«большое и светлое» — это война? Захотелось снежок красненьким окропить?
Собеседник лихо опрокинул свою рюмку и занюхал кулаком:
— Ты, Остап, видать, умный мужик. И, наверное, много на свете повидал.
— За комплимент спасибо. Да уж, повидал.
— А я и много кто еще родились на Карфагене, и ничего, кроме этой дерьмовой планетки, в своей жизни не видели. Понимаешь, ни-че-го. Каждый день одно и то же. Скука полнейшая.
— И тебе захотелось повоевать, да? Типа война — это дело молодых, лекарство против морщин?
— Отлично сказано! Прямо в точку! — восхитился урка. — Сам придумал?
— Сам, — соврал Остап. — Только что. Экспромт.
— В тебе есть поэтический дар, у меня на такие дела чуйка. Ты, главное, не бросай писать. А из этой строчки хороший стих получится…
— Или песня.
— Истину глаголешь!
— Спасибо, я подумаю. Но давай-ка к делу вернемся. Какая роль, скажи на милость, отводится в твоем плане мне?
— Ты выпей сперва.
— Не хочу. На сегодня хватит.
— Выпей. Я же пил за твое здоровье.
— Что-то я тоста не слыхал…
— А я шепотком сказал.
Остап не стал спорить. Третья залетела легкой пташкой.
— Так вот, — Фунт сплюнул под ноги и размазал плевок подошвой. — Хочу позвать тебя в нашу банду.
— Это что-то новенькое! Никогда не стоял в банде! А можно поподробнее? — встрепенулся Остап.
— Мы хотим захватить власть в Алькатрасе.
— А кто еще там, кроме тебя?
— Тройняшки.
— Твои дружки-мушкетеры? Они что, реально тройняшки?
— Нет. Однофамильцы. Иванов, Петров и Сидоров, — съязвил он, но тут же перешел на серьезный тон. — Конечно, тройняшки. Ты разве не заметил, что они все на одно лицо?
— И как их зовут? Атос, Портос и Арамис? Поэтому они и мушкетеры, да?
— Точно! Именно так их и зовут.
— Гонишь!
— Чтоб мне пусто было! Их папаша очень любил книжку про мушкетеров, а когда жена родила тройню, в честь героев и назвал детишек.
— А ты откуда про мушкетеров знаешь? Тоже книжку Дюма читал?
— Не-а, я фильм смотрел в Маяковке.
— С Боярским?
— С кем?
— Ну мужик такой усатый. Он в фильме Д'Артаньяна играл и пел: «Пора-пора-пора-порадуемся на своем веку красавице Икуку…». Тьфу, вот зараза! Сколько лет прошло, а никак привыкнуть не могу. «Красавице и кубку», конечно же!
— В том фильме, что я смотрел, никто песен не пел. А Д'Артаньяна играл пацан патлатый, на девку похожий.
— А я, получается, такой не смотрел.
— А я смотрел раз восемь. Клевый фильм!
— Слушай, а как ты своих мушкетеров различаешь? Они же, как три капли воды…
— По голосу. Арамис самый говорливый, два других — молчуны.
— Что, отчаянные ребята?
— А то! Любят помахать кулаками, особенно кого-нибудь ножичком пырнуть.
Остап ухмыльнулся и скроил задумчивую мину:
— Они отчаянные, да и ты, я вижу, парень не промах. Зачем тогда я вам понадобился?
— А затем, что мало власть захватить, ее еще и удержать нужно. Тут-то ты нам и пригодишься. Ты же супербоец. И урки тебя после победы в матче сильно зауважали.
— План-то у вас хотя бы есть, путчисты?
— Внезапное нападение. Завалим пахана, перебьем его подручных, и дело в шляпе!
— Звучит эпохально.
— Это ты так шутишь, да?
— Угу. Я прирожденный комик. Как Джим Керри. И когда вы думаете осуществить свой дворцовый переворот?
— Да хоть сегодня.
— Сегодня⁈
— А чего тянуть? Крот сказал, чтобы я тебя утром привел. Мы зайдем, кокнем его, перехреначим его цепных псов. И все. Алькатрас наш!
— Мне нужно подумать…
— Пяти минут хватит?
— Слушай, бандит, не напирай…
— Молчу, молчу. Думай, я не буду мешать.
Все, о чем говорил Фунт, походило на бред сумасшедшего. Впрочем, он и так не производил впечатление нормального человека. К тому же был непролазно туп. Но одного у него не отнимешь. Урка излучал какую-то очаровательную наглость. Такие люди способны вести солдат в атаку, заражая всех вокруг сверхъестественным энтузиазмом. Почти как Жанна Д'Арк! Простая французская крестьянка, а умудрилась поставить раком непобедимую английскую армию. А чем Фунт-то хуже?
Остап поймал себя на мысли, что этот прощелыга начинал ему нравиться и он почти готов согласиться на предложение. А ведь еще совсем недавно едва сдерживался, чтобы не вырвать Фунту кадык и тем самым исполнить общение, данное Ржавому. Остап никогда не отличался авантюризмом, старался все делать вдумчиво и спокойно, отказывался от ненужных рисков и излишнего любопытства, и тут на тебе!
Впрочем, в Москве ему было что терять. Квартира, работа, девушка — за все это он платил, причем не деньгами. Вся жизнь Остапа была одним сплошным компромиссом. Доверить финальный монтаж продюсеру? Пожалуйста! Молча сносить упреки подруги? Не вопрос! Даже когда он играл в «Изгоях» на гитаре, никто не считался с его мнением. А когда он в первый и последний раз принес сочиненную песню, ее тут же забраковали. Автор вложил в свое творение всю душу, а его высмеяли и сказали: «Не покатит». Но и тогда Остап не стал возражать. Засунул свое самоуважение куда подальше и промолчал.
И вот теперь жизнь дала ему еще один шанс. Шанс переродиться. Стать другим человеком: волевым, с железным характером, закаливаемым в бою.
Возможно, под влиянием алкоголя и травмы головы Остап ответил:
— Я в деле.
Фунт расплылся в злодейской улыбке Гринча, пожал обретенному соратнику руку и предложил:
— Еще по одной?
— Наливай!
14. Ослик Скороход и все, все, все
На коммунарской сходке было шумно и многолюдно. Люди лузгали семечки и шумно общались. Ждали председателя. Факт его появления оценили бурными и долгими аплодисментами.
Лаптев приветственно помахал всем собравшимся и стал толкать речь. Озвучил насущные проблемы. Мило поздравил девушку Веру с днем рождения. Пожурил кузнеца за пьянку. Тот вышел из толпы, сложил руки замком и гортанно произнес:
— Сергей Леонович, бес попутал. Больше не буду.
— На сей раз обойдемся без наказания, у тебя в кузнице и так работы полно, — смилостивился председатель.
Луцык ткнул Джей локтем и шепотом спросил:
— Как думаешь, сколько уже раз он так клялся?
Она пожала плечами, не пожелав вступать в диалог.
Здесь присутствовали, видимо, все члены коммуны. На доклад председателя они реагировали с разной степенью внимательности, но в принципе соблюдали тишину.
Луцык обвел взглядом толпу. Среди коммунаров были и знакомые лица. Вот горбун Игорь. Он с аппетитом жевал какую-то снедь, периодически поглядывая на пролетавших птиц. Дядя Франк деловито кивал, соглашаясь со сказанным руководителем, и не скупился на аплодисменты. Пятак, напарник Ржавого, выглядел усталым и, судя по выражению лица, хотел побыстрее отсюда слинять. Отец Иоанн потирал укушенную крысой руку и строил страдальческие мины.
