Форма входа
Читем онлайн Дневники - Николай Мордвинов
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
Здесь мы снова можем убедиться, как последовательно проводился актером его принцип «укрупнения» черт характера, чувств героя. А ведь была серьезная опасность превратить образ в этакий ходячий монумент, лишить его живого человеческого начала, впасть в чрезмерную аффектацию, допустить нажим, превратить «укрупненность» в монотонность. Таких печальных примеров немало знает кинематограф и на историческом и на современном материале. Мордвинов счастливо избегает этого.
В патетические массовые сцены он вносит глубоко личное человеческое начало. Резкие переходы в настроении героя, бурю волнующих его страстей актер все время оправдывает умением интенсивно, на предельном накале передать течение внутренней жизни образа даже в тех сценах, когда драматургия таких возможностей, казалось бы, не давала. Во многом за счет такой актерской самоотдачи Богдан Хмельницкий и выступает в фильме не только как крупный политик и выдающийся полководец, но и как яркая человеческая индивидуальность, как неповторимый в своих личных качествах характер.
Едва заметный жест, слегка дрогнувшая бровь, чуть уловимое изменение в звучании голоса оказываются достаточными для того, чтобы зрительный зал понял актера, чтобы усилилось чувство сопереживания с героем.
Вот небольшой по размеру эпизод отъезда старого казака Тура, который добровольно вызывается поехать в стан врага для того, чтобы там под пытками дать ложное показание о расположении войска Хмельницкого. В особом внимании, с каким Богдан слушает предложение старого казака, чувствуется напряженная мысль. Он взвешивает все возможные опасности, пытаясь найти другой выход, долго не решается отпустить Тура на верную смерть. Богдан смотрит на него, откровенно любуясь его мужеством, потом отводит глаза, еще секунду колеблется и крепко обнимает, целует старого казака.
Максимальной выразительности Мордвинов достигает в тот момент, когда его Богдан, выйдя из шатра проводить Тура, поднимает руку для прощального приветствия и вдруг как бы пытается ею остановить казака. А затем медленно ее опускает. Один только жест — и не нужны никакие слова. Огромное душевное напряжение героя прорывается вот в этой секундной задержке руки в воздухе.
А вот более развернутая сцена… Ранний рассвет на берегу озера. Богдан Хмельницкий сидит в одиночестве у воды, опустил руки, беспомощно обвис чуб. Через несколько часов бой. Богдан молчит, но мы догадываемся, какое сложное переплетение общественных и личных забот будоражит его душу. Подходят Максим Кривонос, войсковой писарь Лизогуб и другие. Хмельницкий — Мордвинов сразу преображается. Он — полководец, от его внешнего состояния во многом будет зависеть настроение его помощников, всего войска. И актер постоянно подчеркивает это самообладание, внутреннюю дисциплинированность героя. «Дай тютюну, Максим, — стараясь быть спокойным, говорит Богдан. — Твой крепче. Закурим, щоб дома не журылысь».
Внимательно, даже слишком внимательно слушает Хмельницкий рассказ Лизогуба о своем сне: «Перед боем сны — вещие». В глазах желание понять, проникнуть в душу Лизогуба — его рассказ вызывает подозрение. Слегка вздрогнули брови Богдана. Не отрывая глаз от рассказчика, он поднимает голову. А когда Лизогуб кончает, Хмельницкий медленно опускает глаза: он что-то понял. Актер едва заметными штрихами раскрывает мучительный процесс сомнений и размышлений Богдана: с какой целью рассказал писарь «сон» об измене Кривоноса?
Хмельницкий верит Максиму, дорожит дружбой с ним. Они обнимает полковника, вместе смотрят они на брезжущий рассвет. Глубоким смыслом наполняет актер слова Богдана: «Солнце встает, солнце встает!..» Он смотрит на первые лучи солнца, и черты его лица становятся решительнее, взгляд — увереннее.
И так на протяжении всей роли мы можем проследить, как предельно обостренное ощущение актером внутренних коллизий, через которые проходит его герой, проявляется не в барочной пышности красок, не в пафосе и нарочито нагнетенной динамике, а, наоборот, в предельной скупости жеста, движения глаз сдержанности интонаций, которые кажутся тем более весомыми, эпически значительными, чем более строго они отобраны и чем более отчеканенно выразительно воплощены.
Богдан в бою. Актер располагает в этой сцене несколькими короткими крупными и средними планами, которые в стремительном ритме монтируются с общими планами штурма крепости Корсунь. Сначала Хмельницкий стоите задумавшись, опустив голову. И эта минута озарения, посетившего полководца в самую трудную минуту битвы, становится благодаря все той же скульптурной лепке движения, жеста центром всей сцены. По этому, когда, исполняя волю полководца, казаки направляют на штурм замка стадо быков с подожженными хвостами и страшная, все сметающая на своем пути лавина несется на врага, мы своим внутренним взором остаемся прикованными к Хмельницкому… И вот он снова появляется в кадре. Громовым хохотом разражаются Богдан и его сподвижники, видя, как бежит от ревущего стада неприятель. В этих крупных планах хохочущего полководца, в его бешеном азарте, в каком-то опьянении стихией атаки проявляются и песенная, лирико-эпическая стилистика фильма, и духовная, и физическая мощь Хмельницкого. Кажется, та тугая пружина, которую мы ощущали в предыдущих сценах, вдруг распрямилась, и поток бурных страстей, до этого с огромным трудом сдерживаемый, прорвался наружу.
Николай Дмитриевич вспоминал позже, что именно во время съемки этого эпизода внутренне ощутил он в себе Богдана-полководца. «Когда двадцать четыре тысячи копыт ударили, содрогая землю, поднимая пыль, я почувствовал, что такое конная лава, какая это страшная стихийная сила и какая нужна воля, чтобы управлять ею» — писал он.
В этой сцене, как и в ряде других, Мордвинов старался подчеркнуть народные черты в характере и поведении героя. Вот финал боя, его апофеоз. Жестом усталого труженика вкладывает Богдан саблю в ножны, сбрасывает шапку, локтем обтирает потный лоб. Мы видим его после тяжелого ратного труда, и кажется, перед нами пахарь, только что прошедший длинную борозду, или рыбак, вытянувший невод, полный рыбы.
Народное начало в образе можно обнаружить и в шутливой сцене наказания дьяка Гаврилы, пропившего свою рясу. Богдан в толпе казаков, он заразительно, искренне, до слез, хохочет, приговаривая: «Хороший казак, хороший казак…» Мы еще помним громовой, страшный для врагов хохот полководца в предыдущей сцене, здесь иное. Актер находит совсем другой оттенок, другие краски. Общее веселье, настроение беззаботной удали, охватившие казаков, передаются и Хмельницкому. Мордвинов раскрывает в этом эпизоде еще одну сторону характера Богдана — его простоту, чувство юмора, органическое родство его души с душами рядовых запорожцев. И в то же время актер нигде не снижает романтическую тональность роли, не «обытовляет» своего героя, всюду дает ощутить его человеческую значительность, мощь, яркость.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Дневники - Николай Мордвинов бесплатно.
Похожие на Дневники - Николай Мордвинов книги
- Театральная фантазия на тему… Мысли благие и зловредные - Марк Анатольевич Захаров - Биографии и Мемуары
- Олег Борисов. Отзвучья земного - Алла Борисова - Биографии и Мемуары
- Андрей Тарковский. Стихии кино - Роберт Бёрд - Биографии и Мемуары / Кино
- Дневники св. Николая Японского. Том ΙI - Николай Японский - Биографии и Мемуары
- На берегах утопий. Разговоры о театре - Алексей Бородин - Биографии и Мемуары
- У стен недвижного Китая - Дмитрий Янчевецкий - Биографии и Мемуары
- Дневники, 1915–1919 - Вирджиния Вулф - Биографии и Мемуары / Публицистика
- Парабола моей жизни - Титта Руффо - Биографии и Мемуары
- Те, с которыми я… Вячеслав Тихонов - Сергей Соловьев - Биографии и Мемуары
- Дневники исследователя Африки - Давид Ливингстон - Биографии и Мемуары
