Форма входа
Читем онлайн Голубое и розовое, или Лекарство от импотенции - Лео Яковлев
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
Все прошло без приключений и без посторонних глаз. Файзуллу уложили на заднее сиденье, положив ему под голову и плечи мешок Абдуллоджона, чтобы не возобновилось кровотечение из раны в груди. Файзулла начал постанывать. Рядом с ним находился Рашид. Я сел рядом с пилотом. Мы летели над Нарыном. Вскоре я увидел как его лента соединилась с другой — Карасу: на моих глазах рождалась Сыр-дарья. По аккуратным — при взгляде сверху — полям расходились голубые ниточки оросительных систем — арыки и саи, ласкавшие меня в детстве своим ледяным холодом в сорокаградусную жару. Все было родным и близким, будто и не было последующих пятидесяти с лишним лет в иных городах и весях. Эта земля Аллаха — моя земля! Здесь, в небе над нею, я, наконец, это понял. Из-за Алайского хребта стало подниматься Солнце. Его первые лучи, казалось, внесли другой — истинный — смысл и в равнинные и, особенно, в горные пейзажи: склоны гор стали медленно менять свой цвет в зависимости от того, как на них падали солнечные лучи, а сероватые в предрассветных сумерках снеговые шапки стали ослепительно белыми. Слева от нас внизу проплыли очертания относительно большого города. — Коканд, — сказал пилот, увидев, что я внимательно рассматриваю скопище различных строений. Я вспомнил свои мелкие детские радости от поездки в Коканд на «большой базар», — как было интересно туда ехать и как скучно было идти обратно, — и улыбнулся своим мыслям. Прошло еще, как мне показалось, не более получаса, и вертолет стал снижаться. — Исфара! — сказал пилот, кивнув на небольшой городок, зеленая окраина которого стала быстро приближаться к нам. Рашид, видимо, задремал от перегрузок и переживаний. Надира и Керим тоже были в полусне, и только я заметил, что в кабине вертолета что-то изменилось и не сразу понял, что суть этих изменений в том, что стали неслышны стоны Файзуллы. Разбуженный мной Рашид прислушался сначала со стороны, а потом стал прикладывать ухо к груди, ко рту, трогать руки и даже тормошить раненого, но руки Файзуллы свисали совершенно безжизненно, и дыхание не ощущалось. — Умер! — сказал Рашид. От этой возни проснулись Надира и Керим. Лицо Керима скривилось, и в глазах появились слезы, но Надира что-то отрывисто и строго сказала ему, и он сдержался. А я подумал: вот она, жизнь человека! С детства он, Файзулла, жил с мечтой о богатстве, уже в юности начал искать этот клад Абдуллоджона, в этих поисках уходили его лучшие годы, и по иронии судьбы он умер на этом заветном мешке, набитом золотыми украшениями. Смерть Файзуллы, по словам Рашида, усложнила наши планы, так как возникла необходимость задержаться в Исфаре, чтобы похоронить покойника, но оказалось, что возможность остановки в этом городке учитывалась неизвестным мне общим графиком нашего передвижения. Как и в «операциях» кощея, для нашей предполагаемой остановки надежными людьми была на всякий случай заранее снята и приготовлена к нашей встрече уединенная усадьба на окраине Исфары. Когда мы там появились, Рашид сразу же занялся похоронными делами, благо при наличии средств это не было проблемой, и уже через несколько часов тело Файзуллы почти бегом отнесли, как положено, на руках, на ближайшее кладбище и предали земле. Я был рад этой остановке, ибо последнее время очень уставал от наших, мягко говоря, насыщенных дней и ночей, и с удовольствием отдыхал в тени под традиционным навесом, укрывавшим обращенные во двор вход и окна многих местных домов — «кибиток», как их называли здешние «русскоязычные». Мимо меня прошла Надира. Я залюбовался ею и подумал: неужели и на сей раз мне придется вывозить из Туркестана очередную красавицу? Подумал и спохватился — прошлый раз Хафизу действительно вывозил я, а сейчас нас всех везут, и моя воля в этом деянии ничего не значит.
Во второй половине дня, ближе к вечеру Рашид спросил, не желаю ли я пройтись по холодку. Я уже отдохнул и ничего не имел против, поскольку, еще находясь под опекой кощея, я привык к ежедневным променадам. Мы пошли втроем: Рашид позвал с собой молодого парня по имени Усман, встретившего нас в этой усадьбе — в его задачи, видимо, входили обеспечение ее готовности к встрече гостей в любое время и охрана. Мне же наличие второго сопровождающего понравилось — это тоже напоминало мне мои прогулки поневоле в Марбелье и в Москве. В своих бесцельных блужданиях мы подошли к мечети, и как раз в это время прозвучал призыв к молитве. Мы зашли внутрь. Ребята сразу стали на колени, обратившись лицом к михрабу. Я подумал, и, чтобы не торчать одному над всеми, тоже опустился рядом с ними. Они неразборчивой скороговоркой прочитали вечерние молитвы, а я стал воскрешать свои детские впечатления от посещения мечетей и попытался вспомнить, как звучит по-арабски главная формула Ислама; с ней меня познакомил мой здешний приятель — пастушонок Максудка — сын ученого тюрка. И эта заковыристая формула, когда я уже потерял всякую надежду ее вспомнить, вдруг появилась целиком из глубин моей памяти: Ла илляхаилля — ллаху ва анна Мухамед расулулла! От радости я ее повторил вслух, чем немало удивил своих охранников, как раз закончивших свои молитвы. Когда мы подошли к двери мечети, Рашид вдруг сказал: — Подождите меня! — и скрылся где-то в темных глубинах храма. Появился он возле нас минут через двадцать, когда мечеть опустела и нам уже надоело ждать. — Усман, подойди к мулле! — сказал Рашид. — Он тебя ждет. И он объяснил, как пройти. Усман отсутствовал не так долго как Рашид, и возвратился не один а со священником. Рашид представил меня мулле: — Это наш большой друг и учитель Турсун-ата, — сказал он. Мулла церемонно со мной поздоровался и сказал, что он очень рад познакомиться с таким уважаемым человеком. Окончив свою медленную речь, он протянул Рашиду какую-то бумагу, которую тот пристроил у себя за пазухой. Я в ответ на услышанное тоже произнес слова уважения и поклонился мулле, а тот в заключение выразил надежду, что Аллах меня не оставит. Мое положение мне лично все еще казалось настолько зыбким, что я не мог себе позволить отказаться от помощи Господа Бога. Во всем остальном я этой встрече с муллой никакого значения не придал и, как оказалось, — напрасно: все что свершается в Доме Бога, всегда имеет свой особый смысл и свои последствия, но об этом потом, а тогда мы благополучно вернулись в наше временное жилище. Спал я без сновидений, и по призыву Рашида легко встал с постели до восхода солнца. Когда же мы вышли за пределы двора, где я ожидал увидеть какой-нибудь джип, то остолбенел: к столбам ворот были привязаны четыре лошади. Рядом с ними спокойно стоял ишак с набитым хурджином — переметной сумой, куда, вероятно, было переложено содержимое кожаного мешка. Такое небрежное отношение к «несметным богатствам» было вполне объяснимо: здесь царствовал шариат, и воровство или мошенничество были просто невозможны. На страже всеобщей честности стояла Смерть.
Глава 5
Все вернется…
Оказалось, что путь нам предстоит недальний, но его усложняло отсутствие дорог. Как мне объяснил Рашид, в отрогах Зерафшанского хребта расположен полулегальный лагерь боевиков. Из этого лагеря и должен начаться мой путь в Пакистан. Однако в цепочке моей транспортировки еще не хватает нескольких звеньев, и их подготовка, по словам Рашида и по его предварительным оценкам, займет около двух недель. В Исфаре на такое продолжительное время оставаться было небезопасно, и, кроме того, мне нужно было быть поблизости от вертолетной посадочной площадки. Поскольку в лагере мне делать нечего, да и жизнь там суровая, было решено (Рашид так и сказал: «Было решено») разместить меня на время ожидания вылета в ближайшем к лагерю селении, находящемся в часе езды (конечно, верхом) от «вертодрома». Эти объяснения меня удовлетворили, и я стал, кряхтя, залазить на подведенную мне Усманом лошадь, живо представляя себе, как я вскоре свалюсь с нее на камни при первом же ускорении ею хода, даже если она и не понесет. Но, усевшись поудобнее в седле, я вдруг ощутил себя «как дома». Наш караван тронулся. Лошадь моя шла спокойно, и я поймал себя на том, что мой корпус совершенно автоматически стал раскачиваться в такт ее движению. Я ослабил поводья и подсознательно ощутил, что и у лошади сразу же ушло напряжение, вызванное контактом с незнакомым ей седоком. Все стало на свои места. Видимо, разучиться ездить верхом также невозможно, как и разучиться плавать или стрелять. Я вспомнил свою любимую притчу о том, как граф Лев Николаевич Толстой на восьмом десятке, серьезно приболев, отправился умирать в крымское имение графини Паниной. Вся российская жандармерия несказанно обрадовалась возможности закопать графа где-нибудь подальше от всяких митингов и многолюдных демонстраций по случаю кончины зеркала русской революции. Непрерывно летели по империи секретные телеграммы с информацией о состоянии здоровья старика и с указаниями, как потише его похоронить. Граф же тем временем в одно прекрасное утро почувствовал себя лучше, а после обеда попросил оседлать лошадку и смотался верхом из Гаспры в Ялту и обратно. Такое поведение еще недавно умиравшего графа убеждало меня в том, что и я должен справиться с моей кавалерийской задачей. Тем более, что во мне уже возникло знакомое любому всаднику чувство единения коня и человека, заставлявшее каждый шаг коня воспринимать как свой собственный. Так и получилось. Дорога наша не выходила на карнизы, где путник, как слеза на реснице, а спокойно петляла по дну ущелий вдоль быстрых шумных речек, в основном, навстречу их течению и с весьма пологим подъемом. Лишь один раз этот подъем стал круче, и мы въехали на невысокий перевал. Покачиваясь в седле, я вспомнил себя в этих же краях и увидел, как бы со стороны, белобрысого мальчишку на черной лошаденке, бегущей справа от овечьей отары. В воздухе стояла пыль, поднятая копытами нескольких сотен овец, и шум, в котором смешались блеянье, перекличка подпасков и басовитое рычание среднеазиатской овчарки Пехлевана, покусывающего за ноги отстающих от стада баранов. А потом, когда стадо разбредалось по пастбищу, можно было вот так, как сейчас, спокойно покачиваясь в седле, объезжать свой фланг, чтобы ни один баран не ушел за межу. «Все повторяется!» — думал я, и мне вдруг вспомнились строки какого-то стихотворения, прочитанного мной пару лет назад в Энске, еще в той жизни:
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Голубое и розовое, или Лекарство от импотенции - Лео Яковлев бесплатно.
Похожие на Голубое и розовое, или Лекарство от импотенции - Лео Яковлев книги
- Кипарисы в сезон листопада - Шмуэль-Йосеф Агнон - Современная проза
- Нью-Йорк и обратно - Генри Миллер - Современная проза
- Французское завещание - Андрей Макин - Современная проза
- Волшебный свет - Фернандо Мариас - Современная проза
- Экспромт-фантазия. Афоризмы о музыке - Борис Печерский - Современная проза
- Остров Невезения - Сергей Иванов - Современная проза
- Мост - Радий Погодин - Современная проза
- Путешествие во тьме - Джин Рис - Современная проза
- Точка радости - Анастасия Ермакова - Современная проза
- Шлюпка - Шарлотта Роган - Современная проза
