Форма входа
Читем онлайн Воспоминания о Бабеле - Исаак Бабель
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
"...Вообще же и ближайшие три-четыре месяца будут месяцами лишений, зная это - как тут быть? Я работаю недавно, в форму вхожу трудно, с маху стоящую книгу не напишешь, по крайней мере я-то не напишу <...>".
Из Парижа в Москву. 7.VII.28 г.
"...Нездоровье; не такое, чтобы лежать в постели, а похуже - болезнь нервов, частая утомляемость, бессонница. Я, по правде говоря, мало трудился на моем веку, больше баловался, а вот теперь, когда надо работать по-настоящему, мне приходится трудно <...>
Получил несколько писем от Горького. Он просит меня приехать и обещает, что устроит у себя, что у него тихо, можно работать - и расходов никаких не будет. Я бы хотел поехать - но пока нету денег на дорогу. Если раздобуду - напишу тебе и сообщу адрес...".
Одноплановость приводимых мною выдержек из писем Исаака Эммануиловича может вызвать у непосвященного человека представление о нем как о "вечном страдальце", и это будет совершенно ошибочно.
Бабель постоянно испытывал "муки творчества", но человек он был общительный, веселый, блистательно остроумный. Пессимистом его никак нельзя посчитать - при малейшем проблеске благополучия он оживлялся и начинал возводить шаткое нагромождение "воздушных замков".
Человек широкий во всех отношениях, он постоянно испытывал потребность помочь всему своему окружению.
Так, находясь в Париже буквально в нужде и едва получив Деньги, чудом отправленные ему туда, он тут же пишет мне:
Из Парижа в Москву. 30.XI.27 г.
"...Если тебе удастся прислать мне в нынешнем году тысячу Рублей, будет очень хорошо <...>. Не помню, сообщал ли я тебе адрес сестры <...> Хорошо бы если бы и ей можно было отправлять ежемесячно <...>".
Возможно, что Исаак Эммануилович так стремился во имя работы зарыться в глушь отчасти и потому, что никак не мог совладать со своей неуемной общительностью.
Письма его тоже дают основание для такого предположения.
Из Киева в Москву. 23.VI.25 г.
"...Я ушел из дому, где начался шум и суета, всегда сопровождающие меня..."
Из Сергиева в Сочи. 29.VI.25 г.
"...В четверг приехала гостья (приятельница из Петербурга) и пробыла два дня, а в субботу нагрянули три семьи - Вознесенские, Зозули и проч. Я измаялся. Пропащие четыре дня, даже вам не мог написать <...>".
Познакомилась я с Исааком Эммануиловичем на квартире у Василия Александровича Регинина, который был моим сослуживцем по режиссерской работе в клубных кружках войск Красной Армии.
Я тогда училась в режиссерской мастерской Мейерхольда и работала в театре его имени, а также вела несколько красноармейских и рабочих драматических кружков.
После одного из вечерних занятий кружка Василий Александрович уговорил меня пойти к нему: "Познакомитесь с моей женой и обязательно еще с кем-нибудь интересным, ко мне каждый вечер заходят "на огонек".
Так оно и оказалось - "на огонек" зашел в тот вечер Исаак Эммануилович. Он пошел меня провожать и, будучи человеком крайне неожиданным, весьма удивил меня своим обращением и разговором.
Всю дорогу (от Красных ворот, где жили Регинины, до Горохового поля на Разгуляе, где жила я) Бабель рассказывал мне о лошадях, уверяя, что ни литература, ни искусство нисколько его не интересуют, вот лошади - дело другое!
Когда сидели у Регининых, я позвала и их, и Бабеля, на следующий вечер, посмотреть спектакль "Земля дыбом", в котором я играла.
Они пришли в театр все вместе и по окончании спектакля пригласили меня ужинать в "Литературный кружок".
За ужином Исаак Эммануилович восхищался Зайчиковым, игравшим бессловесную роль царя, а меня поддразнивал: где же, мол, вам соревноваться вашей героикой с актером, которого режиссер посадил при всем честном народе на ночной горшок...
После ужина Бабель опять провожал меня, но на этот раз мы ехали на извозчике - путь от Тверской (теперь ул. Горького) до Разгуляя не для пешего хождения, да и извозчик ехал довольно долго, и опять Исаак Эммануилович все твердил про лошадей.
Но на этот раз он выражал опасение, но не того, что мне может наскучить его пристрастие к лошадям, а того, что я могу его не понять.
Я была избалованна и строптива, поэтому, вырази он опасение, что лошади наскучили мне, я бы, наверное, с этим согласилась, но, при моем молодом самомнении (мне было тогда 24 года), возмутилась предположением, что могу чего-то "не понять", и поэтому терпеливо слушала бабелевские рассказы о совершенно не нужных мне лошадях.
Впрочем, он был таким неотразимым рассказчиком, что все, о чем бы ни говорил, получалось у него и увлекательно, и неповторимо интересно.
Скоро мы встретились в Ленинграде, и Исаак Эммануилович попросил меня никому не говорить, что он там. Пригласил зайти к нему в гостиницу, еще раз заверив, что он в Ленинграде "инкогнито".
Когда же я к нему зашла, то обнаружила в его номере "дым коромыслом". Он уже созвал к себе половину Ленинграда.
Такая непоследовательность вообще была очень характерна в те годы для бытового поведения Бабеля.
Другое дело - творчество. В творчестве он был необыкновенно последователен, взыскателен и ни в коем случае не желал ни смириться, ни "укротить" себя.
Он не только с мучительной страстью вынашивал свои произведения, но с такой же пристальной внимательностью прослеживал и их прохождение в жизнь, начиная с корректур и репетиций.
Чувство ответственности перед читателем, беспокойство о нерушимости своего творческого замысла никогда не покидали Бабеля.
Это опять можно проследить по письмам:
Из Киева в Москву. 22.IV.25 г.
"...Окажите мне услугу: позвоните в редакцию "Красной нови" (т. 5-63-12), попросите к телефону Евгению Владимировну Муратову. Скажите ей от моего имени, что я с нетерпением жду корректуры 1, которую она обещала выслать мне в Киев. Корректуру эту немедленно по исправлении я отправлю в редакцию..."
Из Киева в Москву. 27.IV.25 г.
"...От "Красной нови" ни слуху ни духу. Какие неверные люди. Я телеграфировал вчера в редакцию и завтра пошлю еще одну телеграмму. Пожалуйста, позвоните еще раз Муратовой и скажите от моего имени, что я протестую против напечатания рассказа по невыверенной рукописи и что если они не пришлют мне корректуры по указанному адресу в Киев, то я буду протестовать против этого в печати. Александр Константинович 2 обещал дать мне возможность прочитать корректуру трижды. Мне стыдно, что я отягощаю вас этим делом, но, право, оно имеет для меня кое-какое значение...".
1 Рассказ "История моей голубятни".
2 Воронский.
Из Киева в Москву. 30.IV.25 г.
"...От "Красной нови" ни ответа, ни привета. Придется послать им выправленную рукопись...".
Из Киева в Москву. 10.IV.27 г.
"...Корректуру "Короля" пришли. Делов там немного, но просмотреть надо.
Приехать в Москву я хочу 24-го, к Пасхе. Очень хочется мне успеть исполнить до этого времени ту чертову гибель работы, которая висит на моей шее...".
Из Киева в Москву. 13.IV.27 г.
"...Корректуру получил. В корректуре сделал незначительные изменения в порядке рассказов и написал на титульном листе "Третье издание". Это необходимо сделать для того, чтобы не вводить публику в заблуждение...".
Особое беспокойство, обостренное еще и тем, что он находился за границей и не мог сам проследить за перипетиями претворения ее в спектакли, вызывала у Бабеля пьеса "Закат".
Из Парижа в Москву. 3.IX.27 г.
"...Что в театре? Я до сих пор не переделал 3 сцены. Опротивела мне пьеса. Надо бы сократить два-три куплета в песне, да охоты не хватает. Может быть, сделаю. Все переделки пришлю".
Из Парижа в Москву. 6.Х.27 г.
"...Авторы наши в отношении к цензуре перешли всякие границы робости и послушания. Я не собираюсь принять к сведению или исполнению ни одно из их замечаний. Все их "исправления" -бессмысленны, продиктованы отвратительным вкусом и политически ненужны и смехотворны. С болванами этими не стоило бы и разговаривать. Я не принадлежу к числу тех, кто плачет над запрещенными своими вещами или злобится. Но "тога гордого безразличия" - это, конечно, пышная тога, но <...>. Поэтому надо бороться за сохранение моих фраз <...>. Уступать нельзя...".
Из Парижа в Москву. 4.Х.27 г.
"...Я прочитал в "Правде" отзыв Маркова о постановке "Смерти Иоанна Грозного". Статья эта убедительно написана, и такое у меня чувство, что она правильно излагает то, что происходило в театре. <...> Плохой театр 1, тут и толковать нечего. Если тебе придется говорить с Берсеневым, попроси их сократить 3 сцену, в особенности песню. Один чех попросил у меня пьесу для того, чтобы показать ее в Праге, я сдуру отдал, теперь у меня нет ни одного экземпляра. Он, правда, обещал вернуть через несколько дней".
1 2-й МХАТ. 128
Из Парижа в Москву. 17.Х.27 г.
"...Вчера получил письмо твое и Гриппича. Сегодня отправил Гриппичу все нужные ему заявления. Знаешь ли ты что-нибудь о судьбе пьесы в Петербурге?
Перебиваюсь с трудом <...> А тут еще дней десять тому назад я захворал. Простудился, и начался тяжкий мой "астматический период". Десять дней я снова не работал и так этим испуган, что решил ехать на юг лечиться. Раз навсегда мне надо привести себя в работоспособный вид. Рассчитываю осуществить мою мечту - поехать в Марсель. Поеду, если добуду денег. Здесь не Москва - пропадешь и ни копейки не достанешь..."
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Воспоминания о Бабеле - Исаак Бабель бесплатно.
Похожие на Воспоминания о Бабеле - Исаак Бабель книги
- Пять дней после катастрофы. Жизнь и смерть в разрушенной ураганом больнице - Шери Финк - Русская классическая проза
- Китайская мельница (киносценарий) - Исаак Бабель - Русская классическая проза
- Блуждающие звезды (киносценарий) - Исаак Бабель - Русская классическая проза
- Старая площадь, 4 (киносценарий) - Исаак Бабель - Русская классическая проза
- Одесские рассказы - Исаак Бабель - Русская классическая проза
- Главный бандит Америки - 1924-1931 - Федор Раззаков - Русская классическая проза
- Салют над Сент-Клуис - Илья Андреевич Финк - О войне / Русская классическая проза
- Прикосновение - Галина Муратова - Драматургия / Контркультура / Периодические издания / Русская классическая проза
- Все-все-все сказки, рассказы, были и басни - Лев Николаевич Толстой - Прочая детская литература / Детская проза / Русская классическая проза / Прочее
- Том 4. Произведения 1914-1931 - Иван Бунин - Русская классическая проза
