Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Слишком далеко влево… он заходит слишком круто!
Выпрямившись, я увидел «сто девятый», севший значительно в стороне от сигнального полотнища. На слишком большой скорости он какой-то отрезок склона одолел с поднятой хвостовой частью, а затем, из-за сильного давления на тормоза, затрясся и начал крениться.
В этот момент каждый затаил дыхание, ожидая развязки. Механики прекратили работу; пилоты в своих кабинах поворачивали головы, следя за движением самолета, который несся мимо них. Опытные ветераны знали о том, что должно случиться, но все же их лица были бесстрастны. Он врежется в деревья, подумал я. Возможно, закончит путь в дубовой роще или, может быть, пилот рискнет резко развернуть самолет и тогда сломаются стойки шасси.
Но прежде чем он достиг деревьев, хвост «мессершмитта» внезапно задрался вверх, и, после секундного балансирования на коке винта, самолет перевернулся. Все, что теперь можно было увидеть из высокого кустарника, так это колеса и тонкие стойки шасси, торчащие вверх.
Он, очевидно, натолкнулся на валун, но как это было возможно? Вчера я выполнил полную проверку поверхности, руля на «шторьхе» во всех направлениях…
Несколько автомобилей уже мчались к месту аварии, когда я соскочил на землю и вызвал транспорт. Уже на большом расстоянии я почувствовал сильный запах бензина. Группа летчиков собралась вокруг хвостовой части самолета, готовясь поднять ее совместными усилиями. Я слышал их крики:
– Осторожно, утечка топлива!
– Держите наготове огнетушители!
– Вместе – подъем!
Около меня внезапно появился Бахманн.
– Это, вероятно, один из новых офицеров, – сказал он. – Мой бог – вы слышите это? Генератор все еще работает. Это означает, что зажигание все еще включено.
Одна искра где-то в лабиринте электропроводки могла вызвать взрыв. Земля вокруг самолета уже пропиталась бензином. Один из механиков, вооруженный тяжелым инструментом, опустился на колени под крылом и яростными ударами выбил боковое стекло фонаря кабины. Другие летчики, покряхтывая, удерживали хвост на весу. Сначала из кабины появилась пара рук, а затем голова в летном шлеме; наконец, механик рывком вытащил и поволок по земле покрытого ссадинами пилота, в пропитанной бензином рубашке в лохмотьях. В этот момент зрители вздохнули с облегчением. Во время всей операции множество огнетушителей было нацелено на место аварии. Мы хорошо знали опасность происходящего и держались на почтительном расстоянии от луж бензина.
– Давайте его отсюда! – кричал кто-то.
Толкаемый вперед рукой своего спасителя, пилот поднялся на колени, ударившись головой о кромку крыла.
– Теперь огнетушители!
Можно было подумать, что струи пены зажгли пары бензина, поскольку внезапно перед нами с глухим «уф-ф» поднялась стена красного огня, высокая, словно дом. Спотыкаясь и падая, мы побежали, спасаясь от нее. Мы были вне опасной зоны, когда увидели бегущего человека, горевшего, словно факел. Это был пилот. Одолев несколько метров, он внезапно остановился и рухнул на землю. Пожарные помчались к нему на помощь и опустошили огнетушители на корчащегося человека. К тому моменту, когда я добрался до него, огонь был уже потушен.
– Как я и думал, это один из новых офицеров, – произнес Бахманн. – Он ужасно обгорел.
Внезапно я ощутил весь адский характер действий с этих временных передовых взлетно-посадочных площадок. Эскадра имела теперь лишь одну санитарную машину, и она находилась в другом месте. Мы уничтожили весь наш транспорт в Тунисе, и, когда нас переоснащали, все, что воздушный флот смог предоставить нам, – это была одна санитарная машина.
Все до одного звали медицинский дежурный персонал, но пока еще ни один из них не прибыл. Из Трапани отправился только самый необходимый транспорт, а маленький клочок пастбища, который теперь стал нашим аэродромом, было трудно найти. Мы оставили гауптмана Шперрлинга, нашего врача, там, чтобы он заботился о раненых, которые из-за непрерывных налетов заполнили наш маленький лазарет.
Обгоревшего пилота положили на носилки и перенесли в тень. Он был в ужасном виде. Несколько летчиков обсуждали, как облегчить его боль.
– Это Беренд из моей эскадрильи, – сказал Рейнерт. – Он с нами только неделю и еще не участвовал в боевых вылетах.
Склонившись над распростертым человеком, я был поражен зловонием сожженной плоти. Огонь проделал ужасную работу над его головой и верхней частью туловища. Его волосы сплавились в тошнотворную массу, лицо было покрыто пузырями. На руках и груди висели клочья сгоревшей одежды.
Между стонами он кричал:
– Я не могу переносить это – сделайте что-нибудь, чтобы прекратить эту боль!
Он снова и снова повторял свои мольбы, в то время как мы беспомощно стояли вокруг, поскольку врач или другой медицинский работник отсутствовал, а среди нас не было никого, кто мог сделать инъекцию морфия.
– Пошлите за Штраденом, – приказал я. – Он раньше делал уколы. Возьмите аварийную аптечку с одного из самолетов; там должны быть шприц и ампулы.
Штраден появился, переводя дыхание. Его обязанностью теперь было руководить импровизированным командным пунктом эскадры. Он сразу понял, чего от него ждут, и принялся за работу.
– Спокойно, парень, – сказал он, сломав твердой рукой головку ампулы и наполнив шприц. – Спокойно, потерпи еще минуту или две. Еще немного…
Вскоре раненый успокоился. Он тихо стонал, бормоча слова, которые мы не могли разобрать, в то время как техник отгонял мух, которые роились вокруг. Его веки раздулись; его лицо превратилось в невыразительную, студенистую массу.
Наконец, над полем появился «шторьх», который мы по радио вызвали из Трапани. Он доставит Беренда в наш лазарет. Был также полевой госпиталь в Трапани. Возможно, они смогут отправить его на материк, если случится, что в течение ночи прилетит «юнкерс», чтобы доставить срочно необходимые запчасти и эвакуировать раненых.
Я сел в «кюбельваген» и поехал вниз по склону к зданию фермы, где мы разместили наш командный пункт. В течение долгого времени я не мог избавиться от впечатлений от случившегося. Между телефонными разговорами и докладами о состоянии самолетов передо мной вновь продолжало появляться лицо этого пилота, почти мальчика, и мне казалось, что я чувствовал зловоние сожженной плоти.
Около ворот фермы стоял штабной грузовик. Между ним и стеной был натянут палаточный брезент. Под ним стояли наши шезлонги. Ворота, очень ободранные, были закрыты и надежно заперты на засов. Взобравшись на верхний брус и подтянувшись вверх, вы могли посмотреть во внутренний четырехугольный двор, окруженный покрытыми черепицей загонами для рогатого скота. Вокруг лежали ржавые сельскохозяйственные орудия. Это была сельская Сицилия, мирное зрелище. Сейчас было время сбора урожая и можно было ожидать увидеть во дворе какую-то деятельность, но люди, скорее всего, в панике бежали, как только ветер донес до них то, что мы собирались делать здесь. Поскольку везде, где мы появлялись, вслед за нами приходили смерть и разрушения.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});- Жизнь летчика - Эрнст Удет - Биографии и Мемуары
- Десять лет и двадцать дней. Воспоминания главнокомандующего военно-морскими силами Германии. 1935–1945 гг. - Карл Дениц - Биографии и Мемуары
- На взлет! Записки летчика-истребителя - Федор Архипенко - Биографии и Мемуары
- Воспоминания старого капитана Императорской гвардии, 1776–1850 - Жан-Рох Куанье - Биографии и Мемуары / Военная история
- Танковые сражения 1939-1945 гг. - Фридрих Вильгельм Меллентин - Биографии и Мемуары
- Война на Востоке. Дневник командира моторизованной роты. 1941—1945 - Гельмут Шибель - Биографии и Мемуары / Военное
- Алтарь Отечества. Альманах. Том 4 - Альманах Российский колокол - Биографии и Мемуары / Военное / Поэзия / О войне
- Мысли и воспоминания. Том II - Отто фон Бисмарк - Биографии и Мемуары
- Морские волки. Германские подводные лодки во Второй мировой войне - Вольфганг Франк - Биографии и Мемуары
- При дворе последнего императора - Александр Мосолов - Биографии и Мемуары