Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Членам штаба, кто ездил в Екатеринослав на переговоры с петлюровцами, Махно категорически запретил показываться на глаза большевикам. Щусь извинился:
— Батько болен, но ждет вас. Без сопровождения. Вы, братцы, отдохните тут. А кто в санях, за мной!
Гости надеялись увидеть пусть не дворец, какой раньше занимали в Екатеринославе анархисты, но хотя бы кирпичный дом, где живет Махно. Подкатили же к обыкновенной глиняной хате, разве что наличники да двери были свежестругаными. На крыльце стояли Петр Лютый с Григорием Василевским. Строго оглядев прибывших, они пригласили их войти. «Осторожные, барбосы, — отметил Колос. — Таким можно доверять».
В комнате сидели Семен Каретник и Алексей Марченко. Махно лежал на кровати.
— Здравствуйте, товарищи! — бодро приветствовал их Колос. — Не господа и не паны. Это пока единственное, что нас уж точно объединяет.
— Пока да, — согласился Нестор, пожимая руки гостей. В постели не виден был его рост. А пронизывающий взгляд Батьки произвел должное впечатление. — Располагайтесь. Галя, неси зверобой! Может, чего покрепче?
— Нет, — отказался Колос. — Делу время, потехе час. А зверобой у вас на чем настоян?
— Кипяток.
— Ну, отлично!
Максименко, Каретник и Марченко молча разглядывали друг друга. «Чем же эти большевики отличаются от нас? — прикидывал Алексей. — Люди ка^люди. Просто кто под какой ветер попал — туда и несет. Или нет? Поглядим».
— Кого вы представляете? — спросил Махно.
— Штаб юго-восточной группы войск. Я вроде как начальник, — сообщил Колос, и неясно было: он сам придумал эту должность или другие.
Галина принесла два стакана червонного зверобоя, поставила перед гостями. Молодой Максименко даже затаил дыхание: «О-о, а что она здесь выгибается, в логове патлатых, такая лозиночка в голубом платьице?»
— Будь ласка, дороги гости, — Галина усмехнулась приветливо, и Максименко заулыбался: «Ах ты ж, зорька ясная!»
— Это моя жена, — не без гордости и предостережения сказал Нестор.
— Весьма рады, — Колос отпил глоток, крякнул и предложил: — Будем вместе брать губернию?
Установилось молчание.
— У меня два вопроса, — начал Марченко. — Какие силы в Екатеринославе? Не сломаем себе рога?
— Австрийцы уже ни во что не вмешиваются. Им бы домой удрать поскорее. А у петлюровцев тысячи три штыков и артиллерийские батареи, — отвечал Колос.
— Но там же и добровольческий корпус?
— На днях его поперли кошевые казаки.
— Теперь второй вопрос. Кто, по-вашему, должен командовать?
«Молодец, Алеша», — подумал Махно с благодарностью.
— Это решать губревкому, — честно признал Колос. — А мое личное мнение, и я буду его отстаивать: главнокомандующий — товарищ Махно.
«Вот оно!»— екнуло сердце Нестора, как у полковника, внезапно произведенного в генералы. Пусть тут никто не вручает золотых погон (будь они трижды прокляты!), но это тебе не батько какой-нибудь. Их вон сколько гуляет по селам. Не-ет! Сама советская власть прибыла с поклоном, и никто ее за язык не тянул, не выпрашивал подачек. Думая так, Махно ничем не выдал своего ликования.
— А что же взамен? — подал голос, наконец, и Семен Каретник.
Колос по достоинству оценил и его реплику.
— Мы ничего не требуем, — сказал он с простодушным видом.
— Ой ли! А власть? — тверже настаивал Семен.
— Так она же вас, анархистов, не волнует.
— Это когда ее нет! — уточнил Марченко.
— Не будем, как цыган, делить шкурку неубитого зайца, — примирительно подвел итог Махно. — Возьмем Екатеринослав — оно само покажет. Галя! — позвал он. — Накрывайте на стол. Як то кажуть: булы б у ковбасы крыла — кращойи птыци на свити нэ було б!
Все заулыбались. Напряжение спало. «Ты дывысь, — поразился Марченко. — Батько мову вспомнил. Вот что значит жена — щыра украйинка!»
— Не тому печено, кому речено, а кто кушать будет, — многозначительно изрек Максименко, потирая руки.
— Как, как, ану еще, — попросил Нестор. Гость повторил. — Занятно. Надо-олго запомню, — тоже многозначительно пообещал Махно.
Галя с Евдокией Матвеевной принесли тарелки с борщом, картошку, бутыль самогона, австрийский ром, маринованный перец…
— Там у штаба наши товарищи ждут, — забеспокоился Колос.
— Уже напоили, накормили до отвала! — доложил Федор Щусь. Он нюхом чуял угощенье и поспел как раз к столу.
После нескольких тостов Максименко вспомнил своих замурзанных коногонов, шахтерскую пивную, захотелось домой, и он запел грустно:
Получил получку я,веселись, душа моя.Веселись душа и тело,вся получка пролетела.
Выросшему в селе Федору эта песня была чужда, и он спросил:
— А за что ты воюешь, браток?
— Диктатура пролетариата, видал? — Максименко показал здоровенный кулак. А слова эти он недавно услышал от Колоса. — Вот так весь буржуйский мир зажмем, и будет счастье. Понял?
Щусь некоторое время с иронией глядел на шахтера.
— В нашем Дибривском лесу, — сказал, — летом поймали оленя. Красивый, молодой. Огородили сеткой. Он взял и сдох. Не болел, никто его не пугал кулаком, ничего подобного не было. А он кончился. Знаешь почему, братишка? Нет? То-то же!
Федор с хрустом пожевал огурец, все так же иронично глядя на Максименко, потом продолжал:
— Или вот тебе другой пример. Хорек вонючий повадился в курятник. Мы, конечно, поставили капкан. И что думаешь? Попался! Но… отгрыз собственную лапу и ушел. Опять почему? Отвечаю: даже для вонючки нет ничего дороже свободы! Усвоил, диктатура?
Коногон поерзал и буркнул:
— Казала Настя, як удастся…
Спустя неделю, объединившись, они пошли на Екатеринослав.
К вечеру город наполнился отступающей петлюровской кавалерией. Когда ранним утром следующего дня мы с женой отправились на ближайший рынок, чтобы запастись припасами перед предстоящими событиями, солдаты настойчиво предлагали разойтись, предупреждая, что сейчас будет открыта пальба по железнодорожному мосту, уже занятому махновцами…
На четвертый день Махно занял всю нижнюю часть города и повел наступление на гору. Снаряды стали разрываться над нашими головами. Пули дождем сыпались на крышу. Все собрались в передней первого этажа. Думали о смерти и молчали. К 7 часам вечера стрельба внезапно затихла. Вдруг постучали в дверь.
Я открыл и невольно отшатнулся: на меня направлены были дула нескольких ружей. В квартиру ворвались гурьбой человек 10 с ног до головы вооруженных молодцов, обвешанных со всех сторон ручными гранатами. Одеты они были в самые разнообразные костюмы. Один — в обычной солдатской шинели, другие в роскошные енотовые шубы, очевидно, только что снятые с чужих плеч, третьи, наконец, в простые крестьянские зипуны. На испуганный вопрос: «Кто вы?» раздался ответ: «Петлюровцы!» и послышался дружный хохот. «Небось, обрадовались? А мы ваших любимчиков в порошок истерли и в Днепр сбросили. Поиграли и будет. Мы — махновцы и шуток не любим…»
Припасы все были съедены, и жена решилась, пользуясь затишьем, выйти на площадь. Махновцы узнали ее и пустили: «Ну иди, иди. Только скорей! А то стрелять надо». Однако палила тяжелая артиллерия подоспевших на помощь из Кременчуга петлюровских частей. Махновцы в беспорядке разбегались.
Г. Игренев. «Екатеринославские воспоминания».
Они удирали к мосту через Днепр, а им лупили в спины. Кто? В суматохе некогда и нельзя было разобрать. Петлюровцы еще не могли усесться на хвост. «Так кто же? — в растерянности мерекал Махно, скача во весь опор к реке. — Неужто большевики предали?»
Часа два назад к нему влетел разведчик:
— Гайдамаки прут, Батько! С ними «куринь смерти»!
Их ждали. Со стороны Кременчуга были выставлены заслоны из рабочих местных заводов. Не для того они брали город, чтобы отдать без боя. «Жаль бить, свои же. Но сейчас попрем панских олухов!»— хорохорился Нестор, приближаясь к окраине. Увиденное, однако, потрясло его.
До сих пор приходилось иметь дело с небольшими помещичьими, австрийскими отрядами, ну, сто, ну, двести, триста бойцов. Здесь же на них перла тьма! Впереди броневик, а за ним — сколько хватал глаз — чернели всадники, пехота. «Откуда они понабрались? — не хотел понять Махно. — Рабочие, вот они, с большевиками. Село — с нами. А эти откуда?»
Между тем в самом Екатеринославе было организовано два полка под желто-голубыми знаменами. Что, атаман Воробец, кстати, не бежавший — павший в бою, что, он силой тянул их к себе? «Цэ ж наша дэржава. Батькы булы козакамы, и мы тоже, — говорили пленные, вчерашние гимназисты, студенты, солдаты царской армии, а теперь петлюровцы. — Хто ж будэ наши симьи захыщать?» В Гуляй-Поле так почти не рассуждали, но рядом, в украинских селах… Десятки, сотни новобранцев шли к уездным комиссарам Директории — факт! Еще до захвата Екатеринослава Нестор с раздражением наблюдал за этой мобилизацией. Огорчало и беспокоило не только то, что оголяется фронт против белых. Было очевидно: не весь, ох, не весь народ Украины поддерживает анархические идеи свободы. Наоборот, ждет не дождется твердой власти, добровольно идет ее защищать.
- Звон брекета - Юрий Казаков - Историческая проза
- Степан Разин. Книга первая - Степан Злобин - Историческая проза
- Золото бунта - Алексей Иванов - Историческая проза
- Cамарская вольница. Степан Разин - Владимир Буртовой - Историческая проза
- Осколок - Сергей Кочнев - Историческая проза
- Белое солнце пустыни - Рустам Ибрагимбеков - Историческая проза
- Окровавленный трон - Николай Энгельгардт - Историческая проза
- Дорога издалека (книга вторая) - Мамедназар Хидыров - Историческая проза
- Золото Югры - Владимир Дегтярев - Историческая проза
- Марш - Эдгар Доктороу - Историческая проза