Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Князь Владимир требует вернуть оружие, отнятое у гридней, – проговорил Всеволод, жуя хлеб. – Ну и барахлишко, снятое с них, тоже надо бы отдать.
– Все будет возвращено, господине, – заверил Всеволода Бачило. – Надеюсь, ты сознаешь, что вина лежит целиком на вирнике Фатьяне. Это он разозлил пчелиный улей.
– Не тревожься, друг. – Всеволод ободряюще кивнул старосте. – Я добьюсь, чтобы князь наказал Фатьяна да впредь не допускал его к сбору недоимок.
– Послушает ли тебя князь Владимир? – изрек Бачило, глядя на Всеволода. – Я слышал, Фатьян у него в любимчиках ходит.
– Меня послушает, уж поверь, – твердо произнес Всеволод. – Я слово заветное знаю. Услышит сие словцо из моих уст Владимир Данилович, и возжелает стать судьей праведным, вроде библейского царя Соломона.
– Да ты не тиун, а кудесник, друже, – рассмеялся Бачило. – Не выпить ли нам по такому случаю хмельного медку, а?
– От хмельного питья грех отказываться, коль хозяин предлагает, – улыбнулся Всеволод.
Глава 8. На пепелище
Всеволод задержался в Конюховке на два дня. Ему захотелось получше вникнуть в нужды и чаяния местных смердов, о злобности которых распускали слухи муромские бояре. На деле же конюховские мужики оказались вполне миролюбивыми людьми, все беды которых происходят от неурожаев и от алчности княжеских слуг.
Староста Бачило произвел на Всеволода неизгладимое впечатление своей начитанностью и мудрыми рассуждениями.
– Почему ты ушел из монастыря? – спросил Всеволод у старосты, помогая ему складывать в поленницу наколотые березовые дрова. – Иль тебя выгнали сами братья-монахи?
Бачило отряхнул пыль и мелкие древесные стружки с рукавов льняной рубахи, присев на корявый нерасколотый чурбан. Он взглядом предложил Всеволоду тоже посидеть и отдохнуть. Всеволод сел на массивную березовую колоду, так чтобы тень от стройной высокой липы падала на него. Солнце с полудня стало сильно припекать.
– Ты видел у меня в избе книгу «Жития святых», – задумчиво промолвил Бачило, глядя на Всеволода чуть прищуренными глазами. – В этой книге описывается жизнь всевозможных мучеников, принявших смерть за веру Христову. Читая эту книгу еще будучи монахом, я пытался понять, во имя чего умирали мученики, только ли ради прославления Иисуса Христа, умершего на кресте. Была ли у них некая высшая цель? Игумен сказал мне, что все святые пожертвовали собой ради торжества веры Христовой над язычеством. Потребовались целые века, чтобы на развалинах Римской империи наконец-то прочно утвердилось христианство, проникшее из Европы в Египет, Азию и на Русь.
Бачило помолчал, словно собираясь с мыслями, затем продолжил:
– Итак, христианство победило язычество. Но опять возникает вопрос: ради чего случилось это торжество? Какие блага несет христианство людям? Игумен не смог внятно ответить мне на это. Он велел мне повнимательней читать Библию и «Жития святых». Я читал и перечитывал эти священные книги, ночами не спал. Мне казалось, что я докопался до сути, до сокровенной истины. Цель христианства – примирить богатых и бедных, ведь все люди есть братья во Христе.
Дабы яснее выразить свою мысль, Бачило привел пример из книги «Жития святых». Он рассказал Всеволоду о том, как святой Онисим поссорился с неким Филоменом из Фригии, рабом которого он являлся. Онисим даже пытался сбежать от Филомена, удрученный его жестоким обращением. Апостол Павел мирил их и помирил.
– В те далекие времена, выходит, можно было примирить раба и господина, – продолжил Бачило, – ныне же это никому не удается. Сам Господь не возьмется за это. Злоба и ненависть разъединяют людей повсеместно, вынуждают их враждовать друг с другом. Даже близкие родственники порой хватаются за мечи, желая отнять имение у отца, сына или брата. Люди из поколения в поколение продолжают истреблять друг друга. Не ведают, что творят, объятые алчностью и гордыней! У князей наших одна забота – упиться кровью, разум у них не в голове, а на кончике меча. Когда сильные мира сего дерутся между собой, то более всего страдает от этого простой народ. – Бачило досадливо махнул рукой. – Да что там толковать! Смердам и в мирное время нелегко живется, ведь у них на горбу сидят князья, бояре и священники. А последним сие никак не пристало, видит бог. Тому, кто облачился в рясу и вещает с паперти о равенстве и братстве, не к лицу вкушать на трапезе из серебряных блюд, требовать с бедняков десятину и лгать им о скором воскрешении Христа. Много лжи в устах священников и чернецов, да и грешат они часто: одни пьют вино, другие посты не соблюдают, третьи прелюбодействуют… На это у них одна отговорка. Мол, покаемся перед смертью, когда будем уже ни на что не годны, и все нам простится. Господь милостив!
Высказал я все свои мысли игумену, упрекнув его во лжи и алчности. Игумен накричал на меня, обвинил в ереси и велел мне убираться из монастыря. «Моя ложь твоей правды дороже! – вопил игумен. – Если я скажу, что ты сатанист, монахи и прихожане мне поверят. Потому что я могу ко всякому человеку подойти, зная его слабости. И если лгу я, то лгу умело, а ты и правду молвишь – глаз не подымешь». Так-то я и ушел из монастыря, осев в Конюховке. Уже пятый год живу здесь.
– Вот и славно, – сказал Всеволод, – ибо твоя грамотность, друже, на пользу здешним смердам.
В обратный путь Всеволода провожала вся Конюховка от мала до велика. Оружие и вещи, отнятые смердами у вирника Фатьяна и его людей, были уложены в два мешка, которые Всеволод приторочил к своему седлу. Он выехал в путь на рассвете.
В дороге Всеволод обдумывал слова и доводы, с какими он собирался выступить обвинителем вирника Фатьяна в присутствии князя Владимира. Всеволод был уверен, что Фатьяну не удастся избежать наказания, ибо князь Владимир не терпел, когда приближенные запускают руку в его мошну. «Скорее всего Владимир Данилович сместит Фатьяна с должности вирника, еще и посадит его в поруб на хлеб и воду», – думал Всеволод, покачиваясь в седле.
У него над головой со скрипящим посвистом перелетали с дерева на дерево юркие коростели. Яркий свет солнца искрился на листве берез и дубов.
На душе у Всеволода было радостно от птичьего щебета, от солнечных лучей, льющихся с небес, от осознания того, что ему выпало на долю творить добро, примиряя знать и бедноту, подобно апостолу Павлу. «Все мы христиане, – размышлял Всеволод, – все мы равны перед Богом!»
С утра было солнечно и жарко, но к вечеру небо затянули мутные лохматые тучи. Заморосил вдруг дождь, прибивая теплую дорожную пыль.
Подъезжая к Мурому, Всеволод ощутил в воздухе острый запах дыма. «Не иначе, где-то лес горит!» – встревожился он.
Переехав по деревянному мосту речку Солоху, Всеволод остановил усталого коня на вершине холма, с которого открывался вид на Муром-град. И тотчас сердце замерло у него в груди. На месте муромских посадов чернели огромные пепелища, над которыми тут и там стлался беловато-серым шлейфом дым, разносимый ветром. Ближайшие к Мурому деревни, раскинувшиеся на берегу реки Солохи, тоже были сожжены.
Бревенчатый детинец Мурома не пострадал от огня. Пузатые башни крепости, укрытые тесовой кровлей, смотрелись мрачновато под косыми струями дождя.
Людей на пепелище не было. В небе кружили стаи ворон и галок.
Торопя коня, Всеволод въехал под темные своды городских ворот. Его остановили трое стражей в кольчугах и шлемах, со щитами и копьями в руках.
– Кто таков? Откуда едешь? – раздался громкий окрик.
Жеребец Всеволода испуганно дернул головой, почувствовав на узде чужую руку.
– Я – тиун. Путь держу издалека, – ответил Всеволод, вглядываясь в лица стражников. – Я ездил в село Конюхово по поручению Владимира Даниловича.
– Не спеши, тиун. – В голосе одного из воинов послышалась насмешка. – Удрал из Мурома Владимир Данилович. Теперь здесь княжит его дядя Глеб Георгиевич.
– Вот и покумекай, тиун, стоит ли тебе в Муроме появляться? – прозвучал другой голос с оттенком сочувствия. – Почти все слуги Владимира Даниловича сбежали вместе с ним в Нижний Новгород.
– А огнищанин Сильвестр тоже сбежал? – спросил Всеволод.
– Нам об этом неведомо, тиун, – прозвучал ответ.
– Я никакого зла Глебу Георгиевичу не причинил, – промолвил Всеволод, – поэтому бегать от него не стану. Коль возьмет меня Глеб Георгиевич к себе на службу – хорошо, а не возьмет – и ладно.
– Проезжай, тиун. – Старший из стражников махнул рукой, отступив в сторону. – Здравые речи ты молвишь. Не все ли равно, какому из князей служить, лишь бы серебро в кошеле звенело.
Всеволод тронул коня пятками, двинувшись вперед. У себя за спиной он услышал громкий смех стражей, которые были явно навеселе.
Огнищанин Сильвестр оказался у себя дома. Он очень обрадовался, увидев перед собой Всеволода.
– Исполнил я поручение князя Владимира, – сказал Всеволод, указав огнищанину на холщовые мешки, которые он внес в дом. – Однако, как я погляжу, в Муроме теперь Глеб Георгиевич хозяйничает. Как же случилось такое?
- Святослав Великий и Владимир Красно Солнышко. Языческие боги против Крещения - Виктор Поротников - Историческая проза
- Батыево нашествие. Повесть о погибели Русской Земли - Виктор Поротников - Историческая проза
- Дмитрий Донской. Битва за Святую Русь: трилогия - Дмитрий Балашов - Историческая проза
- Бегство пленных, или История страданий и гибели поручика Тенгинского пехотного полка Михаила Лермонтова - Константин Большаков - Историческая проза
- Богдан Хмельницкий. Искушение - Сергей Богачев - Историческая проза
- Залитая кровью Победа. Серия «Бессмертный полк» - Александр Щербаков-Ижевский - Историческая проза
- Ключ-город - Владимир Аристов - Историческая проза
- Семен Палий - Мушкетик Юрий Михайлович - Историческая проза
- Страстная неделя - Луи Арагон - Историческая проза
- Половецкое поле. Маленькая повесть. Рассказы - Василий Кириллович Камянский - Историческая проза