Форма входа
Читем онлайн Киммерийская крепость - Вадим Давыдов
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
— Мадам Кошёлкина, — усмехнулся старик. — Каково звучит, а? Заслушаешься.
— Это же ерунда всё, — тихо сказал Гурьев. — Особенно теперь.
— А тебе что за дело?!
— А мне всё это так в глаза лезет, дядь Лёш, — Гурьев вздохнул. — Я отвожу, отвожу, а оно – лезет и лезет, проклятое.
— Тяжело тебе живётся, Яков Кириллыч, — криво усмехнулся старик. — Ты-то чего не остепенишься?
— Беда в том, дядь Лёш, — те, кто за нами бегают, нам сто лет не нужны. А те, без кого мы дышать не можем, в нашу сторону и не смотрят.
— Это кто ж такая, что в твою сторону не смотрит?! — удивился Кошёлкин. — Королева, что ли?!
— Почти угадал ты, дядь Лёш, — восково улыбнулся Гурьев. — Вот видишь, какие мы с тобой, — братья по несчастью, можно сказать. Так что давай друг за друга держаться. Авось удержимся, спина к спине, отобьёмся. А?
— Давай, излагай своё дело, учитель, — усмешка тронула тонкие губы Кошёлкина. — Раз пошла такая пьянка.
— Не знаешь ты, что за шпана тут куролесит?
— Шпана?! — безмерно удивился Кошёлкин. — Какая шпана?!
Гурьев обрисовал сюжет – коротко, в несколько предложений.
— Вон как, — Кошёлкин поскрёб переносицу. — Я тебе так скажу, сынок. Это – ерунда какая-то. По описанию твоему – Свинцов это, с сявками своими. А Свинцов – он у Ферзя на коротком поводке. Таком коротком, что без Ферзя шагу ступить не рискнёт. Понимаешь?
— А кто это ещё такой?!
— Неужто не слыхал?!
— Не слыхал, — покаянно вздохнул Гурьев. — Откуда мне в таких мелких делах разбираться, дядь Лёш? Ты же сам сказал – высоко.
— Контрабанда это. Серьёзная. А Чердынцев – видать, здорово ему дорожку перешёл. Про него-то ты точно слыхал.
О, да, подумал Гурьев. Про него – более, чем достаточно.
— И что?
— Эх. Что?! Ферзь это, вот что. Без меня завелась тут эта падаль.
— При тебе не завелась бы, — не то спросил, не то констатировал Гурьев.
— Отож, — Кошёлкин кивнул утвердительно. — Послушай-ка, сынок. А можно, я тебя спрошу кое-что?
— Конечно, дядь Лёш.
— А ведь тебе этот Ферзь – на один зуб. Скажешь, нет?
— Знаешь, дядь Лёш, — задумчиво проговорил Гурьев. — Я тебе так вот попробую объяснить. У строителей пирамид была такая интересная привычка – ловушки для будущих гробокопателей оставлять. Ну, например: поставят тумбочку посередине хода, а на тумбочке – золотая фигурка с полпудика весом. Стоит он, весь из себя такой, прямо в руки так и просится, — бери, не хочу. Ты его хвать – а он, оказывается, на педальке хитрой стоял. Отпустил воришка педальку – и поехали из стен жернова, да и осталось от нашего воришки одно мокрое место. Вот этот Ферзь, сдаётся мне, и есть такая фигурка. Даже имечко – вполне.
— Ишь, чего навыдумывали, поганцы, — усмехнулся Кошёлкин. — И на кого же такой капкан поставлен? Не на тебя ли?
— Не именно на меня. Но стоит – и часа своего дожидается. Так, вообще.
— И как же народ умудрялся пирамиды-то обчищать? Ведь умудрялся? А?
— Так ведь голь – она на выдумки хитра, дядь Лёш. Есть несколько трюков. Например, придержать площадку-педальку рукой. Или – золотую фигурку убрать, свинцовую – поставить. Раз – раз.
— Так это ж заранее надо знать – и куда ставить, и свинца сколько взвесить. Нет?
— Да, — согласился Гурьев и улыбнулся. — А ты мне на что, дядь Лёш?
— Ишь, какой. Понятно.
— Это хорошо, что понятно.
— Понятно, понятно. Ну, видимо, придётся вспомнить мне молодые годы. Посиди, — бросил он Гурьеву и вышел.
Снова появился Кошёлкин через несколько минут – собранный, одетый в габардиновый костюм, в мягких парусиновых туфлях, косоворотке. Сев за стол, спросил:
— Оружие-то есть у тебя, Яков Кириллыч?
— А у тебя, дядь Лёш?
Кошёлкин достал «Браунинг № 2», подтолкнул Гурьеву. Гурьев улыбнулся едва заметно, под удивлённо взлетевшими бровями Кошёлкина разобрал пистолет, посмотрел в ствол через казённик, собрал, вставил обойму и толкнул «Браунинг» обратно Кошёлкину:
— Если бы ты знал, дядь Лёш, как я рад, что ты есть. А не страшно ствол в доме держать, по нынешним-то временам?
— Я своё отбоялся, — пригладил седины Кошёлкин. — Бери, если надо. Я обойдусь.
— Нет. Это я обойдусь. Довольно легко обойдусь, дядь Лёш. Не сомневайся.
— Ты героя-то из себя не строй, — сыщик насупился. — Ферзь – это тебе не босота какая, это серьёзно.
— А ты сам-то, дядь Лёш, — среагировать успеешь?
Кошёлкин опять его обрадовал, — да так, что Гурьев не счёл нужным сдержать улыбки, глядя в чёрный бездонный зрачок ствола: скорость, с которой сыщик управился с пистолетом, сделала бы честь любому из оперативников угрозыска раза в три помоложе Кошёлкина. Гурьев отвёл ладонью ствол оружия:
— Ух, дядь Лёш. Здорово.
— Так-то, — торжествующе проворчал Кошёлкин, пряча «Браунинг». — А ты думал, я всё пропил уже? Может, возьмёшь всё-таки? Молодой ты, жить тебе ещё да жить, а Ферзь – это тебе не шпана подзаборная.
— Ну, ладно, ладно, дядь Лёш, — примирительно сказал Гурьев. — Раз уж ты так настаиваешь.
Кошёлкин не выдержал – отпрянул, и отвёл взгляд от ствола, что уставился ему в лицо из руки Гурьева. И по тому, как поплыли у сыщика глаза, как задёргались мелко-мелко нижние веки, понял Гурьев, что скорость его старик совершенно правильно оценил. Не знанием – чутьём. Гурьев кивнул, подтверждая. И протянул оружие Кошёлкину, — теперь рукояткой вперёд:
— Извини, дядь Лёш.
Кошёлкин взял пистолет осторожно, словно это была граната с выдернутой чекой. Осмотрел внимательно, со всех сторон, пожевал губами задумчиво. Очень задумчиво. Очень.
Возвращая Гурьеву оружие, сыщик вздохнул:
— Значит, всё ж таки правильно я угадал. Не должно тебя быть. А уж ствола такого – так и вовсе.
— Ты, в общем, правильно угадал, дядь Лёш, — кивнул Гурьев, убирая пистолет в кобуру скрытого ношения за поясом. — Ну, почти правильно.
— Где ж это такие чудеса творят?
— У нас, дядь Лёш. В России.
— Вот так, значит.
— Вот так, — не стал отпираться Гурьев. — А что значков да буковок на нём нет, — так просто не время ещё. А придёт время – поставим и буковки. Я тебе его не сватаю, потому как на освоение и пристрелку время требуется, а его у нас нет.
— Грамотный, — усмехнулся одобрительно Кошёлкин. — Молодец. И что дальше?
— Дальше? — Гурьев сделал вид, что задумался. — Дальше вот что. Знаешь, мы как сделаем? Я буду с нашими прекрасными дамами, как обычно, а ты, как завечереет, прямиком тоже к Нине Петровне. Почаёвничаете, поговорите за жизнь.
— Сводник, на мою голову, — пробурчал Кошёлкин, но только для порядка, потому что предложение Гурьева явно пришлось ему по сердцу, — если не сказать больше. — Не журись, хлопец. Я покамест ещё ничего не забыл.
— Не сомневаюсь. А сейчас какие планы?
— Сейчас я с парой-тройкой своих старых приятелей покалякаю. До вечера время есть. В семь буду у Нины… Петровны. Сегодня тебе всех сведений не обещаю, пару, тройку дней мне надо. Соберу тебе, как в прежние времена говорили, досье. Годится?
— Годится, дядь Лёш. Даже очень.
— Ну, с Богом. Ты в Бога-то веришь, или как?
— Или как, дядь Лёш.
И Гурьев широко, радостно улыбнулся.
Сталиноморск. 4 сентября 1940
Навестив крепость, Гурьев отправился в школу пешком, решив раньше времени не эпатировать коллег и Завадскую. Дела – всякие, а школа – школой. Никогда не делал ничего абы как – и это тоже. Учитель – так учитель. Это служба – так уж служба.
Из всех его умений и знаний лишь один-единственный дар всегда оставался главным – умение притворяться. Умение стать тем, кем нужно стать – на время или навсегда. Например, учителем литературы.
Как только он заговаривал, в классе мгновенно устанавливалась звенящая тишина: дети уже знали, что начнётся сейчас, предвкушали это. Не испуганное молчание, в котором внимают грозному ментору, — нет. Это была тишина театрального зала – перед выходом на сцену обожаемого кумира. Он никогда не произносил «учительских» слов. И даже слово «урок» не звучало ни разу:
— Тема нашего сегодняшнего разговора – последние дни жизни величайшего из поэтов России, Александра Сергеевича Пушкина.
И снова он преобразился. Всё стало иным, — даже воздух. Сейчас перед ними, — прямо вот тут, на возвышении перед классной доской, — вдруг оказался Пушкин. Живой, настоящий Пушкин – здесь и сейчас. И зазвучали стихи – ещё не читанные ни разу, незнакомые стихи, стихи о жене, о любви, эпиграммы Пушкина и эпиграммы друзей, на разные голоса заговорили живые люди, современники эпохи, со страниц своих, наизусть воспроизводимых, писем и воспоминаний. И снова – Пушкин. Великий поэт, с удивительной лёгкостью и неподражаемым, неповторимым мастерством обращавшийся с русским языком, с русским словом, заставив его раскрыться перед современниками и потомками. Великий волшебник, стихи которого невозможно произнести иначе – только стихами, ни выбросить, ни переставить – ни единого слова. Пушкин – автор потрясающе экономной, золотого сечения, прозы, чью простоту, ёмкость и лаконичность никому так и не удалось повторить. Пушкин – светский лев и повеса-донжуан, разбивающий направо и налево сердца. Пушкин – на потеху и зависть всего современного света, влюблённый, словно мальчишка, в собственную жену, осыпающий её сонетами и стихами. Пушкин – лицедей, коварный шут, в комическом камер-юнкерском мундире, под маской бретёра и циника прячущий беззащитную ранимость человека чести. Пушкин – падающий на сбившийся февральский снег у излучины речки Чёрной.
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Киммерийская крепость - Вадим Давыдов бесплатно.
Похожие на Киммерийская крепость - Вадим Давыдов книги
- Всем смертям назло - Вадим Давыдов - Альтернативная история
- Ты проснешься, на рассвете (СИ) - Алекс Войтенко - Альтернативная история
- Тайная история сталинских преступлений - Александр Орлов - Альтернативная история
- Тени и магия. На службе в городе - Хон Вог - Альтернативная история
- Дети Империи - Олег Измеров - Альтернативная история
- Летун - Олег Быстров - Альтернативная история
- Грош - Давыдов Григорий - Альтернативная история
- За Русь святую! - Николай Андреев - Альтернативная история
- За Русь святую! - Николай Андреев - Альтернативная история
- И снова война - Станислав Сергеев - Альтернативная история
