Я попытался взять другой тон, чтобы казаться в более приподнятом настроении.
Чжу Лисинь еще некоторое время продолжала стоять с опущенной головой, прежде чем смогла сказать хоть слово:
– Вы не могли бы составить мне компанию на прогулке? Мне немного страшно идти одной.
Очень трудно описать эмоции, которые я испытывал в тот момент: я был рад и шокирован одновременно.
– Снаружи ливень; гулять, пожалуй, не совсем хорошая идея. Вы уверены?
– Ох, мне просто надо пройтись… Но если господину Ханю неудобно, то ничего страшного, я пойду одна.
– Нет-нет, мне удобно.
– Правда? – Чжу Лисинь посмотрела на меня своими большими глазами, и мое сердце растаяло.
– Конечно. Пойдемте в кладовку за зонтиками.
– Хорошо.
Взяв в кладовке по зонтику, мы решили уведомить дядю Чая. Он посоветовал нам быть осторожными и не уходить слишком далеко, чтобы не заблудиться. В конце концов, тут кругом лес, ландшафт очень однообразен и потеряться достаточно просто. Я кивнул в знак согласия и толкнул двери Обсидианового особняка.
Это был первый раз, когда я покидал особняк, с тех пор как приехал сюда пятнадцатого числа.
За дверью шел проливной дождь, с громким плеском размывая землю под ногами. Во многих местах скопилось уже очень много воды. Мы с Чжу Лисинь, раскрыв зонтики, прошли через сад и оказались перед рощицей. Я, конечно, слышал о прогулках под дождем, но мне всегда казалось, что дождик при этом должен быть мелким, а не как из ведра. Хоть мы с Чжу Лисинь шли бок о бок, ни о какой романтике и речи не шло. На то было две причины. Во-первых, только что умер Гу Ян, и даже несмотря на то, что у меня не было неприличных мыслей по отношению к Чжу Лисинь, а только искренняя радость и восхищение, я все равно испытывал угрызения совести. Во-вторых, ливень был просто жутким: в ушах стоял нескончаемый шум воды, и все звуки вокруг сливались в бесконечную какофонию. Но все равно в глубине души я был счастлив возможности прогуляться вместе с Чжу Лисинь.
Даже под зонтиком мои штаны промокли насквозь. Вода пропитала ткань, и та неприятно липла к телу. Чжу Лисинь же надела шорты и шлепанцы, поэтому с ней все было в порядке.
– Господин Хань, мне так неудобно перед вами, – неожиданно сказала Чжу Лисинь. Она шла с опущенной головой, не глядя на меня.
– Пустяки, мне тоже стоит прогуляться. Все эти дни я буквально сходил с ума в Обсидиановом особняке. Да, и вам необязательно называть меня «господин Хань». Зовите меня просто Хань Цзинем. Если вы не возражаете, я тоже мог бы звать вас по имени.
– Да, хорошо, господин Хань.
– Ну вот…
– Касательно того, что произошло с Гу Яном: я приношу извинения вместо него. Ваша прежняя тихая жизнь была разрушена, а сейчас вам грозит смертельная опасность. Прошу меня простить.
Ни с того ни с сего Чжу Лисинь резко остановилась и, повернувшись ко мне, отвесила глубокий поклон, почти коснувшись острием зонтика моего лица.
– Нет-нет… Мы ведь сами… – Совершенно растерявшись, я суетливо поклонился в ответ.
Ее позабавила моя глупая выходка, и она прыснула от смеха, но тут же прикрыла рот рукой, а потом вернула прежнее выражение лица.
Глинистая грязь, разнесенная дождем, запачкала белые лодыжки Чжу Лисинь, но ей было все равно. Мы продолжали идти, а она все извинялась и извинялась передо мной.
– Мне вдруг захотелось задать вам вопрос, но я не знаю, насколько он уместен… – Я поднял голову и пристально посмотрел на лес вдалеке.
– Конечно, задавайте.
– Как вы познакомились с Гу Яном? Вас познакомил друг?
Я заметил, как у Чжу Лисинь дернулся уголок рта, и тут же пожалел о своем вопросе, поспешив извиниться:
– Простите, если не хотите отвечать…
– Друг. Нас познакомил друг, – ответила она прямо и откровенно.
– Понятно…
– Когда я впервые увидела Гу Яна, то испытала к нему неприязнь. – Чжу Лисинь смотрела на дорогу перед собой. – Возможно, вы не поверите, но я терпеть не могу богачей, особенно высокомерных отпрысков богатых родителей. Моя лучшая подруга думала, что я близка с Гу Яном из-за денег его семьи. Но это совершенно не так. Мне просто нравилось, какой он человек. Даже если б он превратился в нищего, я все равно осталась бы с ним. Я не хочу никому ничего разъяснять, мне абсолютно все равно, как меня воспринимают другие люди. Люди должны жить для себя, а не для других. Хань Цзинь, ты так не думаешь?
Услышав, как она назвала меня по имени и на «ты», я невольно встрепенулся и ответил:
– Да, я тоже так думаю. Неважно, что другие люди думают о тебе. И я тебе верю.
Чжу Лисинь улыбнулась:
– Мы знакомы совсем недолго, ты совсем не знаешь, какая я на самом деле; как же ты можешь мне верить? Кажется, ты сказал так только для того, чтобы сделать мне приятно. Но все равно спасибо!
– Нет, это чистая правда! Ты права, мы познакомились недавно, но я хочу верить тебе.
Возможно, столь ярая преданность напугала Чжу Лисинь; она окинула меня недоумевающим взглядом и поспешила сменить тему:
– Я влюбилась в Гу Яна после двух месяцев свиданий. Сначала он всегда приглашал меня в кино, в бары, но я отказывалась. Однажды он приехал к моему дому и стал ждать под окнами. Меня тогда это очень разозлило, и я наговорила ему всяких гадостей. Но Гу Ян совершенно не обиделся. Он сказал, что хотел бы пригласить меня на ужин, поболтать о том о сем, и если по-прежнему будет меня раздражать, то больше никогда не побеспокоит. Я дала согласие на ужин, но только при условии, что сама за себя заплачу. Он согласился.
Пока Чжу Лисинь говорила, в уголках ее губ мелькнула счастливая улыбка.
– Я специально молчала во время ужина. Неожиданно Гу Ян принялся много рассказывать о своей семье. Его отец ушел из жизни очень рано. Когда он совершил суицид, на нем висело клеймо чудовищного убийцы. С детства на Гу Яна все показывали пальцем, он очень страдал, но скрывал это, не желая причинять матери боль. Он рассказал очень многое. Помню, в тот день он плакал. Мне было жаль его, а он сказал, что всего лишь хотел найти кого-то, кто сможет выслушать. Он думал, что я отличаюсь от других девушек, однако в чем заключалось это отличие, так и не сказал, а я и не спросила. Еще Гу Ян сказал, что он совсем не желал мне навредить, не хотел преследовать меня и надеется, что я не буду держать на него обиды. Перед
