Вслед нашему телевизору и видеомагнитофону бешено лаял Мент, – какому кавказцу понравится вынос имущества? В характеристике породы написано: кавказские овчарки недоверчивы к посторонним. Мент, 73 см в холке, вес 80 кг, был недоверчив к посторонним, но все эти бродившие по квартире партнеры его дезориентировали; Роман говорил: «Мент, это свои», он и поверил, что все приходят с добром, а зря. Он бы легко мог отбить у ментов наш телевизор, видеомагнитофон, Бергмана и Феллини.

Как это было

Какая она глупая тетка, типичная учительница! Материя сказала: «У Романа Алексеевича обыск. Иди-ка ты домой от греха подальше». Я что, предатель, чтобы идти домой?!

Я вышел на Невский, долго искал автомат, позвонил маме: сказал, у нас тут обыск. Просто привычка, просто я привык с мамой делиться. Если что-то важное, но не секрет.

Она долго молчала, как будто это обыск у близкого человека, потом спросила: если она приедет поддержать всех нас, это будет глупо? Я сказал, что да.

Они забрали телевизор. Как же мы теперь будем смотреть кино?

Вслед за телевизором по лестнице сбежал Роман. Я спросил, может, ему нужна моя помощь? Может, у него есть враги? Роман фыркнул: «Я же не Чебурашка, конечно, есть враги. Да что они могут – так, подтявкивать издалека. Иди домой!», и я пошел к Скотине.

Дома никого не было: ни одного партнера. Алиса сидела в инвалидной коляске в коридоре, как будто ждала меня. Утром ей сняли гипс, а потом сразу был обыск. Алиса сказала: «Обыск – это смешно, пока они тут шлялись по дому, папа все время шутил».

Алиса привыкла лежать и теперь хочет передвигаться по дому в коляске. Она врет, что не может ходить. Скотина подложил в коляску кнопку, Алиса бухнулась прямо на кнопку, встала как миленькая и погналась за ним.

Без кино было скучно.

Скотина рано заснул. Как говорит мама, «может быть у меня в жизни хоть что-нибудь приятное?».

Мы с Алисой сидели на велосипедах у окна, смотрели на Аничков мост, как в первый вечер. Без Энен было непривычно, как будто мы можем делать все, что хотим.

– А ты заметил, что я похудела?

Я сказал «да», хотя это неправда: я не заметил, потому что не очень-то на нее смотрю. И с чего бы ей похудеть? Она ест как слон.

Потом мы говорили про интересное, как Зинаида Гиппиус с Мережковским. Она ведь, наверное, и со своим мужем говорила только про интересное, а не про хозяйство. Мои родители никогда не говорят про интересное, это совершенно другой вид брака.

– Энен сказала, что всегда просыпается с резким ощущением трагичности существования? У тебя так бывает? – спросила Алиса.

– У меня нет, а у тебя?

– У меня тоже нет. Может, интеллигентный человек должен просыпаться с ощущением трагичности?.. Но я-то нет, вообще ни разу.

Я сказал:

– Она еще сказала, что просыпается и еще хочет спать, но не хочет больше спать, потому что интересней проснуться и жить. А у тебя так бывает?

– У меня нет. Я, если хочу спать, так сплю дальше. …А знаешь что? Я тут кое-что смешное про нее узнала!.. Помнишь, она рассказывала: ее вызывали в Большой дом и все такое?.. Черт, «и все такое» нельзя говорить… Так она тогда подписала! Ну, это, как там это называется – заявление, что она сотрудник. Ха!.. Смешно, правда? Мы-то думаем, она такая правильная, самый интеллигентный интеллигент на свете, а она испугалась и подписала. Тоже мне сыщик… Я знаменитый сыщик, мне помощь не нужна, найду я даже пры-ыщик на теле у слона-а… а нюх, как у соба-аки, а глаз…

Алиса узнала, что, когда Энен вызывали в Большой дом, она подписала бумагу о сотрудничестве. Ну и что? Она же хотела их обмануть. Хорошо, что ей повезло, от нее отстали. Если бы было не так, она бы нам не рассказала, это и козе ясно. Какой козе?.. Дурацкое выражение.

…А как Алиса узнала? Оказывается, она попросила полковника, он же работает на Литейном.

– Он посмотрел в архиве – ага, есть она, эта бумажка!

– Зачем? Зачем ты его попросила?

Зачем лезть в тайны человека? Зачем?

– Да просто было интересно. Тебе разве не интересно, что у кого внутри?

Ага, вот именно – все женщины ужасны (кроме мамы). Любопытство и др. пороки.

Но в основном любопытство: Ларка, когда была маленькая, выкручивала у кукол ноги, чтобы посмотреть, что там внутри. Я один раз заглянул в кукольное тело через дырку от ноги. Там пусто.

Потом мы поговорили о том, о чем стеснялись говорить при Энен, – об объективной реальности. Алиса считает, что объективная реальность является онтологически первичной, она ярый материалист.

– Вот Аничков мост, он одинаковый для тебя и для меня.

Ничего подобного! Алиса видит свой Аничков мост, а я свой. У моего коня не такое выражение лица, как у остальных, а для Алисы все кони одинаковые. Я вижу, что на мосту у моего коня стоит девочка-тень. Алиса не видит девочку-тень. А для меня вот она, стоит.

– А мне кажется, что существует только то, что я вижу…

– Ты солипсист. Шопенгауэр сказал: «Солипсизм может иметь успех только в сумасшедшем доме».

– Это Кант сказал.

– Нет, это Шопенгауэр.

Так мы сидели и разговаривали, как Хайдеггер и Ханна Арендт. Как вдруг Алиса говорит:

– Мне нравится, как ты одеваешься.

А как я одеваюсь? Я никак не одеваюсь, на мне всегда джинсы и свитер или джинсы и рубашка. В свитере плечи кажутся шире.

– Мне нравится говорить с тобой.

Я сказал:

– И мне нравится говорить с тобой.

– Мне нравится, что тебе нравится говорить со мной, – сказала Алиса, как будто это была игра. – Мне нравится, что ты добрый, мне нравится, что ты красивый, мне нравится, что тебя зовут Петр Ильич.

Я не хотел слушать Алису. Алиса – дура, втягивает меня в дурацкий как бы роман.

Я смотрел на Аничков мост и говорил про себя: «Девочка-тень, мне нравится смотреть на тебя, мне нравится смотреть на тебя, нравится смотреть на тебя, смотреть на тебя, на тебя». Не обязательно говорить «я тебя люблю».

– …толстая задница.

– Что?

– У меня толстая задница. У меня толстая задница и все остальное. У меня двадцать лишних килограммов. Ты мне сейчас не отвечай. Я похудею, я буду другим человеком, тогда ты посмотришь, как я тебе… когда я буду другим человеком.

И почему она раньше не показывала, что она в меня влюбилась? Или она влюбилась только сейчас? Потому что Роман ее хвалит и она от этого счастливая? Но какое мне до всего этого дело? И какое мне дело до ее лишних двадцати килограммов?! Она думает, что похудеет, и все начнут ею восхищаться, и я ее полюблю.

Алиса смотрела на меня как-то совсем безнадежно, как будто я прямо сейчас могу ее спасти, но она знает, что я ее брошу.

Дрянь, ну какая же происходит дрянь! Как будто я ее наказываю за двадцать лишних килограммов. Как будто смотрю на нее с горы и так, презрительно: ну, давай, худей, а там посмотрим… Она может похудеть, и тогда у нее есть в жизни шанс, а может не похудеть, тогда у нее нет шанса.

Ну, допустим, она похудеет. Хотя я не верю – она ест как слон.

Допустим, она похудеет, и кто-нибудь ее полюбит. Но вот что я понял: это все равно будет плохо! Это ее не спасет.

У нее все равно будет ныть старая рана, у нее всегда будет мысль: если вдруг опять поправится хоть на пять килограммов, над ней опять начнут издеваться, ее разлюбят и бросят за эти пять лишних килограммов. И еще она будет думать: ну ладно, за пять, а если разлюбят за три лишних килограмма или за два? Она будет думать, за сколько лишних килограммов ее разлюбят и бросят. Вот ведь ужас!

Значит, чтобы по-настоящему помочь ей… Я же хочу ей помочь?

Чтобы по-настоящему помочь ей, нужно сказать, что я влюблен в нее такую, как сейчас, в толстую. Чтобы она поняла: любовь – это не килограммы. И поверила, что можно влюбиться в нее. И поняла, дура такая, что ее можно любить. Что не нужно взвешивать человека, прежде чем влюбиться.

Вот что получается: я прямо сейчас могу дать человеку будущее, как будто я бог. Могу дать Алисе плохое будущее или хорошее, из сострадания, как будто я бог.

Но ведь она мне не нравится, я люблю тень в окне… Но ведь жалко ее, сколько раз она слышала от Романа «дура жирная!». Сначала Роман ее мучил, а теперь я… А если бы меня кто-нибудь называл «дурак жирный!»… А если бы меня так называла мама?.. Ох.

Я сказал: мне нравится говорить с тобой, мне нравится, что ты умная, мне нравится, что ты материалист, мне нравится, что ты… Больше я ничего не смог придумать, что мне в ней нравится, потому что мне в ней ничего не нравится.

Надеюсь, с нее этого хватит, чтобы она поверила в себя. И тогда у нее будет хорошее будущее.

Теперь Алиса думает, что она мне нравится. А я люб-лю девочку-тень в окне, – как ее зовут?

Теперь у меня два романа: тень в окне и Алиса из сострадания.

1 ... 34 35 36 37 38 39 40 41 42 ... 50

На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Воспитание чувств: бета версия - Елена Колина бесплатно.

Похожие на Воспитание чувств: бета версия - Елена Колина книги

Наедине с собой (сборник) - Юрий Горюнов - Русская современная проза
За два часа до снега - Алёна Марьясова - Русская современная проза
Светофор для Музы. Сказки о жизни - Оксана Филонова - Русская современная проза
Код 315 - Лидия Резник - Русская современная проза
Оглашенная - Павел Примаченко - Русская современная проза
Музыка – моя стихия (сборник) - Любовь Черенкова - Русская современная проза
Глас вопиющего в пустыне 2. Короткие повести, рассказы, фантастика, публицистические и философские эссе - Любовь Гайдученко - Русская современная проза
Собачья радость - Игорь Шабельников - Русская современная проза
Тонкий вкус съедаемых заживо. История лжи и подлости - Евгений Горбунов - Русская современная проза
Воспитание элиты - Владимир Гурвич - Русская современная проза

Оставить комментарий