих плечах… Теперь я одна работница у них осталась… Так вот…

Она не докончила… Проворно взяла у меня из рук мою кружку, смахнув выступившие на глаза слезы, и, изобразив на лице свою прежнюю беззаботную улыбку, приветствовала обычным веселым тоном вошедшую в павильон семью англичан. Мне вдруг стало душно в просторном красивом павильоне, и я вышла на воздух.

Но и здесь как будто было не по себе. Раздражал вид чужого неба, чужой природы, чужих деревьев и цветов… Потянуло на родину, к сыну, к домашнему очагу, в родной город. И я решила, что завтра же уеду из здешних прекрасных мест…

Босоножка Нинон

(Маленькая история)

В одной из комнат дорогой петербургской гостиницы, на кушетке, стоящей напротив камина, лежит, кутаясь в пушистый мех тибетской козы, молодая девушка. Яркое пламя камина освещает ее некрасивое маленькое смуглое лицо с большими, точно испуганными, черными глазами и капризными линиями рта.

Это прибывшая накануне в Петербург знаменитая Ninon — юная танцовщица-босоножка, о приезде которой столичные газеты оповестили торжественно своих читателей, как о знаменитости.

Действительно, Ninon уже успела приобрести заслуженную громкую известность своими оригинальными своеобразными танцами…

Приехала она в холодный Петербург прямо из Испании, где в это время уже зрели апельсины, миндаль и гранат, и из знойной южной весны попала в мокрую, дождливую, неприветливую петербургскую погоду. Немудрено, что она все зябнет, что ей холодно.

Приехала Ninon в обществе своей постоянной спутницы и учительницы танцев донны Анжелики по приглашению директора одного из петербургских театров, с тем чтобы выступить перед новою публикою.

Когда кто-нибудь спрашивает о происхождении Ninon донну Анжелику, последняя отвечает, что мать Ninon была француженка, отец-испанец.

Этому охотно верят. Смуглое личико с большими черными глазами само говорит за южное, нерусское происхождение девушки. Притом Ninon танцует с таким жаром, с таким воодушевлением, вносит столько огня в свое исполнение, что сразу точно чувствуется, что она южанка.

Так не танцуют на холодном севере. Недаром имя молоденькой босоножки-плясуньи уже успело облететь чуть ли не полмира. И несмотря на юный, очень юный возраст, Ninon уже пользовалась громкой известностью всюду, где интересовались танцами.

* * *

— Ты что же, долго намерена так валяться? А твои утренние упражнения? Или ты забыла о них? — раздается крикливый голос донны Анжелики.

Несмотря на свое испанское происхождение, донна Анжелика великолепно говорит по-русски.

Ninon устало поднимает на свою учительницу грустные глаза.

— Дайте мне полежать еще немного… Мне что-то нездоровится нынче. И потом, такая тоска! — говорит она тихим молящим голосом.

Но донна Анжелика резко поднимает Ninon с кушетки, схватив ее за руку.

— Вставай, вставай! Нечего нежничать. Пора на работу. Не забывай, ведь сегодня твой первый выход в России, в Петербурге… Ты должна понравиться публике, чтобы получить у здешнего директора ангажемент на несколько вечеров на будущий год… А русских труднее расшевелить, нежели испанцев, итальянцев и французов. Нужно исключительно хорошо плясать, чтобы понравиться им.

1 ... 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37

На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Том 34. Вечерние рассказы - Лидия Чарская бесплатно.

Похожие на Том 34. Вечерние рассказы - Лидия Чарская книги

Вторая Нина - Лидия Чарская - Детская проза
За что? - Лидия Чарская - Детская проза
Том 35. Бичо-Джан Рассказы - Лидия Чарская - Детская проза
Том 42. Гимназистки (Рассказы) - Лидия Чарская - Детская проза
Том 40. 3олотая рота - Лидия Чарская - Детская проза
Том 22. На всю жизнь - Лидия Чарская - Детская проза
Гимназистки - Лидия Чарская - Детская проза
Новые рассказы про Франца - Кристине Нёстлингер - Детская проза
Щелчок - Лидия Чарская - Детская проза
В рождественский вечер - Лидия Чарская - Детская проза

Оставить комментарий