Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В первый раз они обстучали всю заднюю стену палками, но так и не нашли подземный ход в аббатство; зато у них теперь было секретное убежище, и они поклялись хранить его в тайне от всех до самой смерти. Эндрю уже смутно помнил, как звучала их клятва и как они плевали через плечо. Вначале они называли это место пещерой, но не так давно переименовали в «каббину».
В тесной нише пахло землёй, хотя потолок, переходящий в стены, образовывала горная порода. Тёмно-зелёная полоска говорила о том, что в прошлом сюда поднималась вода, правда не до потолка. На полу валялись их окурки и обрывки сигаретных пачек. Эндрю сел на краю, свесив ноги к воде, и достал из кармана куртки сигареты и зажигалку, которые купил на последние гроши, полученные ко дню рождения: карманных денег ему теперь не давали. Он закурил, сделал глубокую затяжку и ещё раз перебрал в уме все подробности встречи с Гайей Боден: тонкая талия, округлые бёдра, кремовая кожа между ремнём и майкой, полные, сочные губы, «а, привет». Он впервые увидел её без школьной формы. Куда она собиралась с этой кожаной сумкой? Чем занималась в Пэгфорде субботним утром? Или намылилась в Ярвил? Что вытворяла вдали от посторонних глаз, какие женские тайны занимали её ум?
В который раз он задался вопросом: не может ли быть, что за такой плотью скрывается банальная личность? Раньше он об этом не задумывался; до знакомства с Гайей он не разделял тело и душу. Он бы охотно заглянул под её тонкую форменную блузу, скрывавшую белый лифчик, чтобы узнать, каковы на вид и на ощупь её груди, но при этом не хотел верить, что его влечёт к ней только физиология. Её движения волновали его больше, чем музыка, а музыка волновала его больше всего на свете. Наверняка душа, оживлявшая это несравненное тело, тоже необыкновенна? Зачем природа создала такой сосуд, если не поместила туда нечто ещё более ценное?
Эндрю знал, как выглядят голые женщины: у Пупса в мансарде на компьютере не было родительского контроля. Они вдвоём изучили всю бесплатную порнушку: бритые лобки, разведённые в стороны розовые половые губы, открывающие тёмную щель; раздвинутые ягодицы с морщинистым анусом в середине; густо накрашенные рты; тягучие капли спермы. Правда, Эндрю немного дёргался из-за того, что миссис Уолл всегда неслышно поднималась по лестнице, обнаруживая себя уже под дверью. Иногда им попадались такие странности, на которые невозможно было смотреть без хохота; правда, Эндрю не всегда понимал, насколько они его возбуждают и насколько отталкивают (плетки и седла, упряжь, верёвки, шланги, а однажды — даже Пупс не засмеялся — они увидели снятые крупным планом какие-то приспособления с металлическими болтами, иголки, вогнанные в нежную плоть, и женские лица, искажённые мучительным криком).
Они с Пупсом стали большими знатоками силиконовых бюстов, огромных, упругих, шарообразных. «Фальшак», — походя указывал либо Эндрю, либо Пупс, когда они сидели перед монитором, на всякий случай подперев дверь. Экранная блондинка с поднятыми руками оседлала волосатого мужика, и её груди с коричневыми сосками выпирали из щуплого торса, как шары для боулинга, причём под каждой краснел тонкий шрам, указывающий, где вставляли силиконовый имплантат. По виду несложно было догадаться, каковы они на ощупь: тугие, как будто под кожу загнали футбольный мяч. Эндрю не мог представить ничего более эротичного, чем естественная женская грудь: мягкая, губчатая и, вероятно, слегка пружинистая, и только соски (как он надеялся) твёрдые.
И все эти образы поздними вечерами сливались в его сознании с теми возможностями, которые сулили нормальные человеческие девчонки, а также с той малостью, которую можно было прощупать через одежду, если подойти вплотную. Нив была менее привлекательной из близняшек Фейрбразер, но в душном театральном зале, во время рождественской дискотеки, оказалась более покладистой. Полускрытые пыльным занавесом, они с ней прижались друг к другу, и Эндрю засунул язык ей в рот. Руки добрались до её бретелек, но не дальше, потому что она стала вырываться. Его подхлёстывало главным образом то, что где-то на улице, в темноте, Пупс продвигался гораздо дальше.
Но сейчас его мысли полнились и пульсировали Гайей. Она была самой сексуальной из всех известных ему девчонок и в то же время служила источником совершенно иного, необъяснимого влечения. Бывали такие переборы струн, такие ритмы, от которых вздрагивало всё его существо; вот и в Гайе Боден было нечто такое, что действовало на него примерно так же.
Он прикурил вторую сигарету от первой и бросил ненужный окурок в воду. Тут до него донеслось знакомое шарканье по узкому уступу, и, высунувшись из расщелины, он увидел, как приближается Пупс: прямо в чёрном костюме тот жался к вертикальной стене обрыва, перебирал руками от выступа к выступу и боком подползал к пещере, где сидел Эндрю.
— Пупс.
— Арф.
Эндрю поджал ноги, чтобы пропустить Пупса в «каббину».
— Задолбали, — сказал Пупс, вползая в пещеру.
Неловкий и голенастый, он смахивал на паука; траурный костюм подчёркивал его худобу.
Эндрю протянул ему сигарету. Пупс всегда прикуривал будто на ветру: старательно защищал пламя ладонью и слегка хмурился. Он затянулся, выпустил из «каббины» колечко дыма и ослабил тёмно-серый галстук. Вид у него в этом костюме был, в общем-то, совсем не дурацкий, но Пупс выглядел в нём старше своих лет; на коленях и обшлагах остались следы от скалолазания.
— Можно подумать, они и вправду были голубки, — выговорил Пупс после очередной глубокой затяжки.
— Кабби расстраивается, да?
— Расстраивается? Да он истерит. До икоты себя довёл. Вдова и та сопли не распускала.
Эндрю усмехнулся. Пупс опять выдул колечко дыма и подёргал себя за оттопыренное ухо.
— Пришлось откланяться пораньше. Тело ещё не предано земле.
С минуту они молча курили и смотрели на илистую воду. Размышляя над фразой «Пришлось откланяться пораньше», Эндрю подумал, что у Пупса гораздо больше свободы, чем у него. Между Эндрю и свободой стояли Саймон и его злоба: в Хиллтоп-Хаусе легко можно было схлопотать по башке, всего лишь попав под горячую руку. Однажды на уроке по философии и религии его воображение захватила тема языческих богов, отличавшихся беспричинной гневливостью и жестокостью; на заре цивилизации люди пытались их умилостивить. Тогда Эндрю впервые задумался о сущности правосудия, как он её понимал: отец представился ему языческим богом, а мать — верховной жрицей, которая берёт на себя толкование и заступничество, доказывая, чаще всего безуспешно, вопреки очевидному, что в основе всех поступков её божества лежат великодушие и целесообразность.
Пупс прислонился головой к каменной стене «каббины» и стал пускать кольца дыма в потолок. Он готовился сказать Эндрю то, что собирался. Во время отпевания, пока отец хлюпал и рыдал в платок, он в уме репетировал, как начнёт. Нетерпение было так велико, что он едва сдерживался, но твёрдо решил не комкать такое известие. Для Пупса сказать было не менее важно, чем сделать. Он не хотел, чтобы Эндрю подумал, будто он только за этим и примчался.
— Ты же знаешь, что Фейрбразер был в совете? — спросил Эндрю.
— Ну, — ответил Пупс, радуясь, что Эндрю заполнил паузу.
— Сай-Мой-Зай говорит, что хочет пролезть на его место.
— Кто? Сай-Мой-Зай? — Пупс нахмурился. — С чего это?
— Он считает, что Фейрбразер получал откаты от какого-то подрядчика. — В то утро Эндрю слышал, как Саймон на кухне обсуждал это с Рут. Ему всё стало ясно. — Хочет урвать свой кусок.
— Да это не Фейрбразер! — хохотнул Пупс, стряхивая пепел на камни. — И не в местном совете. Это какой-то Фрайерли, из Ярвила. Он входил в школьный совет «Уинтердауна». Кабби чуть не рехнулся. Журналюги припёрли его к стенке и всё такое. Этого Фрайерли сразу вышибли. Сай-Мой-Зай газет не читает, что ли?
Эндрю уставился на Пупса:
— Он же самый умный.
Он загасил сигарету о земляной пол, стыдясь отцовского идиотизма. Саймон в очередной раз показал свою тупость. Поливал помоями горожан, высмеивал их возню, кичился своим паршивым домишком на горе, а потом услышал звон, да не понял, где он; теперь семья позора не оберётся.
— Выходит, Сай-Мой-Зай решил погреть руки, — заключил Пупс.
Пупс однажды был приглашён к ним на чаепитие и услышал, как Рут говорила мужу «Сай, мой Зай»; кличка приросла.
— Да, типа того, — ответил Эндрю, а сам задумался, как бы помешать этой затее, объяснив отцу, что он подумал не на тот совет и не на того человека.
— Бывают же такие совпадения, — сказал Пупс. — Кабби тоже решил баллотироваться. — Он выпустил дым через ноздри, глядя в стену поверх головы Эндрю, и спросил: — За кем же пойдут избиратели? За сопляком или за мудаком?
Эндрю захохотал. Он обожал, когда Пупс обзывал его отца мудаком.
- Французское завещание - Андрей Макин - Современная проза
- Кипарисы в сезон листопада - Шмуэль-Йосеф Агнон - Современная проза
- Первая красотка в городе - Чарльз Буковски - Современная проза
- Истории обыкновенного безумия - Чарльз Буковски - Современная проза
- Случайная женщина - Джонатан Коу - Современная проза
- Праздник похорон - Михаил Чулаки - Современная проза
- Ручная кладь - Дина Рубина - Современная проза
- Stalingrad, станция метро - Виктория Платова - Современная проза
- Пора ехать в Сараево - Михаил Попов - Современная проза
- Dolce на ужин - Юля Филонова - Современная проза