Рейтинговые книги
Читем онлайн Земля (сентябрь 2007) - журнал Русская жизнь

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 32 33 34 35 36 37 38 39 40 ... 45

Бывший директор совхоза «Октябрьский» Юрий Васильевич Михайлов говорит, что примет современной цивилизации в Рузском районе почти нет. «Даже и народу здесь нет уже. Вот у меня до перестройки работали в совхозе четыреста человек. А сейчас в селе двадцать человек трудоспособного возраста, - с горечью повествует Михайлов. - Я как-то спросил у районного чиновника: вот не осталось ни колхозов, ни заводов; вы хоть думали, куда народ денется? А он мне в ответ: сейчас у народа только два пути- либо в милиционеры, либо в монахи». И верно, в районе отгрохали огромный милицейский вуз и открыли монастырь, в нем живут три чернеца. Общественный деятель районного масштаба Людмила Бугаева приводит статистику: «В 1991 году в Рузском районе была одна действующая церковь, сейчас сорок с лишним - на шестьдесят тысяч человек. На душу населения больше, чем где-либо в Московской области».

«А что Бойко, почему он вам так не мил?» - интересуюсь я у Бугаевой, последние года три живущей одной идеей: отобрать землю у предпринимателя и вернуть ее крестьянам. «Потому что это все несправедливо. Земля дана природой и должна принадлежать тому, кто работает на ней», - заученно отвечает Бугаева. Мы с Людмилой едем по полям уже больше получаса, но никаких крестьян не видно, как и плодов их труда.

Наконец на ферме в Еськово находим крестьянина, скотника Сергея. Он сильно пьян, считает коров. «Три, пятнадцать, сорок две. Все на месте». Закончив подсчеты, начинает нахваливать Бойко. «Пять тыщ платят! Каждый месяц! Десять лет назад коров было двести штук, а платить ничего не платили! Сейчас их сорок две, а денег вон сколько!»

Поголовье скота сократилось, но растет с каждым днем поголовье червей класса малощетинковых. Это ноу-хау предпринимателя Бойко. Он увлеченно разводит червей на своих фермах. Оказывается, на червя не только ловят рыбу, его также можно скармливать птице и свиньям. А еще использовать в высушенном виде как биологическую добавку к людскому рациону. «Нет, сами не едим, - признается молдаванка Аэлита, работница червефермы Старониколаевское. - Но с колбасного завода из Можайска приезжали к нам, интересовались, можно ли в их продукции сушеными червями заменить сою».

Людмила Бугаева в ответ на это сокрушается, что гастарбайтеры подрывают классовую солидарность трудящихся. Потом вспоминает, что трудящихся здесь почти нет. «Но ведь есть надежда, что они появятся», - смущенно произносит Людмила.

Другая проблема Бойко - дачи и дачники. Видная представительница этого класса Надежда Скурлатова рассказывает, что в начале 90-х колхозы отрезали от своих полей участки и раздавали их москвичам. «И только в 2004 году, с приходом в район Бойко, мы узнали, что земля нам не принадлежит, а находится в аренде на сорок девять лет. Вот такие мы грамотеи: за двенадцать лет не удосужились прочитать договор». В общей сложности на землях Бойко оказались 1700 дач. Бизнесмен предложил их владельцам переоформить договор и установил арендную плату до 1000 рублей за сотку в год. Тогда дачники начали протестную кампанию, закончившуюся отправкой Бойко и нескольких его сотрудников в СИЗО. Якобы за кражу земли у крестьян.

Хотя сама Надежда Скурлатова признается, что основной причиной краха проекта «рузской Швейцарии» стал страх местных чиновников перед новой экономической силой: сегодня он прибрал к рукам землю, а завтра приберет и саму власть. «Отнимут у него эти сорок тысяч гектаров и разделят между пятью, а то и десятью землевладельцами. Принцип „разделяй и властвуй“ у нас никто не отменял».

Что до крестьян, они здесь совершенно ни при чем. Бойко не сделал их несчастнее или счастливее - они, кажется, просто забыли, что обозначают эти слова. Как жили, так и живут одним днем. Долгим и серым.

* ХУДОЖЕСТВО *

Александр Тимофеевский, Татьяна Толстая

Соловьиный сад

Дмитрий Александрович Пригов и пантеон русской поэзии

Татьяна Толстая. Наша тема - что есть поэзия? И если она, скажем, есть Бог в святых мечтах земли, то был ли Бог в Пригове? Я считаю - да, был. А вот Станислав Рассадин - честный старик, двумя руками крепко держащийся за пушкинскую традицию, - считал, что Пригов - это уже ни в какие ворота. И продолжал он так считать, пока не прочитал строки Дмитрия Александровича:

На какие на прудыНа какие смутны водыАх, неужто ль у природыНету для меня воды, -после чего все же уступил…

Александр Тимофеевский. Рассадин - большой оригинал. А так все вспоминают один и тот же «килограмм салата рыбного». Словно Пригов ничего другого и не написал. А что он написал, как выяснилось, вообще не важно. Панихида была в той самой церкви, где отпевали хрестоматийных русских живописцев, - в храме у Третьяковской галереи, служил важный поп Вигилянский, и лежал Дмитрий Александрович в гробу среди цветов и бумажных иконок. Увидев это, я вспомнил Баратынского: «Все образы годины бывшей сравняются под снежной пеленой, однообразно их покрывшей». Всего лишь двумя неделями раньше Пригова, живого и здорового и что-то зачем-то кричащего, должны были тащить в каком-то ящике на двадцать четвертый этаж Университета. А он возьми и сыграй в другой ящик, и теперь в нем под снежной пеленой, однообразно все покрывшей, лежал, как арестованный.

Я же не против панихиды, как вы понимаете; это нужнейшая, прекраснейшая служба - дай Бог ее всякому покойнику. Хотя не казался мне Дмитрий Александрович никаким богомольцем, но кто знает, что творилось в душе умирающего? Ведь учит нас Иоанн Златоуст, что Господь приемлет последняго якоже и перваго: упокоевает в единонадесятый час пришедшаго, якоже делавшаго от перваго часа. Но Третьяковку с Вигилянским ведь не Пригов выбирал, не его это была акция. Это была акция пришедших от первого часа, по привычке. Они по привычке проводили в последний путь незнамо кого - великого писателя и художника земли русской, - кого-то из тех, с кем сам Дмитрий Александрович давно и презрительно распрощался.

Стихи Баратынского, которые я вспомнил, заканчиваются пессимистически: «Перед тобой таков отныне свет, но в нем тебе грядущей жатвы нет!» С Дмитрием же Александровичем получилось еще печальнее: «Перед тобой таков отныне свет, но в нем тебе минувшей жатвы нет!» Люди, устроившие похороны, из лучших побуждений взяли и отняли у Пригова всю собранную им жатву, определив его в шеренгу с другими пахарями, с которыми он в одном поле сидеть не собирался. Он жил в оставленном доме, в пустом пространстве, на голом месте. Собственно, из этого, как из неотменяемой нулевой точки, росло все его творчество: нет никаких великих художников - ни писателей, ни живописцев, - статус этот напыщен и смешон, но, главное, бессодержателен. Есть голый человек на голой земле, сочиняющий голые смыслы. Деготь точно написала в своем некрологе: «Он был из тех редчайших поэтов, кто знает, что поэзия не скорая психологическая помощь и не обслуживает чувства. Он не позволял себе лирики, которой так легко завоевать сердца, и всегда давал форму идеям, а не эмоциям, всегда наблюдал за сантиментами, а не изливал их на читателя. Он был, конечно, концептуалист и закаленный художественный подпольщик… Он всегда был очень проницательным человеком, прирожденным стратегом и просто здравомыслящим субъектом истории». И в самом деле, он был просто здравомыслящим субъектом истории. При чем здесь третьяковские живописцы?

Т.Т. Секундочку. Свидетельство глухого о музыке - будь то музыка Моцарта или Сальери - это, конечно, всегда любопытно, но в моих глазах оно не имеет никакой серьезной ценности. Во-первых, Катя Деготь решительным образом, стопроцентно глуха к художественному. Такое удобное устройство - завал евстафиевой трубы - позволяет ей всерьез риторически спрашивать: «Кто же сейчас читает Льва Толстого?» Вторая ее отличительная особенность - она очень любит, когда кто-нибудь что-нибудь разрушает, когда что-то испорчено, поломано. «Ура, руины»; «Скорее, скорее сюда, тут нагажено». Случай Пригова дает чудесный повод об этом поговорить. Конечно, она рада-радешенька сообщить про Пригова, что он «не обслуживал чувства».

А.Т. Не знаю, безухая Деготь или безглазая, но она точно не безголовая. Думать и определять она умеет. И напраслину не возведет. Вы только вслушайтесь: здравомыслящий субъект истории, который не позволял себе лирики и всегда давал форму идеям. Это ж она на литературоведческий манер Штольца описывает. Дмитрий Александрович и был таким поэтическим Штольцем, очень рассудительным и не очень вдохновенным. Вы ж не станете утверждать, что Пригов был поэтом несказанного?

Т.Т. Не стану, не передергивайте. Поэтов несказанного вообще не так много. Что касается умения думать - опять отсылаю вас к «нечитабельному» Льву Толстому. Что касается «напраслины» - ну-ка, напомните мне, не Катя ли Деготь торжествующе, печатно утверждала, что никогда, никогда не сможет существовать электронная переписка на кириллице! Деготь претендует на пост идеологического наркома, но она всего лишь быстрее и ловчее других собирает из старого, но крепкого «лего» тексты единственно верного учения. У нее не мнения, у нее инструкции. Я лучше, с вашего позволения, продолжу про Рассадина. Процитированные стихи - про Патриаршие пруды - на мгновение растрогали критика: «Вот, оказывается, что он умел - являть не одну лишь тотальную, всепоглощающую иронию, но (внутри ее) и лирическую проникновенность. Однако разделался с нею как с чем-то неприлично личностным, предпочтя не лицо с его „волшебными изменениями“, а маску, застывшую в одной несменяемой гримасе». От себя замечу, что Рассадин, подозреваю, купился на слово «смутны» и на плясовую интонацию. Виктор Кривулин отказывал Пригову и в этом малом: «Его поэзия абсолютно лишена лирического субъекта, это набор высказываний, восходящих якобы к усредненному советскому человечку, микроскопическому наследнику гоголевского Акакия Акакиевича Башмачкина. Пригов говорит обо всем, не умолкая ни на секунду, с пародийной серьезностью откликаясь на любые актуальные ситуации и обнаруживая при этом тотальную бессодержательность самого процесса поэтического говорения». И, напротив, старый друг Пригова Слава Лен в некрологе о нем пишет: «Но - не концептуалист, говорю я. Он продолжатель великой (более великой, чем эпигон-пушкинская) „лебядкин - козьма прутков - сатирикон - обэриутской“ традиции русского стиха».

1 ... 32 33 34 35 36 37 38 39 40 ... 45
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Земля (сентябрь 2007) - журнал Русская жизнь бесплатно.

Оставить комментарий