Это была не я.
Челюсть Яна опять напрягается. Такого расклада он, конечно, не ожидал. Что она откажет – да. Но то, что не она помогла Константину – нет. И значит, Моране не под силу меня спасти.
Ян изумленно взирает на нее, желая услышать объяснение.
– В тот день я стояла рядом с Константином так же, как стою с Авой сейчас, – произносит Морана, – в безвременье. Пыталась оттянуть мгновение неизбежного, найти способ, как его предотвратить. Но у меня не получалось. А затем Тьма, стремящаяся его забрать, отпустила его. Я не прилагала к этому руку. Тьма оставила Константина. Как оказалось, у нее имелись на него свои планы. И он о них не догадывался, да и теперь, пожалуй, ни о чем таком не задумывается, хотя и выполнил возложенное на него.
Ян изменился в лице. Он что-то понял, но я не могла разобраться в смысле сказанного, не улавливала сути.
– Ты в курсе, о чем я, – продолжила Морана. – Я тоже долго не могла разобраться в помыслах Тьмы. И размышляла об этом, пока оно не произошло. Совсем недавно. – Богиня помолчала. – По какой-то причине, может быть, очевидной для нас, но не для остальных, Тьма не была довольна вашим отцом и знала, что рано или поздно Константину удастся свергнуть Смога. Она чувствовала потенциал Константина, осознавала, что на это способен только он. Поэтому пощадила его. Но для Авы она ничего подобного не сделает.
Я ощутила мгновенный упадок духа. Сколько веков они полагали, что спасти Константина сумела именно мать. Естественно, на это Ян и рассчитывал. Вот что он имел в виду, когда шептал несколько минут назад, что меня не расщепит. Будучи уверенным, что получит от Мораны желаемое. То, что ему надо. Но, увы, никакой надежды не было и в помине.
Мне лишь казалось. Ян дал мне иллюзорную надежду, намекнул, но она разбилась о реальность.
Его желваки заходили ходуном. Я буквально услышала скрип зубов. Ян был взбешен. На его лице отразилась ярость. Но в глазах проявилась и боль, которая напомнила мне ту, что я ранее замечала у Константина. Я с ужасом подумала о том, как Ян сейчас на него похож.
Ян не простит себя. Он никогда не отпустит то, что совсем скоро со мной случится, никогда не забудет. И будет вынужден жить вечность с мыслями о том, что не смог избавить меня от настигающей участи.
– Кто еще может помочь? – продолжает спрашивать он, прилагая огромное усилие, чтобы его голос не звучал гневно в моем присутствии.
Морана искренне сочувствует сыну, жалость струится из ее глаз.
– Я таких не знаю, потребуется время, чтобы их отыскать. Но мы – тут. Есть только этот момент, – отвечает она.
Яна передергивает. Я ощутила его раздражение своим несуществующим телом, стоя рядом с ним. Сверхъестественное свечение драконьих глаз потухло. Лицо перестало быть жестким и напряженным. На нем проявилось нечто другое, чему мне сложно дать определение.
– Тебе известны еще какие-нибудь способы? – выпаливает он, сдвигаясь с места, впервые делая шаг ей навстречу, и я машинально ступаю за ним, следуя за его рукой.
– И да, и нет, – расплывчато произносит она. – Один способ есть. И ты знаешь – какой. И знаешь, что будут последствия. Для нее.
– Мне это не подходит, – резко обрывает он и уточняет: – Ей не подходит. Она заслуживает большего.
Морана поджимает губы, они становятся сплошной тонкой линией, и теперь я замечаю, как сильно они с Яном похожи чертами лица, цветом волос и мимикой.
Богиня тяжело выдыхает:
– Ничего другого нет, сын мой. Я уверена, ты заранее перебрал в голове множество вариантов, и этот был последним, не так ли? Но ты, безусловно, думал о том, каким образом мама может тебе помочь.
Я обескуражена и растеряна. Каким-то образом Морана все же способна что-либо сделать в моей ситуации?
– Услуга на самый крайний случай, – процедил Ян.
Он согласился так, что мы обе поняли – Яна не просто не устраивает ее предложение: вдобавок ко всему он до последнего не хотел к ней обращаться.
Он желал, чтобы она знала это. Цмок по-прежнему был строг к ней, наказывая. Пусть и небезосновательно.
«Но она могла бы помочь…» Однако я не разрешаю себе об этом думать. Не позволяю.
– Ее спасение столь важно для тебя, сын?
Ян пристально смотрел на мать и ничего не отвечал.
– Она человек, – продолжила Морана. – То, чего твой отец так боялся, чего по-настоящему не желал. Ты привязан к смертной, сочувствуешь ей.
Радужки Яна вновь вспыхнули буйным синим огнем.
– Некоторые люди лучше богов, – с пренебрежением бросил он. – А Смога мы заточили в его собственной тюрьме в пекле, – отчеканил Ян, снова напоминая ей о случившемся в аду.
Ведь она уже осведомлена о случившемся в пекле. Хотя ей никто не рассказывал. Возможно, из моих или чьих-то еще мыслей.
– Оно и к лучшему, – неожиданно произнесла богиня. – Понадобилось много времени, чтобы я это осознала. Я совершала ошибки, не давала себе понять, что, несмотря на то что вы порождение нас, вы имеете право быть собой и быть свободными. Но думаю, ты не это хочешь сейчас услышать.
– Оставь свои извинения, – кинул Ян.
– Как скажешь, дорогой. – Ее лицо озарилось непривычной уязвимостью и мягкостью. Она показалась даже слабой, но лишь на секунду.
Ян напрягся. Наверняка из-за того, как она его назвала. Он продолжал вести себя с ней формально, а она обращалась к нему с зыбкой нежностью, прощупывая почву, ища пути, чтобы подступиться.
– Но я спрашивала о другом, – прибавила Морана деловитым тоном. – Неужели для тебя действительно важно, чтобы ее душа пошла дальше, на цикл перерождений или отправилась в недоступный для тебя рай? – Богиня смерти упрямо всмотрелась в его лицо, словно пытаясь угадать ответ.
Смотрела на него с былой твердостью, даже сурово, как настоящая мать, коей, впрочем, она и являлась.
– С помощью этого способа Ава сможет остаться рядом с тобой навсегда. Разве это не лучше? Я видела все ее воспоминания, связанные с тобой. И знаю твое отношение к ней. Ваше истинное отношение друг к другу. Разве ты готов отпустить Аву, отказавшись от нее навеки?
Ян громко выдохнул горячим драконьим паром. Либо от того, что Морана избрала не особо деликатный способ выяснить подноготную о личной жизни сына, вторгнувшись в мои сокровенные мысли, либо потому, что его в принципе задел ее комментарий.
– Ава не станет результатом моего эгоизма, – непреклонно изрек он.
– Я всегда была уверена, что однажды ты будешь способен на искреннюю неподдельную любовь,
