Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Эй, вы! — закричал он.
— У Говарда Така сердечный приступ! — крикнул я ему, и это, похоже, заставило его замереть.
Мы с Фрэнни пробежали сквозь открытые ворота, похожие на ворота кладбища и ведущие на спортивную площадку школы Дейри. Пробегая мимо металлической решетки, я задумался о том, как она будет выглядеть в эксетеровский уик-энд, когда здесь будут продавать эмблемы, флажки и колокольчики для увеселения болельщиков. Сейчас это было довольно безрадостное сооружение. Не успели мы миновать ворота, как нам навстречу попалась небольшая стайка ребятишек, которые бежали в противоположном направлении, наружу. Можно было подумать, за ними гонится сама Смерть с косой: на лицах у некоторых застыл ужас похлеще, чем на чудом сохранившихся у других хеллоуинских масках. Их пластиковые черно-белые и тыквенного цвета костюмы были разодраны в клочья, а завывали они, как целая палата детской больницы, — это был захлебывающийся вопль ужаса.
— Господи Исусе, — сказала Фрэнни.
Они рванули от нас, как будто это она была в страшном костюме, а на мне надета самая ужасная из всех масок.
Я схватил маленького мальчишку и спросил его:
— Что случилось?
Но он только орал, и извивался, и попробовал укусить мое запястье, он был мокрый и дрожал, от него как-то странно пахло, его костюм скелета расползался у меня в руках, как промокшая туалетная бумага или сгнившая губка.
— Гигантские пауки! — безумно заорал он.
Я отпустил его.
— Что случилось? — прокричала им вслед Фрэнни, но ребята исчезли так же мгновенно, как и появились.
Перед нами расстилались футбольные и баскетбольные поля, темные и пустые; в самом их конце, как огромные корабли в окутанной туманом гавани, стояли здания общежитий и школы Дейри. Они светились редкими огоньками, как будто все рано улеглись спать и только несколько старательных учащихся жгли, как они выражались, полночную лампаду. Но мы с Фрэнни знали, что в школе Дейри есть только несколько «старательных» учащихся, и едва ли даже они в субботний вечер в Хеллоуин сидят за учебниками; и, уж конечно, темные окна вовсе не означали, что там кто-то спит. Возможно, они там, в темноте, пили, возможно, издевались друг над другом или над схваченными детьми. А может, там, во мраке, зародилась новая религия, которая свела всех с ума, и отправление ее ритуалов требовало непроглядно-темной ночи, а Хеллоуин был ее Судным днем.
Что-то было не так. Белые деревянные ворота на ближнем краю бейсбольного поля казались какими-то слишком белыми, хотя это была самая темная на моей памяти ночь за всю мою жизнь. Что-то было в этих воротах слишком очевидное, неприкрытое.
— Хотелось бы мне, чтобы с нами был Грустец, — сказала Фрэнни.
«Будет с нами Грустец, как же», — подумал я, зная то, чего еще не знала Фрэнни: отец сегодня отвел Грустеца в ветлечебницу на усыпление. В отсутствие Фрэнни состоялась печальная дискуссия о необходимости такого шага. Лилли и Эгга с нами тоже не было. Были отец, мать, Фрэнк, и я, и Айова Боб.
— Фрэнни этого не поймет, — сказал отец. — А Лилли и Эгг слишком малы. Спрашивать их мнения нет смысла: они еще не научились рационально мыслить.
Фрэнку было наплевать на Грустеца, но даже он, казалось, погрустнел, услышав смертельный приговор.
— Я знаю, что от него плохо пахнет, — сказал Фрэнк, — но это же не смертельная болезнь.
— Для отеля смертельная, — сказал отец. — Пес постоянно переполнен газами.
— И он уже старый, — сказала мать.
— Когда вы будете старыми, — сказал я матери с отцом, — мы не будем вас усыплять.
— А как насчет меня? — спросил Айова Боб. — Полагаю, я следующий на очереди. Надо следить за своими газами, а то еще закончу в доме для престарелых!
— Тут уж ничем не поможешь, — сказал отец тренеру Бобу. — Только Фрэнни по-настоящему любит собаку. Она единственная, кто действительно расстроится, а мы просто должны сделать все, что в наших силах, чтобы это не было так тяжело для нее.
Отец, несомненно, считал, что преждевременное уведомление только усилит страдания: не спрашивая мнения Фрэнни, он не то чтобы струсил, он, конечно, знал, каким оно будет, но от Грустеца надо было избавиться.
Мне было интересно, сколько мы проживем в отеле «Нью-Гэмпшир», прежде чем Фрэнни обнаружит отсутствие старой вонючки, прежде чем она начнет рыскать вокруг в поисках Грустеца, когда отцу наконец придется выложить карты на стол.
— Ну, Фрэнни, — представлял я себе, как отец начнет разговор. — Ты знаешь, что Грустец моложе не становился и все меньше мог себя контролировать.
Проходя мимо мертвенно-белых ворот под черным небом, я передернулся, подумав о том, как Фрэнни это воспримет.
— Убийцы! — назовет она всех нас, и мы все будем выглядеть виноватыми.
— Фрэнни, Фрэнни, — скажет отец, но та поднимет огромную бучу.
Я пожалел постояльцев отеля «Нью-Гэмпшир», которые будут разбужены тем разнообразием звуков, которое может создать Фрэнни.
Затем я понял, что́ не так с воротами: на них не было сетки. «Конец сезона?» — подумал я. Но нет, ведь осталась еще неделя футбола (и европейского футбола тоже). И я припомнил, что все эти годы сетки оставались на воротах до первого снега, как будто лишь первая пурга напоминала обслуживающей команде о том, что они забыли. На сетках в воротах лежал снег, как на плотной паутине оседает пыль.
— С ворот пропала сетка, — сказал я Фрэнни.
— Велика важность, — ответила она, и мы повернули к лесу.
Даже в темноте мы с Фрэнни могли найти ту тропинку, которой футболисты всегда срезают путь, а остальные из-за них держатся от нее подальше.
«Хеллоуинская выходка? — подумал я. — Стащить сетку с ворот…» — и тут, конечно, мы с Фрэнни как раз на нее и наткнулись. Внезапно сетка оказалась вокруг нас и под нами, и вдобавок в сетке были еще двое — новичок из Дейри по имени Файерстоун, с лицом круглым, как шина, и мягким, как сыр, и маленький ряженый из города. На ряженом был костюм гориллы, но по размерам он больше напоминал паукообразную обезьянку. Его маска гориллы сбилась на затылок, так что сзади ты видел обезьяну, а спереди — до смерти перепуганного, отчаянно голосящего мальчика.
Это была ловушка, как в джунглях, и обезьянки бешено в ней трепыхались. Файерстоун пытался лечь, но сетка все время не давала ему этого сделать. Он столкнулся со мной и сказал:
— Извините.
Потом он столкнулся с Фрэнни и сказал:
— Извините, ради бога.
Каждый раз, как только я пытался встать на ноги, сетка колыхалась и не давала мне этого сделать, и я снова падал. Фрэнни, стоя на
- Рассказы - Вашингтон Ирвинг - Классическая проза
- Атлант расправил плечи. Книга 3 - Айн Рэнд - Классическая проза
- Путешествие с Чарли в поисках Америки - Джон Стейнбек - Классическая проза
- Мариенбад - Шолом Алейхем - Классическая проза
- Том 2. Летучие мыши. Вальпургиева ночь. Белый доминиканец - Густав Майринк - Классическая проза
- Дети подземелья - Владимир Короленко - Классическая проза
- Бен-Гур - Льюис Уоллес - Классическая проза
- Рассказы - Лев Успенский - Классическая проза
- Раковый корпус - Александр Солженицын - Классическая проза
- Молочная пища - Шолом Алейхем - Классическая проза