Рейтинговые книги
Читем онлайн Арсен Люпен против Херлока Шолмса - Морис Леблан

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39

Не говоря ни слова, барон разрезал веревки и, рванув мокрые тряпки, вытащил из свертка лампу. Отвинтив гайку под подставкой, он, поворачивая обеими руками половинки сосуда, раскрыл его и вынул оттуда золотую химеру, украшенную рубинами и изумрудами.

Она была цела.

Во всей этой с виду обычной беседе, заключавшейся в простом изложении фактов, было нечто трагичное, ужасное. В каждом слове Шолмса сквозило категорическое, прямое и неопровержимое обвинение в адрес мадемуазель. А сама Алиса Демен хранила гордое молчание.

Все долгое время, пока нанизывались на невидимую нить жестокие улики, ни один мускул не дрогнул на ее лице. В безмятежном ясном взгляде не промелькнуло и тени тревоги, страха. О чем она думала? И главное, что собиралась сказать в ту торжественную минуту, когда придется отвечать, защищаться? Как разорвать железное кольцо, в которое так ловко зажал ее Херлок Шолмс?

Час пробил, но девушка оставалась безмолвной.

— Скажите! Ну скажите же хоть что-нибудь! — воскликнул господин д'Имблеваль.

Но она молчала.

Он стал настаивать:

— Хоть слово в свое оправдание… Лишь возмутитесь — я поверю вам…

Но она не сказала ни слова.

Барон пробежался по комнате, вернулся обратно, снова забегал и, оборотясь к Шолмсу, всплеснул руками:

— Нет и нет, месье! Не могу поверить, что это правда! Такое преступление невозможно! Оно идет вразрез со всем, что я знаю, что вижу вот уже целый год.

Он положил руку англичанину на плечо.

— А вы-то сами, месье, вы абсолютно, окончательно уверены в том, что не ошибаетесь?

Шолмс смутился, словно его застали врасплох, тогда как у него еще не сложилось определенного мнения. Однако с улыбкой ответил:

— Только та особа, которую я обвиняю, могла, в силу положения, занимаемого ею в вашем доме, знать, какая драгоценность спрятана в еврейской лампе.

— Не хочу, не хочу верить, — шептал барон.

— Спросите у нее самой.

Действительно, это было последним средством, и, хотя он слепо доверял девушке, теперь уже нельзя было не смириться с очевидностью.

Подойдя к ней, барон заглянул Алисе в глаза:

— Это сделали вы, мадемуазель? Вы взяли драгоценность? Вы переписывались с Арсеном Люпеном и инсценировали кражу?

— Да, я, — ответила она, не опуская головы. На лице девушки не отразилось ни смущения, ни стыда.

— Не может быть, — прошептал господин д'Имблеваль. — Я никогда бы не мог подумать… Вы — последняя, кого можно было бы заподозрить… Как же вам это удалось, несчастная?

— Я сделала все так, как рассказал господин Шолмс, — ответила она. — В ночь с субботы на воскресенье спустилась в будуар, взяла лампу, а утром… отнесла ее тому человеку.

— Нет, что вы, — возразил барон. — Это никак невозможно.

— Невозможно? Почему?

— Потому, что утром, когда я вышел, дверь будуара была заперта на крючок.

Она покраснела, растерявшись, и взглянула на Шолмса, будто спрашивая у него совета.

А тот был поражен не столько замечанием барона, сколько смущением Алисы Демен. Ей что, нечего ответить? Значит, признание, подтверждавшее данное им, Шолмсом, объяснение кражи еврейской лампы, было ложным, если могло разрушиться от такого незначительного возражения?

А барон все настаивал:

— Эта дверь была закрыта. Я утверждаю, что крючок был наброшен именно так, как я это делаю каждый день вечером. Если бы вы, как говорите, прошли через эту дверь, кто-то изнутри должен был вам открыть, из будуара или из спальни. Но в этих двух комнатах не было никого… кроме меня и моей жены.

Шолмс вдруг согнулся, закрыв лицо руками, чтобы никто не заметил, как он покраснел. Как будто промелькнула какая-то яркая вспышка, ослепившая его. Ему внезапно стало не по себе. Вмиг все стало ясно, так с наступлением дня разом принимают четкие очертания маячившие в темноте предметы.

Алиса Демен была невиновна.

Алиса Демен невиновна. В этом и заключалась режущая глаза правда. Вот почему с самого первого дня, как только начал выстраивать против девушки ужасное обвинение, он чувствовал какую-то неловкость. Теперь все становилось понятным. Он знал. Достаточно одного лишь движения, и он сразу получит неопровержимое доказательство.

Шолмс поднял голову и, с минуту помедлив, самым естественным образом обернулся и взглянул на мадам д'Имблеваль.

Она была бледна той непривычной белизной, что заливает лицо в самые беспощадные минуты человеческой жизни. Руки, которые она пыталась куда-то спрятать, чуть заметно дрожали.

«Еще мгновение, — подумал Шолмс, — и она себя выдаст».

Тогда он встал между нею и мужем, охваченный желанием отвести страшную опасность, по его вине грозившую этим мужчине и женщине. Но, взглянув на барона, весь содрогнулся. То же внезапное озарение, ослепившее его минуту назад, читалось теперь на лице господина д'Имблеваля. Мозг его работал в том же направлении. Он, в свою очередь, тоже начал понимать! Он все понял…

Алиса Демен в отчаянии попыталась бороться с очевидной истиной:

— Вы правы, месье, я просто забыла… Я входила не здесь… Я прошла через вестибюль, потом по саду и с помощью лестницы…

Величайшая самоотверженность! Но она была уже напрасна. Слова звучали неискренне, голос был нетверд, и взгляд этого милого создания потерял свою ясность и искренность. Сраженная, опустила она глаза.

Настало жуткое молчание. Госпожа д'Имблеваль ждала, мертвенно-бледная, оцепенев от ужаса и тревоги. Барон, казалось, все еще боролся с собой, не решаясь поверить в крушение своего счастья.

Наконец он пробормотал:

— Говори!.. Объяснись…

— Мне нечего сказать тебе, мой бедный друг, — произнесла она очень тихо, с исказившимся от боли лицом.

— Но тогда… мадемуазель…

— Мадемуазель меня спасла… из преданности… любви… Она наговорила на себя…

— Спасла от чего? От кого?

— От этого человека.

— От Брессона?

— Да, это мне он угрожал… Я познакомилась с ним у одной подруги… и была настолько глупа, что послушалась его… О, ничего такого, что ты не мог бы простить… но были два письма… ты их увидишь… я выкупила их… ты знаешь как… О, сжалься надо мной… я так страдала!

— Ты! Ты, Сюзанна!

Он поднял сжатые кулаки, словно готовый ударить ее, убить. Но в тот же миг руки его опустились, и он снова прошептал:

— Ты, Сюзанна! Ты!.. Возможно ли это?

Запинаясь, она принялась рассказывать обычную грустную историю, свое приключение, а потом пробуждение от иллюзий, гнусность шантажиста, угрызения совести, безумную тревогу, сказала и о прекрасном поведении Алисы, как девушка, догадавшись о беде хозяйки, вырвала у нее признание, а потом написала Люпену и устроила эту кражу, чтобы спасти ее из когтей Брессона.

— Ты, Сюзанна, ты, — только и мог повторять господин д'Имблеваль, сраженный, согнувшись пополам, будто от удара. — Как ты могла?

Вечером того же дня пароход «Город Лондон», курсирующий между Кале и Дувром, тихо скользил по неподвижной водной глади. Темная ночь выдалась спокойной. Наверху, над кораблем в небе угадывались мирно плывущие тучи, а вокруг легкие клубы тумана отделяли его от бесконечного пространства, куда струился бледный свет луны и звезд.

Большинство пассажиров вернулось в каюты и салоны. Только некоторые, самые стойкие, все еще прогуливались по палубе или дремали в глубоких шезлонгах, накрывшись толстыми одеялами. То тут, то там время от времени мелькал огонек сигары, а тихое дуновение ветерка доносило шепот голосов, не решавшихся в торжественной тишине заговорить громко.

Один из пассажиров, прохаживавшийся широкими шагами вдоль бортовых сеток, остановился возле дамы, растянувшейся в шезлонге, вгляделся и, заметив, что она шевелится, тихо сказал:

— Я думал, вы спите, мадемуазель Алиса.

— Нет, нет, господин Шолмс, совсем не хочется спать. Я все думаю.

— О чем? Не будет ли нескромным задать вам такой вопрос?

— Я думала о госпоже д'Имблеваль. Должно быть, ей так грустно. Ведь жизнь ее разбита.

— Нет, что вы, — живо возразил он. — Ее вина не из тех, которые не прощают. Господин д'Имблеваль забудет об этой слабости. Когда мы уходили, он уже глядел на нее менее сурово.

— Может быть… Но это будет так не скоро… а она страдает.

— Вы очень ее любите?

— Очень. Это и дало мне силы улыбаться, когда я дрожала от страха, смотреть вам прямо в глаза, когда лучше было бы отвести взгляд.

— Вам жаль ее покидать?

— Очень жаль. Ведь у меня нет ни родных, ни друзей. У меня была только она.

— У вас будут еще друзья, — тронутый ее горем, сказал Шолмс. — Обещаю вам. У меня есть связи… влияние… уверяю вас, вы ни о чем не пожалеете.

— Может быть, но госпожи д'Имблеваль уже там не будет…

Больше они ни о чем не говорили. Херлок Шолмс сделал еще два-три круга по палубе и затем уселся возле своей попутчицы.

Завеса тумана понемногу начала рассеиваться, тучи в небе расступились. Засверкали звезды.

1 ... 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Арсен Люпен против Херлока Шолмса - Морис Леблан бесплатно.

Оставить комментарий