Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Долгожданный перелом произошел — сторона выбрана! Вольскому хотелось жить дальше. Он хотел строить будущее. Но предстоящий путь невозможен без естественной жизнедеятельности организма, мозга в частности. И никакая смерть здесь никогда не помогла бы — ничего бы она не облегчила.
Илья Вольский, переживая непродолжительную клиническую смерть, словно переродился. Он стал другим человеком. И момент перерождения у каждого свой, и приходит он неожиданно, хотя подготовка идет месяцами и даже годами — он заставит переосмыслить жизнь, измениться, думать о другом и совершать иное, вести себя по-другому, не как раньше. Вольский не поддался мыслям о привлекательности смерти — здесь жизнь оказалась сильнее. Но все в этом мире находится в балансе. Аналогично термодинамической системе, которая будет изменяться до тех пор, пока не произойдет равного распределения теплоты между горячим телом и холодным. Сегодня в нелегкой битве жизнь одержала победу над смертью. Бывает и наоборот.
Собеседник Вольского смотрел на него и знал все, что происходило в его голове, читал его мысли. Фантом понял: выбор сделан в пользу жизни. Он задумчиво помолчал и шепотом начал говорить:
— Что ж… Вот тебя уже грузят на носилки, хотя, я уверен, твои товарищи по команде могли бы отнести тебя прямо на руках. Очнешься ты уже в больнице. Твоей жизни уже ничего не будет угрожать… кроме тебя самого. Я дарю тебе жизнь! Вернее, ты сам себе ее подарил — ты ее добился, заслужил. Теперь ты знаешь, что не всегда нужно применять физическую силу, чтобы чего-то добиться. И ты, надеюсь, поймешь сам, как это сделал и для чего. Ты выбрал сторону жизни — проживи ее достойно, даже если она будет труднее, чем прежде. Ежели ты еще раз окажешься в подобной ситуации, то времени на раздумья у тебя не будет. Твоя жизнь и жизнь любого, какие бы они ни были — это сокровище, и его не губят, а преумножают, им дорожат, его ценят таким, какое оно есть. Все будет так, как ты хочешь — только подожди. Пройдет время, и жизнь покажет тебе, что все было только к лучшему.
Фантом подошел к Вольскому, нагнулся и посмотрел ему в глаза. Илья натужно улыбнулся и услышал последнюю реплику собеседника, с которым он больше никогда не увидится — разве что в бреду или пьяном угаре:
— Я уверен, что ты понял все. Так что будь хорошим мальчиком.
«А вот насчет отличного хоккеиста — не знаю», — этого Фантом говорить не стал.
Вольский закрыл глаза и вновь погрузился во тьму. Фантом — судья-посредник, направляющий заплутавшие души — исчез. Илья вновь оказался в терзающем его беспамятстве и судорожной горячке. Очнуться он не мог, но уже слышал голоса вокруг, крики и разговоры тренеров, арбитров, хоккеистов, врачей скорой помощи — все смешалось в один общий шум вместе со звуками скрежета коньков по льду, топота, звяканья носилок, грохота двигателя.
Илья вновь почувствовал холод, дуновение ледяного ветра, дыхание людей, вновь почувствовал свое тело. И вдруг ему снова стало больно. Болит — значит, живой! Он почувствовал, как трещит голова, как ноет плечо, пульсирует в шее, но внешне он еще не пришел в себя. Правда, внутри уже давно бурлят процессы становления нового жизненного этапа — именно так он распрощался со старой жизнью, хотя в самом начале дня был убежден, что ни жизни старой, ни жизни новой для него не существует. Сейчас ему хотелось жить — чувство такое сильное, что даже в бессознательном состоянии он готов улыбнуться, ибо ему удалось спастись.
Диалог с кем-то знакомым, но в то же время весьма далеким он пытался запомнить дословно, но, к сожалению, тот постепенно улетучивался из памяти Вольского, как и наружность того, кто находился рядом в моменты отчаяния, ответственного и важного выбора, кто вел с ним беседу и помог вернуться обратно, а не продолжать путь в никуда.
Наконец прибежали медики, и я удалился из толпы.
— В рубашке родился паренек. Живой. Но медлить не стоит, — сказал один из фельдшеров.
Публика вокруг Ильи расступилась. Сотрудники неотложки вместе с хоккеистами аккуратно подняли Вольского и водрузили на носилки. Илюха ощущал присутствие пацанов: Арсения Митяева, Сереги Кошкарского, Паши Брадобреева и Тохи Филиппова. Товарищи были рядом вплоть до кареты скорой помощи: шли молча, ведь не знали, что будет дальше, будет ли эта дорога для Ильи смертельной или спасительной. Все провожали их растерянными взглядами. Никто не смел что-либо выкрикнуть или засмеяться. Виновнику трагедии хотелось просто самоуничтожиться — если бы таинственный Фантом разговаривал с ним, то точно бы соблазнил выбрать сторону смерти.
В голове Ильи не было ничего кроме слов: «Выбор за тобой». А он отвечал себе: «Поэтому и стоит жить. Чтобы делать выбор», — Вольский продолжал парить в состоянии между сном, комой и реальностью. За минуты провала в памяти (он не помнил, как его донесли до скорой, как везли в больницу, как над ним колдовали врачи) перед ним пролетела вся жизнь — ее итоги грамотно вклинились в яркие картинки из прошлого и настоящего. На секунду ему даже захотелось домой. Он понял, каков он был, и теперь знал, каким он хочет стать. Он усомнился в себе, усомнился в жизни, но после этого происшествия многое понял: его прежние мысли, рассуждения и доводы в пользу лозунга «лучше смерть, чем такая жизнь!» грешны и безосновательны. Он переборол смерть, стал относиться к ней и к жизни по-новому, с правильной точки зрения. Ему хотелось жить, но впереди его ждет жизнь, наполненная последствиями всего, что сейчас произошло.
Попутно его одолевали мысли: «Быть мишенью, виновником собственной смерти, подопытным тщеславным и одновременно усомнившимся кроликом драйвово, очень интересно и… смертельно опасно. Когда ты ранен в сердце, когда твоя душа искорежена, рождается надежда, дается шанс выбрать. А после — новое видение, новые мысли, новые чувства и ощущения. Но однажды наступит точка невозврата. Каждое мгновение, каждый вздох, каждый шаг должны обретать смысл и содержание. Жизнь течет по рукам, по ногам не завтра, не вчера, а только здесь и
- Однажды в Челябинске. Книга вторая - Петр Анатольевич Елизаров - Контркультура / Русская классическая проза / Триллер
- Споткнуться, упасть, подняться - Джон Макгрегор - Русская классическая проза
- Маскарад - Николай Павлов - Русская классическая проза
- СМОТРЯЩИЙ ВНИЗ - Олег Егоров - Триллер
- Нация прозака - Элизабет Вуртцель - Разное / Русская классическая проза
- Семь мелодий уходящей эпохи - Игорь Анатольевич Чечётин - Русская классическая проза
- Божий контингент - Игорь Анатольевич Белкин - Русская классическая проза
- Уже здесь - Роман Алимов - Справочники / Триллер / Ужасы и Мистика
- Люблю тебя, мама. Мои родители – маньяки Фред и Розмари Уэст - Нил Маккей - Публицистика / Триллер
- Ты никогда не исчезнешь - Мишель Бюсси - Триллер