Форма входа
Читем онлайн Криминальная история - Игорь Гриньков
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
И, вообще, откуда у большинства женщин, вышедших замуж, появляется непоколебимая уверенность в том, что муж — их собственность, бессловесная и бесправная? Этот парадокс очень трудно теперь исправить, хотя он противоречит всему ходу исторического развития человека, показавшего, что мужчина по природе полигамен, и с этим ничего не поделаешь. Советская власть, безусловно, сильно испортила женщин, наделив их незаслуженными правами и свободами, низвергнув мужчину до положения изгоя. Где это было видано, чтобы по заявлению вздорной бабенки «аморальное» поведение мужика разбирали на заседании парткома, а участковый отправлял его в лечебно-трудовой профилакторий, облегченный вариант колонии, якобы, для излечения от алкоголизма. И покуда муженек «лечился» и пахал на государство, ушлая женушка оперативно выписывала его из квартиры, в которой тут же появлялся вожделенный хахаль, и быстренько оформляла развод. Так что, вышедший на волю из ЛТП «излеченный», ткнувшись носом в некогда родную дверь, очень быстро осознавал, что отныне имя его в этом мире — «никто», не ждут его — «нигде», и, вообще, человек он — «ниоткуда». И оставалось бедолаге единственное — погружаться в алкогольный анабиоз.
На Западе свои заморочки — тотальная эмансипация, эмансипе! Чудовище, порожденное еврейками социал-демократками Кларой Цеткин и Розой Люксембург. Запад еще не догадывается, какую термоядерную бомбу замедленного действия ему подложили, только начинает чувствовать первые симптомы вырождения и удивляется, из каких «Палестин» появилась эта неисчислимая рать содомитов и педерастов?».
Наконец, досадный эксцесс у гроба удалось погасить, а там уже началась процедура выноса тела. Душа прицепилась к крыше автомобиля-катафалка, откуда бдительно наблюдала за похоронной процессией, фиксировала ее качественный и количественный состав, пересчитала венки, удостоверилась, что музыканты оркестра пока еще трезвы и играют марш Шопена стройно, без сбивок и «петухов». Это позволило на время забыть об инциденте в квартире, в результате которого две бывшие опрометчивые подруги, оплеванные и униженные, вылетели из двери, словно общипанные и ошпаренные крутым кипятком курицы.
На кладбище события развивались благопристойно, без выпадений из установленного порядка. Лишь в момент, когда на заколоченную крышку гроба, опущенного в могилу, посыпались горсти земли, Душа судорожно встрепенулась; это означало, что в эту мертвую телесную оболочку она не возвратится уже никогда.
Во время поминального обеда Душа снова стала привередничать; ей казалось, что гости слишком много едят и, особенно, пьют, и в своих речах очень поверхностно и стереотипно говорят об Иване Ивановиче, как о неординарном человеке и выдающемся специалисте, не отмечая в должной мере значимость его вклада в ту сферу, которой он занимался всю жизнь. А вклад этот трудно было измерить любым аршином, существующим в природе. Ведь, по сути, он был основоположником, а вот именно слово — «основоположник» как раз и не прозвучало ни у одного из говоривших, а это обидное упущение, если не сказать, умышленное замалчивание заслуг.
«И чего они мечут, как будто их три дня не кормили? Еды не жалко, но где степенная сдержанность, соединенная с великой печалью?», — задавала Душа вопросы, наблюдая с явным неодобрением, как в плотоядных, жующих ртах исчезали и перемалывались балыки, котлеты, мясные нарезки, борцоги и берги.
«Да, и с поминальными тостами частят», — продолжала Душа неутешительные наблюдения, — «при такой скорости приема разве можно произнести нечто внятное, проникновенное, отражающее всесторонность и глубину профессиональной, общественной и иной деятельности покойного Ивана Ивановича?! Такое впечатление, что водка, обычно развязывающая языки, поразила всех косноязычием.
Вон, один уже совсем сомлел от съеденного и выпитого, поглаживает пузо, чему-то глуповато ухмыляясь. Впрочем, он и в молодости не блистал интеллектом, а ближе к старости совсем замаразмировал, хорошо, что тихо и не назойливо для окружающих! Даже поразивший его склероз, почему-то называл словом — «эклер»».
Из-за стола с рюмкой в руке поднялась солидная, монументальная фигура в генеральском мундире и постучала черенком ложки о край пустого фужера, настоятельно требуя тишины, уж больно расшумелись гости.
От одного вида широченных лампасов Душу, что называется, совсем «накрыло»:
«Сколько ряженых генералов развелось! Раньше такие мундиры носили только военные, милиционеры и прокурорские, а сейчас ведомств, где учреждены эти звания, не счесть, пальцев на руках не хватит! Что за страна?», — резонерствовала Душа.
«Сплошь — генералы, чиновники, писатели, финансисты, аферисты, юристы, воры, прокуроры, судьи и «силовики». И в противовес им — голь: работяги, бездомные, безработные, алкоголики и пенсионеры!
Стоит, как памятник, делает театральную паузу перед тем, как начнет произносить историческую речь, вот только стенографистки не хватает! А знали бы присутствующие, каким оторвой был генерал в молодые годы, ни за что бы, ни поверили? Даже на свадьбе Ивана он оказался единственным, кто затеял «ритуальную» драку с кровопусканием из носа. Перебрав, вероятно, нарзана, с боевым кличем: «Уралан, хальмгуд!!!», — он кинулся на одного щупленького, в кургузом пиджачишке, молодого человека славянской наружности; видимо, форма носа не пришлась ему по нраву. «Хальмгуд» в агрессивных устремлениях его не поддержали, даже воспрепятствовали атаке, но будущий генерал успел-таки отвесить затрещину человеку в кургузом пиджаке, а потом долго вырывался из жесткой хватки следящих за порядком друзей жениха, пытаясь еще раз залепить по неправильному носу! Впрочем, кто не был молод, тот не был глуп!», — философски констатировала Душа.
Как Душа и предполагала, в своей речи генерал больше говорил не о покойном, а о себе и собственном жизненном пути, опуская за ненужностью лишние детали, но четко прослеживая основную канву.
Наконец слово взял друг-оппонент Ивана, и Душа опять насторожилась, ожидая любого подвоха. И не ошиблась в своих опасениях. Друг-оппонент, в своем, общем-то, хорошем выступлении неумышленно или специально, что более вероятно, упомянул о женолюбии покойного. Можно было сказать просто о «жизнелюбии», ведь «женолюбие» у многих наших сограждан, а особливо — согражданок стойко ассоциируется с аморальностью. Но дружок-оппонент всегда завидовал успехам Ивана у женщин, а как-то раз, давно это было, после очередной, дежурной «смены караула» позвонил приятелю и изрядной долей ехидства спросил:
«Вань! Я слышал, у тебя появилась новая подруга? Кто же эта несчастная?»
«Она замечательная! Гораздо лучше меня, и я прилагаю все силы, чтобы меньше ее огорчать. Без нее мне скверно!», — ответил Иван.
«Кукд кун» («девушка» — калм.) очередная из провинции, полагаю? Ты же у нас известный большой друг молодежи!».
«Ты не угадал. «Гергн» («женщина» — калм.), правда, гораздо моложе меня».
«Поздравляю, ты остепенился!», — заявил друг-оппонент, — «Но, все равно, себе не изменяешь, и было бы крайне странно и удивительно, если бы дело обстояло иначе!».
«В моем возрасте привычки не меняют», — скромно сказал тогда Иван Иванович.
Душа Ивана Ивановича, хоть и относилась к своему бывшему «хозяину» с теплотой и пониманием (избежим слова — «с любовью»), не была лишена известной доли самокритики. Она рассуждала:
«Конечно, Иван не был святошей, ему приходилось и подличать, и угодничать, но не по крупному, в пределах разумного. А, назовите мне праведника, который при этой несправедливой, жестокой и бескомпромиссной жизни, проходил, не касаясь ножками земли, облитый елеем, источая сияние и запах амброзии? Главное, что Иван никого не зарезал, не посадил в тюрьму по злобному навету, не пустил по миру голым и босым, не оболгал бесчестно! Что касается незначительных прегрешений, то пусть каждый пороется у себя внутри; не исключено, что после этого он начнет срочно искать мыло, веревку и ближайший чердак.
Это, разумеется, преувеличение: самоубийство — удел умалишенных, отчаявшихся, слабых или слишком совестливых людей! Но, последних, к сожалению, становится все меньше и меньше, и скоро они совсем исчезнут как разновидность gomo sapiens.
А, вот, те, у которых совесть напрочь отсутствует, грубо делятся на две категории.
Души первых обросли жестким хитиновым панцирем, как у крабов или раков, несмотря на все пакости, преступления против морали, отдельных людей и общества, они спят безмятежно, будто младенцы новорожденные. Для них жизнь, которую они ведут, правильная, про иную они просто не знают, или забыли, либо смутно о ней догадываются.
Другие мечутся в горячечном сне, орошая смятую подушку липким потом, кошмары и сердечные перебои их донимают. Но не по причине терзания и мук совести, а из-за банального страха перед расплатой: судебной (долгая отсидка в некомфортных местах, не столь отдаленных) или криминальной (пуля в башке, а тело в засыпанном снегом овраге). И приходится им глушить свой ежеминутный страх игрой в казино, девками и водкой пополам с валидолом. Нелегкая у них жизнь, следует признать! Но, как известно, за все надо платить!
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Криминальная история - Игорь Гриньков бесплатно.
Похожие на Криминальная история - Игорь Гриньков книги
- Зловещий маскарад - Наталья Берзина - Криминальный детектив
- Тульский–Токарев. Том 1. Семидесятые–восьмидесятые - Андрей Константинов - Криминальный детектив
- Торпеда. Возвращение пацана. Книга 1 - Виталя Гусынин - Криминальный детектив / Русская классическая проза
- Долг Родине, верность присяге. Том 3. Идти до конца - Виктор Иванников - Криминальный детектив
- Киллер - Элмор Леонард - Криминальный детектив
- Крестный. Путь наверх (сборник) - Сергей Зверев - Криминальный детектив
- Плёвое дельце на двести баксов - Валерий Ефремов - Криминальный детектив
- Нет жалости во мне - Владимир Колычев - Криминальный детектив
- Честь семьи Прицци - Эдгар Френсис - Криминальный детектив
- Среда обитания (cборник) - Сергей Высоцкий - Криминальный детектив
