Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Понял. - Сухо кивнул Вадим и, уже обращаясь к Пинджо, спросил, - Все они чему-то соответствуют? - И не дождавшись ответа, не оборачиваясь, лишь рукой указывая на ту стену зала, где висело бросившееся ему в глаза изображение картофельно-танцующей сущности, еле молвил, в тайной надежде, что Пинджо не расслышит, не сумеет понять и ответить, сомневаясь, а стоит ли спрашивать: - А та, земленисто-зеленая баба, стриженная "под Ваньку", что означает?
- Печорин. - Кратко ответила невозмутимая Пинджо.
- Что? Как это Печорин?!
- Я русска литература изучал. Я вижу. - Утвердительно кивнула Пинжо.
- Не изучал, а изучала. - С трудом, подавляя раздражение, прицепился он к её не правильному произношению.
- Нет. Изучал. - Упорствовала Пинджо. И пояснила, - Я тогда мужчина был.
Вадим отшатнулся.
- Так ты трансвестит?! То есть... как его? - Вадим замотал головой, силясь понять, кто же стоит перед ним.
А Пинджо, совершенно не меняясь в лице, с мягкой улыбочкой, медленно поясняла. Я - богатый семья. Но не очень. Я мог учиться только в России. Там не так дорого. Я поехал туда. А когда получил диплом, оказалось, что здесь нет для меня работа. Моя семья... По-вашему, Виктория говорила, называется: клан. Моя семья не любит, когда человек не работает. Я тоже не люблю. Человек должен работать, даже если у него все есть что надо.
- О боже. Ты ещё скажи мне, что труд сделал из обезьяны человека, и тогда я все пойму.
Кондиционеры работали исправно, в помещении было прохладно, но Вадим, отдуваясь, утирал пот, пот катил по лицу.
- Не труд. - Спокойно, словно робот пояснил, или пояснила Пинджо, Просто человек должен трудиться, чтобы делать добро для всех живых существ. А не для денег, как у вас любят трудиться. У нас в Таиланде никто никогда не знал, что такое голод. Крышу над головой тоже можно всегда найти. У нас трудятся с мыслью, что делают добро и не считают, сколько за это получат. Если считать всегда - можно сделать ошибка. А я не мог делать добра, когда я мужчина, но нужен была женщина, чтобы танцевать в шоу.
- Танцевать?! В шоу?! - Вадиму казалось, что лицо его окаменело в старчески усталой гримасе. - Так, где же в этом добро? - еле просипел он, чувствуя, что навалившая на него старость не разглаживается.
- Красота. Красота - это тоже добро. Поэтому, когда я встретилась с леди Тори я пошла с ней.
- Ну... ты и философ Пин, как тебя там дальше...
- Философка, - поправила его Пинджо. - Но это не я. Мы все так думаем. Так у нас главное. У вас - религия, а у нас философское учение Будды. Будды-понедельника.
- Че-его?! Понедельника?
- Да. Будды разные бывают. У нас - понедельника. У нас король родился в понедельник, - и Пинджо показала, а может быть, все ещё показал, медальон, что висел у него на шее.
Вадим разглядел худого человека в острой шапке, сидящего по-турецки и не понял - кто это: Будда или король, - но закивал по-тайски, сказал: "Хорошо", сам от себя обомлел, сосредоточился и спросил:
- Так почему же Печорин?
- Печорин типикул. Печорину все равно, кому больно, а кому нет, ему самому не больно. Он ломает крылья птицы и думает, что ломает крылья птицы, но не думает, что ей больно. Он наступает на живое, но не чувствует, что это живое, потому что у него очень крепка пятка. Ничего не чувствует про другого. Идет и не смотрит куда ступает. Хочет - танцует - не больно. Ему не больно, хотя он думает, что должно быть где-то когда-то больно, но думает, говорит, а не знает, что такое боль. Боль больше, чем танец боли. Как говорила Ви-Тори: искусство, это то, что больше искусства. Печорин не больше, чем тот, который о нем написал. Печорин лишь танец, танец отказа от боли. Танец... как его имя?
- Лермонтов. - Машинально произнес Вадим.
- Печорин типикул танец отказа от боли Лермонтовых. Но если не знать про автора - а брать самого человека, каким получился - то получается танец поиска боли и её отсутствия в нем.
Чувствуя, что сейчас взвоет как от зубной боли от такого разговора, да что там взвоет, зарычит, разнесет все в клочки, Вадим лишь выговорил:
- Пиво давай.
Пинджо исчезло из затуманенного поля зрения, но вскоре перед ним возник поднос полный банок с немецким пивом. Он открыл одну и влил в себя. Он открыл другую, но пить больше не хотелось.
- Сколько стоит?
- Сколько готов принести в жертву, чтобы свернуть с неправильного пути. - Не моргнув и глазом, поняло его Пинджо.
В потайном кармане белых брюк, (в городе, как ему объяснили, из уважения к европейски образованному королю не прилично ходить в шортах, несмотря на такую жарищу), - он нащупал взятую, на всякий случай, тысячу долларов.
- Тысяча с собою.
- Ты подумал?
- А что будет, если я не сверну?
- Ничего. Значит это твой путь. Ты и думай.
- В следующей жизни я рожусь облезлым котом? - спросил тихо, и обернулся на Бориса. Борис спал, улегшись на диване, прихрапывая.
- Нет. Это в Индии так думают. А если как у нас - это твой путь выбирай. Хочешь? Не хочешь? У нас другое учение.
- Да какое у вас ещё учение?! Отдаешь мне за тысячу, а не за...
- Это не я отдаю, а как ты возьмешь.
- Ничего себе... - Вадим замотал головой и выпил ещё одну банку пива. - Беру. Беру за тысячу, ту... Печорина. Плюс её дом хочу посмотреть... Можно? Где она жила?
- Хорошо. Дом её будет тебе открыт. Там часто останавливаются люди и не только из России. Там хороший давинг-спорт. Там красиво. Там рядом поселились немые люди, которых леди Ви-Тори хорошо понимает. Там...
- Слушай! Не загружай меня своей чудовищной информацией! Какие ещё немые?!
- Вам трудно понять. Их души моют, а Ви-Тори рисует...
- Только этого мне ещё не хватало! - рявкнул Вадим. - Луна какая-то!
- Нет! Не луна. Это остров. - Спокойно поправило Пинджо.
- Угу. - Кивнул Вадим, погружаясь, да что, там, погружаясь - утопая в безмолвии, мысли и слова. Растворялись в нем и, все-таки, из последних сил, складывал звуки в осмысленные формы: - К-куда ехать? К-когда?
- Завтра рано утром приедет за тобой Палтай и отвезет тебя в её дом. Ты хочешь в её дом войти или взять её дом, как свой?
- Ну-у... и логика. На фиг мне здесь дом? Ты что не понимаешь?
- Я хорошо понимаешь. Ты думаешь, я не понимаешь. Но твой друг ничего не хочет. Твой друг не нужен её дом.
- Я б-без него никуда.
- Твой друг йог, как из Индия. - Пинджо явно смеялось.
- Куда мне туда и ему, мой друг. - Составил фразу, как ему показалось, понятную для Пинджо Вадим.
- Он не Печорин. У Печорин был пятка. Пятка тоже указывает путь. Куда хочет пятка туда и путь. У него нет свой пути.
- Мне плевать.
- Плевать не тебе. Плевать твоя пятка.
- Но... какая пятка?! - уже забыл об увиденном Вадим, - Слушай, девочка, или... Черт, мальчик... Или как, бишь, тебя там - сущность Пинжо...
- Хорошо говоришь, хорошо. - Закивало Пинджо.
- Слушай, сущность, но ведь Печорин был эстет! Не было у Почорина пя-ятки!
- Да. - Кивало Пинджо. - Ничего, кроме пятки. Эстет.
- Все хватит. - Вадим почувствовал запредел. Еще чуть-чуть и он рухнет и заснет.
Но "не тем холодным сном могилы..." - пробубнилось в его голове. И все-таки он вынырнул:
- Вот, - протянул десять сто долларовых бумажек Пинджо.
- В паспарту или свернуть в рулон?
- В рулон.
- Палтай заедет за вами в три утра.
- Какой ещё Палтай? В какие три?.. - очнулся Борис.
- Дом Ви-Тори? Хочешь - не хочешь смотреть дом? Как музей дом. У неё часто там люди живут. Там мало турист. Там любят эксклюзивные люди бывать. У неё здесь есть квартира. Но в квартира она лишь спать. Ты говорил, что хочешь дом. Дом откроется. Только в три утра будет ехать хорошо. Не жарко. Не так долго. Он тебя будишь? Не хочешь?
- Хочешь - не хочешь... Будешь - не будешь. Да пусть разбудит раз и навсегда! Дай ещё пива. - Цедил слова в сторону Вадим
- Пиво по-тайски: "биир".
- Что? Не понял? - затряс головой Борис.
- Биир. - Повторило Пинджо поучительным тоном.
- Биир... - Рассеянно повторил Вадим.
- Так и у нас пиво по-русски: "биир". Потому как, врешь ты все! Это по-английски. Хорошо? - кивнул Борис
- Хорошо.
- Хорошо. - покорно кивнул Вадим.
- Бе-е-жать отсюда надо, Ва-адя! - закричал Борис и, схватив за руку Вадима, потянул к выходу, через сад, к воротам, - Бе-е-жать. Еще немного и она нас в конец ас-симилирует!
ГЛАВА 21.
"Главное, настроится на нужную волну и тогда все, что может придти тебе через неё - придет" - говорил Виктории философ Палтай, любивший в сезон дождей посидеть с ней рядом под раскидистой пальмой на безлюдном берегу, вглядываясь на шелковистую гору на горизонте.
"Почему я никак не могу настроиться на то, что я занимаюсь живописью" - удивлялась себе Виктория, машинально штудируя ставший настольной книгой еженедельный справочник "Товары и цены", а также газеты "Из рук в руки". Да-а... все не против стать миллионерами, но мало тех, кто готовы полностью подчинить свою жизнь лишь одной идее - сделать миллион. Да что миллион... Спокойно. Ты делаешь это ради..." - Виктория приказала себе забыть вспыхнувшие в памяти лица, взмах кисти и шелковисто голубую гору в туманной дымке, там, на другом острове, почти что на горизонте. Вперилась в шрифт.
- Леди-бомж - Дарья Истомина - Детектив
- Там, где нас нет (сборник) - Татьяна Устинова - Детектив
- Детектив без убийства. Очень странные дела и не менее странные способы их раскрыть - Вадим Головин - Детектив
- Зов пустоты - Максим Шаттам - Детектив / Полицейский детектив / Триллер
- В Париж на поминки - Назим Зейналлы - Детектив
- Гелен Аму. Тайга. Пионерлагерь. Книга первая - Ира Зима - Детектив
- Бумажный занавес, стеклянная корона - Елена Михалкова - Детектив
- Дверь, ведущая в ад - Евгений Сухов - Детектив
- Окно в Париж для двоих - Галина Романова - Детектив
- Водоворот чужих желаний - Михалкова Елена Ивановна - Детектив