Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Двадцать первое ночь понедельник очертанья столицы во мгле сочинил же какой-то бездельник что бывает любовь на земле
И от лености или от скуки все поверили так и живут ждут свиданий боятся разлуки и любовные песни поют
Но иным открывается тайна и почиет на них тишина я на это наткнулась случайно и с тех пор все как будто больна.
Тут из-за кустов выскочил носорог, кровь с него лила маленькими ручейками. При виде зверя Совенка бросило в дрожь. Разве может он, такой маленький, справиться со зверем? Но долго Совенок не думал, он швырнул в Носорога раскаленную головешку, тот, дико воя, бросился на людей. Глаза Совенка скользнули по трупу и дротику, который валялся рядом. С быстротой молнии мальчик подобрал маленькую надежду, и, прицелившись в зверя, который нес очередную жертву, он кинул. Носорог взвыл, дротик попал ему в правый глаз. Сбросив с рога женщину, он разломал две землянки, растоптал ожерелье из зубов волка, сдернул меховую повязку со старика, сломал ребро молодой девушке и, наткнувшись на дерево, скрылся в чаще (отрывок из собственного сочинения).
Представьте себе, любезный читатель, человека полного, высокого, лет семидесяти, с лицом, несколько напоминающим лицо Крылова, с ясным и умным взором под нависшей бровью, с важной осанкой, мерной речью, медлительной походкой: вот вам Овсянников.
И как увидели парни такую, точно с ума посходили: кто дотронулся до ее руки или случайно коснулся одежды, кто прямо посмотрел ей в глаза, тот затрясся на месте, а некоторые тут же на месте и померли. Пришлось отложить венчание до другого раза, а невесту пока что спрятать.
Она привскочила, словно желая броситься на пол, когда по ее ноге скользнула другая нога, холодная и волосатая; закрыв лицо руками, растерявшись, готовая закричать от страха и смятения, она зарылась в самую глубь постели.
А он смотрел на девушку, и ему хотелось иметь от нее детей, но он даже представить себе не мог, что с ней можно делать то, что делают, когда хотят иметь детей, и это было впервые, и его вдруг обожгло неожиданное первое чувство счастья:
Точно так же в прошлом идеал женской красоты не был объективным, так как его устанавливала мода. Например, в средние века, во времена Дюрера и Ван-Дейка, идеалом была женщина с большим животом, в эпоху рококо, или примерно в 1830 году, — женщина с узкой талией, широкими бедрами (рис. 1), позднее — с очень длинной шеей и непомерно покатыми плечами, В прошлом столетии считались красивыми зашнурованные женщины с тяжелой, бесформенной грудью и широкими бедрами (рис. 2). Потом пришло время, когда были модны безгрудые женщины, похожие на мальчишек (рис. 4). Эти нормы красоты устанавливали, конечно, для женщин господствующего класса, не занимавшихся физическим трудом.
Да нет, что же это в самом деле такое? По какому праву все это делается? Я с вами уеду: за каретой вашей побегу, если меня не возьмете, и буду бежать, что есть мочи, покамест дух из меня выйдет. Да вы знаете ли только, что там такое, куда вы едете-то, маточка? Вы, может быть, этого не знаете, так меня спросите! Там степь, родная моя, там степь, голая степь: вот как моя ладонь голая! Там ходит баба бесчувственная да мужик необразованный, пьяница ходит.
Нам бы только до взморья добраться дорогая моя молчи и по лестницам стали спускаться задыхаясь искали ключи
Мимо зданий где мы когда-то танцевали пили вино мимо белых колонн Сената туда где темно темно
Что же делаешь ты безумный нет я только тебя люблю этот ветер широкий и шумный будет весело кораблю
Горло точно ужасом сжато нас в потемках принял челнок крепкий запах ночного каната задрожавшие ноздри обжег
Скажи ты знаешь наверно я не сплю так бывает во сне только весла плескались мерно по тяжелой невской волне
А черное небо светало нас окликнул кто-то с моста я руками обеими сжала на груди цепочку креста
Обессиленную на руках ты словно девочку внес меня чтоб на палубе белой яхты встретить свет нетленного дня
5
В 63-м году Алла Константиновна с дочерью перебралась, наконец, из домика около театра, который хоть и был со всеми удобствами, но все-таки походил на барак, в хорошую квартиру на улице Портовой. Жильцов в этой квартире было меньше — только одна семья из трех человек: Вера, Алик и дочка Ирочка. Вере и Алику было лет по 26–27. Нине, которой шел шестнадцатый, они казались уже старыми людьми.
Вера и Алик были журналистами, она работала в партийной, он — в молодежной газете. Дочку водили в детский сад…
Когда выяснилось, что Алик выпивает (а выяснилось это очень скоро — через неделю, пожалуй), Алла Константиновна стала держаться с ними и вовсе сухо — не только с Аликом, но и с Верой, так как не могла понять женщину, у которой муж упал так низко, что злоупотребляет спиртными напитками, ничуть не заботясь о том, как это скажется на воспитании его дочери и какое это производит впечатление на соседей, вынужденных сталкиваться с ним в коридоре и на кухне.
А Нину это состояние Алика не только не пугало, но и не сердило даже. Наверное потому, что выпивший и обосновавшийся на кухне (Вера, конечно, его увлечение спиртным не Одобряла, и кухня становилась убежищем от ее гнева, хотя именно то, что он располагался здесь, где его, во-первых, видят соседи, а во-вторых, ей нужно заниматься обедом на завтра или еще чем-нибудь не менее неотложным, сердило особенно, но, в-третьих, черт с ним — пусть сидит, надо же ему где-то быть, а то пойдет к каким-нибудь приятелям, напьется еще больше — Вера мыслила очень рационалистически), так вот, подгулявший Алик даже нравился Нине, потому что, выпив, становился внимательным, вежливым, даже галантным. Он отлипал от клеенки стола, когда она входила поставить чайник, он поднимался, потому что не мог (в пьяном виде только) позволить себе сидеть в то время, когда Женщина стоит. И стоял до тех пор, пока она не сядет. А сесть Нина не могла, потому что боялась справедливого гнева матери, которая могла в любую минуту заглянуть на кухню и увидеть ее, сидящую рядом с пьяным мужланом, — это что за безобразие, какие у тебя с ним общие интересы!
А вот интерес-то как раз и был. И это хорошо, что она не могла сесть, потому что она стояла — и он стоял, и она, таким образом, чувствовала над ним некую власть, что ли. И не власть соседской девушки Нины, вышедшей на кухню в коротком халатике, чтобы поставить чайник, над взрослым соседом по фамилии Пронькин Алексей Кузьмич, пошатывающимся рядом с ней в ковбойке с закатанными рукавами и, кажется, не очень чистых спортивных штанах, натянутых штрипками до такого безобразия, на которое девушке смотреть противно, но которое она все-таки, не глядя, видит. Возникал интерес женщины (нет, девушки, конечно же, девушки, но в принципе-то она все-таки женщина) к мужчине и благодарность за проявленное к ней внимание; И даже обыкновенный противный запах, идущий от Алика, — наглых глаз, селедки с винегретом, которую он ест каждый день, недостиранных носок, развешанных в общей ванной, самонадеянной улыбки, похотливых разговорчиков по телефону, которые он ведет, когда Веры нет дома, обсосанных карандашей, с которыми он сидит здесь же, на кухне, когда бывает трезвым, окурков, которые воняют в помойном ведре, — все это казалось сносным, когда они стояли рядом и Нина чувствовала над Пронькиным данную им самим власть, и она была благодарна ему за этот подарок и прощала, с высоты своего величия, на которую он же ее и поднял, прощала ему этот козлиный дух.
К тому же он писал стихи, для этого и нужны ему были обсосанные карандаши. И узнала Нина об этом в одном из таких противостояний, когда он вдруг, без всяких вступительных слов, забурчал что-то такое.
Ничего стихи. Не высший пилотаж, конечно, но с душой, можно читать и приветствовать искренность автора. Но все это Нина заключила потом, а в первый: раз, когда Алик стал читать ей стихи — тихо, невнятно, словно булькал, в полутемной кухне, потому что был уже вечер, а свет они не включали, и светилось над головами только выходящее сюда окно ванной, — она зарделась: ей читают стихи!
Потом, чтобы обогнать его, потому что сейчас он спросит: «Ну как?» или что-нибудь в этом роде, она спросила: «Это вы написали?», и он соврал ей, он соврал ей как мальчишка, как трус, как тихоня Петя Жаров из их класса: «Нет, это стихи одного моего товарища!»
Вечером, в присутствии мамы, ей неловко было торчать перед зеркалом, но утром, когда Алла Константиновна ушла и Нина осталась одна, потому что у нее были каникулы, она не могла от зеркала оторваться, а если отрывалась, то через минуту усаживалась снова: что же он все-таки во мне нашел? неужели это правда?
- Семипёрая птица - Владимир Санги - Советская классическая проза
- Девять десятых - Вениамин Каверин - Советская классическая проза
- Афганец - Василий Быков - Советская классическая проза
- Во имя отца и сына - Шевцов Иван Михайлович - Советская классическая проза
- Умру лейтенантом - Анатолий Маркуша - Советская классическая проза
- Под крылом земля - Лев Экономов - Советская классическая проза
- Лесные дали - Шевцов Иван Михайлович - Советская классическая проза
- Лога - Алексей Бондин - Советская классическая проза
- Прииск в тайге - Анатолий Дементьев - Советская классическая проза
- Шесть зим и одно лето - Александр Коноплин - Советская классическая проза