В первые институтские годы на всех курсах прошли собрания, посвященные повышению бдительности. Состоялось такое собрание и у нас на факультете, и устрашающие истории следовали одна за другой. Вот что рассказал, например, один из студентов. Однажды на перемене, войдя в пустую аудиторию, где скамьи поднимались амфитеатром, он заметил на галерке парня с девушкой, которые при виде открывающейся двери спрятались под скамью. Неизвестно, что они делали под скамьей…

Тут в зале послышались смешки.

— Надо бы проверить, не заложена ли в пол бомба, — закончил оратор.

— Зря смеетесь, — сурово произнес декан Тамбовцев, проводивший собрание, — у нас в уборных на внутренней стороне дверей нарисованы череп и кости. А это, товарищи, не просто хулиганство, это эсэсовская эмблема. Мы не можем мириться с фашистской пропагандой.

С целью сопротивления вражеским козням, которые могут беспрепятственно вершиться за закрытыми дверями, во всех институтских уборных с кабинок сняли двери. Таким образом, борьба за бдительность увенчалась реальным мероприятием, о котором можно было отчитаться. Впрочем, возможно, это следует также рассматривать и как первый шаг к открытости нашего общества.

Постепенно опасность неприятельских диверсий в туалетах как-то рассосалась, и к концу нашего обучения двери вернулись на свое место.

Большинство аудитории во время обязательных выступлений дремало, играло в железку и в морской бой либо, в лучшем случае, выполняло домашние задания. На моей памяти лишь однажды сонный зал радостно встрепенулся, когда наивный Миша Семененко, литейщик с пятого курса, закончил свое выступление, не помню уже о чем, вдохновенно бросив в зал потрясающую фразу:

— Учтите, товарищи, в этом вопросе линия ЦК совпадает с моей.

Повеяло партийными дискуссиями двадцатых годов. Миша был замечен и оказался единственным литейщиком своего выпуска и москвичом, который при распределении на работу не был оставлен в Москве и отправился на периферию. Видимо, сочли целесообразным экспериментировать с этой партийной неэвклидовой геометрией подальше от Москвы. Парторг института тех лет, некий аспирант Дубов, невзрачный человек небольшого роста, линию ЦК от своей не отделял и, следуя вдоль этой линии неуклонно вверх, сделал большую карьеру, дослужившись до заведующего сектором ЦК КПСС. В партийной иерархии это был высокий пост, чуть ниже министра, но, пожалуй, выше заместителя министра, если сравнивать с административным аппаратом.

Несмотря на вынужденную демонстрацию уважения, командиры производства разных рангов и вообще люди, делающие конкретное дело, по моим наблюдениям, партийных функционеров недолюбливали, а некоторых ненавидели или презирали. И было за что: большинство этих бонз, таких же, как Дубов, уже с младых ногтей поняли, что партийная карьера обеспечивает максимум житейских благ при минимуме интеллектуальных усилий, конкретных знаний и ответственности. Именно они, не имея необходимых знаний, способностей и опыта, управляли жизнью страны на разных уровнях. Однако и среди них встречались вполне порядочные люди, как правило попавшие на руководящую партийную работу уже с опытом успешной деятельности по основной профессии.

Отношения между партийными и государственными руководителями изредка выплескивались наружу. Некоторые картинки с натуры сегодня вспоминаются с усмешкой. Вот как, например, позволял себе разговаривать на людях с министром автомобильной промышленности А. М. Тарасовым заведующий отделом машиностроения ЦК КПСС В. С. Фролов, очень большой партийный начальник нескольких министерств. Инспектируя совместно строящийся завод, они решили для обозрения всей стройплощадки подняться на крышу одного из корпусов. Подошли со свитой к довольно крутой металлической лестнице, не рассчитанной на кабинетных деятелей.

— Ну, толстозадый, — скомандовал поджарый Фролов, — лезь первым.

И министр, которому уже было лет шестьдесят, имевший комплекцию любителя хорошо поесть, безропотно полез на лестницу.

Не знаю, чего здесь было больше — элементарного хамства или своеобразного амикошонства.

А вот что думал руководитель отрасли о партийных функционерах. В маленьком городке Заинске в Татарии на банкете по случаю начала строительства нового завода секретарь местного райкома партии предложил тост за здоровье присутствовавшего министра.

— А вы мне кажетесь порядочным человеком, — с явным удивлением громким шепотом произнес Тарасов, успевший уже выпить несколько больше, чем следовало. — Среди вашего брата ведь разные люди попадаются.

Но я увлекся и заглянул в заоблачные сферы, которые от юного студента были пока очень далеки. Впереди были долгие годы учебы, немалая дистанция, которую надо было еще одолеть. Еще даже не полностью была перерезана пуповина, соединяющая со школой: жизнь alma mater и однокашников меня продолжала интересовать.

УБИЙСТВЕННАЯ ДРУЖБА

В конце 1951 года мы, вчерашние выпускники, были ошеломлены известием об исчезновении Эдика Вейланда. Он учился в параллельном классе и дружил со второго класса с Андреем Передерием. Жил он с матерью, довольно скромно, — отец, кинорежиссер Вейланд, из семьи ушел. Мать была безутешной, и Андрей, как близкий друг Эдика, ездил ее успокаивать и уговаривал не терять надежды. Эдик был ничем не примечательный юноша, мне и многим ребятам он был несимпатичен, у него было странное узкое лицо, на котором как-то особенно выделялись пухлые отвислые щечки, подчеркнутые глубокими складками, идущими от крыльев носа к подбородку. Кто-то из школьных острословов припечатал его кличкой Какаду, что довольно метко отражало неуловимое сходство с попугаем.

Исчезновение его было загадочным. Как рассказывала мать, он ушел из дома днем, надев свой лучший костюм и едва не столкнувшись с Андреем, который заехал за ним на своей машине. Машину Андрею, 400-й “москвич”, подарил папа-академик по случаю окончания школы. Машина была на современный взгляд маленькая и неказистая, в девичестве она называлась “опель-кадетт”, а теперь выпускалась в Москве на производстве, целиком вывезенном из Германии с заводов Опеля по репарациям. В те времена такая машина возносила ее обладателя в глазах безлошадной публики на недосягаемую высоту. Стоила она с кузовом седан девять тысяч рублей, что составляло многомесячную зарплату советского служащего, но в свободной продаже ее не было, и купить такую машину простому человеку было невозможно. Частных машин в Москве было очень мало, буквы на номерном знаке были МИ, что, вероятно, расшифровывалось как “московская индивидуальная”, а в молодежных кругах именовалось “мордой идиота”.

Андрей огорчился, что пропадут билеты в кино, которые он взял с расчетом на Эдика, и уехал. А весной, когда сошел снег, в подмосковном лесу был найден труп, в котором опознали Эдика. Он лежал в рубашке; пальто и пиджак были сняты. Началось следствие, которое благодаря стечению обстоятельств довольно быстро вычислило убийц.

Как ни странно, импульс к раскрытию преступления поступил из Генштаба. Помощник начальника этого главного военного ведомства страны генерал-полковник Смородинов, хотя вряд ли располагал досугом для чтения, имел дома большую и хорошую библиотеку. Человеку его положения в те времена это было нетрудно, поскольку все, что издавалось в стране, ему, в отличие от рядовых библиофилов, было доступно. Видимо, книги покупались не только для интерьера, как это имело место в некоторых чиновных семьях, но ими и пользовались, потому и заметили, что некоторые книги стали с полок исчезать. Пропажи совпадали по времени с посещениями племянника, Вити Моксякова, моего соученика, в квартире которого, как я уже писал, мы часто устраивали вечеринки. Книги любознательный племянник мог брать почитать и забывал вернуть, но когда из квартиры пропало пальто, генерал забеспокоился всерьез. Конечно, обращаться в милицию он не стал — генерал располагал другими возможностями.

Витю вежливо пригласили в соответствующее подразделение Генштаба и, основательно припугнув, вытрясли из него неожиданную информацию. Оказалось, что Витя, который в школе с Передерием компанию не водил, по окончании школы сошелся поближе с бывшим однокашником, который импонировал ему тем, что имел машину, деньги и, будучи студентом престижного вуза, вел образ жизни богатого кутилы, белоподкладочника. Такая дружба требовала соответствующих финансовых возможностей, которых Витя не имел. Выход был найден: в дело пошли книги из дядюшкиной библиотеки, которые в эпоху книжного дефицита охотно покупали букинисты. За книгами последовало пальто, однако денег ни ему, ни веселой компании уже не хватало, и было решено ограбить богатую квартиру. Полагаю, что идею подал студент-медик Александр Лехтман, новый приятель Передерия, молодой человек в образе мачо, украсивший себя мужественными усами как у Хемингуэя, чей портрет висел в те годы почти у каждого молодого человека. Усы и занятия боксом подчеркивали, как сказали бы сегодня, крутость. Я встречал его с Передерием в коктейль-холле; как и Андрей, он мне не импонировал.

1 ... 32 33 34 35 36 37 38 39 40 ... 95

На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Новый Мир ( № 10 2012) - Новый Мир Новый Мир бесплатно.

Похожие на Новый Мир ( № 10 2012) - Новый Мир Новый Мир книги

Медведки - Мария Галина - Современная проза
Французское завещание - Андрей Макин - Современная проза
Песни китов - Владимир Шпаков - Современная проза
Людское клеймо - Филип Рот - Современная проза
Обида - Леонид Зорин - Современная проза
Живи, Мария! - Марина Красуля - Современная проза
Роман на два голоса - Ольга Постникова - Современная проза
Сансара - Леонид Зорин - Современная проза
Экватор. Черный цвет & Белый цвет - Андрей Цаплиенко - Современная проза
Дорога - Кормак Маккарти - Современная проза

Оставить комментарий