В.М. Вот Веллер написал новый рассказ. Вы меня приводили в восторг всегда, как из того, что вы так просто рассказали, — это уже получался рассказ.

М.В. Это горькая правда. Все-таки возвращаясь к «До и после полуночи» — сколько лет прожила передача?

В.М. Да она и сейчас еще существует. Только в другом виде, конечно, все немножко изменилось, и канал, и мы с вами изменились, и все кругом. Закрыл я ее сам, обсудив это все со своей группой, 28-го мая 91-го года. По собственной инициативе.

М.В. Мая 91-го… почему?!

В.М. Ну, это в общем уже все определилось к январю 91-го. Все программы были закрыты. «Взгляд» был закрыт, «Пятое колесо» было закрыто, «600 секунд» были закрыты — всё. А меня пока оставили…

М.В. Володя — я этого ничего не помню!

В.М. Вы этого не помните?..

М.В. Я уже десять лет жил в Таллине и на тот момент был сильно занят собственными проблемами. А что происходило зимой 91-го? Вильнюсская телебашня? Закручивались гайки?

В.М. Просто гласность закрывалась.

М.В. А почему закрывалась?

В.М. Ну — вот так. Меня стали цензурировать, стали приходить смотреть, что мы монтируем. Потому что мы обманывали начальство все время: мы на Дальний Восток показывали им (в 15:30 по московскому-то времени) там танцы народов мира — а вечером в живой эфир по Москве вместо прокрутки записи программы ко мне приходил какой-нибудь генерал Калугин. (За что я, кстати, — это то немногое, за что я испытываю неловкость, — за приход Калугина. Я очень не люблю предателей.)

И всё закрыли. Всех закрыли. А меня оставили, как икону. Я уже был политический обозреватель Государственного телерадио СССР.

М.В. Почему? Кто закрывал? ЦК?

В.М. Видимо, ЦК. Но нас поддерживал Яковлев, как нам говорили, и Шеварднадзе. И очень был против Лигачев и другие всякие там…

М.В. «Гласность раскачивает страну».

В.М. Ну, что-то в этом роде. Всё закрыли. Меня оставили. А как меня закроешь? Я — политический обозреватель Гостелерадио СССР, я — самый известный человек на телевидении в то время.

М.В. Да, вы были самый известный человек на телевидении безоговорочно.

В.М. Я три года подряд возглавлял разные списки. Какие-то «Литературки» делали «Лучший ведущий», и я все время занимал там первое место. Уж не знаю, как они это делали. Может быть, просто сидели какие-нибудь двое — и кто им симпатичнее, того и писали. Вот этот на первом месте, а этот на втором. Ну, не важно. Мне это было неловко.

Потом, я ведь вел не только «До и после полуночи». «До и после» — это любого можно было вроде заменить, закрыть, еще какие-то меры применить. А я вел программу «Время»! И я вел «Утро».

И вот 13-го января 91-го года я стал первым на советском телевидении, кто вышел из партии. Вместе со своим главным выпускающим.

А я хотел первым поставить сюжет в программе «Время» о штурме литовского телецентра. Мне позвонили по вертушке и сказали, что сюжета вообще не будет. Тогда я встал и сказал, что не буду вести программу «Время». За 10 минут нашли другого диктора.

Со мной ушел мой главный выпускающий, его звали Слава Мормитко. Он был старше меня, потом он работал долго в НТВ. И ушли. И что? Вот не было еще случая, когда политобозреватель вышел из партии, отказался вести программу «Время». Но они мне все равно оставили «До и после полуночи». И я понимал, что это уже стыдно.

И тогда я с помощью моего друга Юры Щекочихина сделал фильм о шахтерах. Я был его доверенным лицом, представлял его интересы как депутата. Ну, он попросил меня поехать в Луганске выступить. Я выступил, мы спустились в шахту. Я посмотрел на это. И вот тогда я понял — с этим фильмом я и уйду с телевидения.

М.В. Почему?

В.М. Потому что я уже хотел уходить. Я не хотел больше там работать в этой атмосфере. Потому что стыдно. Тебя держат как икону — чтобы показывать: вот, у нас есть свобода. Вот Молчанов, он со своей программой выходит, со своими танцами и прочим… Не хотел я.

Я собрал группу, сказал, что мы едем снимать фильм и после этого закрываемся. Все согласились. И я получил согласие руководства Гостелерадио на то, что в обмен на мое увольнение я показываю в эфире этот фильм. Фильм был сделан.

М.В. За то, что вы покажете мой фильм, я вам тоже сделаю хорошее — уволюсь. Ченч по-русски… Боже мой…

В.М. Вот мы сняли этот фильм. Фильм очень страшный. Он назывался «Забой». Неделю мы спускались на километр вниз в шахту. Это Луганская область, «Стахановуголь».

И когда мы показали этот фильм…

Я вышел в студию перед началом показа, вот чего не ожидало руководство Гостелерадио (они-то забыли, что еще прямой эфир у нас остался). Я вышел и сказал, что мы сами закрываем эту программу, никто на этом не настаивал. Это наш некролог системе, в которой мы выросли, в которой мы воспитаны. Мы с вами прощаемся.

И дальше пошел этот фильм, в конце которого вся наша группа под песню Высоцкого «Я, конечно, вернусь, не пройдет и полгода» появилась в кадре, меняя друг друга. Фильм закончился.

А через полчаса произошел взрыв на одной из шахт, где мы снимали. И погибло 74 человека. Что было подтверждением тому, что мы показали.

Вот с этим я ушел.

Не прошло и полгода — августовский путч. Случай! — и опять я вернулся на телевидение. (А так я там где-то околачивался.)

Я вернулся на телевидение, сняв арестованных. Сначала сняв обыск в кабинете Крючкова — второй в истории КГБ после Берии. Потом снял арестованных Язова, Крючкова. Я сидел там с камерой, с оператором.

Вот с этим фильмом «Август 91-го. Монтаж на тему» я и вернулся. Но уже никогда в жизни не был сотрудником государственного телевидения. Хотя я работал потом на канале «Россия» и на Первом канале. Я сидел в частных компаниях.

М.В. Теперь вы снова предложили каналу собственный готовый фильм.

В.М. Ну, канал меня сам умолял. Тогда Егор Яковлев пришел на телевидение, и он умолял меня прийти. Я сказал, что никогда больше не приду на государственное телевидение.

С Егором я работал вместе в АПН. Он возглавлял «Московские новости». «Московские новости» входили в АПН. Мы давно друг друга знали. Егор был тем человеком, которого я очень любил. Два таких человека там были: Панкин и Егор Яковлев. У Панкина нельзя было разобрать ни одного слова, которые он писал; у Егора нельзя было разобрать ни одного слова, которые он произносил. У него вообще отсутствовала дикция, но у него много было хороших мыслей.

Ну, вот так я продолжил работать на телевидении. Так и живу. Пожалуй, самое счастливое время было с Ирэной Лесневской, поскольку РЕН ТВ создавалось с нуля, плюс руководит каналом женщина, и это было интересно. Такой компании у меня никогда раньше не было.

М.В. А когда вы пришли на РЕН ТВ?

В.М. С первого дня. Это было где-то начало 93-го. Компания была чудесная. Я в такой компании никогда не сидел — в соседних кабинетах подряд: Юра Рост, Леня Филатов, Эльдар Александрович Рязанов, Юрий Никулин, ваш покорный слуга. Совершенно же чудесная компания.

М.В. Фантастика. Уже в другое время — сотрудничал я года полтора с РЕН ТВ… А когда мы с вами познакомились, вы делали цикл фильмов «И дольше века». Где первым фильмом был Василь Быков. Он уже покинул Белоруссию и как раз переезжал из Германии в Финляндию, больной уже.

В.М. Первым фильмом, я думаю, была Наталья Васильевна Бехтерева, к которой я обращался в самые непростые моменты моей жизни. Когда я что-то не понимал, когда мне было очень трудно, я или встречался с ней, или звонил.

М.В. А каким образом вы подружились с великим нейрофизиологом Натальей Бехтеревой?

В.М. Да совершенно случайно. Все случайно. Когда-то я ее просил дать мне по телемосту какое-то интервью из Петербурга. Да, вот она мне его дала, потом уже я с ней встретился, потом поговорил.

«И дольше века» — это была дань памяти моему папе. Когда он умер, на его письменном столе лежал роман Чингиза Айтматова «И дольше века длится день», и папа писал по нему либретто для своей очередной оперы. Только начинал писать. Я, конечно, этот роман раз десять перечитал. И договорился с Айтматовым, что буду его снимать. Он тогда послом сидел в Брюсселе.

Потом поехал сначала к Наталье Петровне и ее первой снял. Обычно очень трудно снимать людей, которых хорошо знаешь. Хотя Наталью Петровну я не знал хорошо, но читал все, что она писала.

А вообще самый большой телевизионный провал в моей жизни — интервью с Окуджавой для «До и после полуночи».

М.В. Почему провал?

В.М. Я всегда, когда встречаюсь со студентами или стажерами, привожу этот пример. Я настолько был влюблен в Окуджаву, во все эти песни!.. По-моему, я знал его песни все и даже после третьей рюмки рисковал взять в руки гитару и, перебирая три струны, их петь. И поэтому, когда мы встретились с ним (у нас было огромное по тем временам эфирное время — 20 минут мы могли разговаривать), я не знал, о чем с ним говорить. Я был в него влюблен и знал все песни наизусть. Вот о чем разговаривать?

1 ... 34 35 36 37 38 39 40 41 42 ... 72

На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Друзья и звезды - Михаил Веллер бесплатно.

Похожие на Друзья и звезды - Михаил Веллер книги

Семь столпов мудрости - Томас Лоуренс Аравийский - Публицистика
Когда звонит убийца. Легендарный профайлер ФБР вычисляет маньяка в маленьком городке - Марк Олшейкер - Биографии и Мемуары / Публицистика / Юриспруденция
Украденная субмарина. К-129 - Михаил Вознесенский - Публицистика
Признать невиновного виновным. Записки идеалистки - Зоя Светова - Публицистика
Сокровенный человек (апрель 2007) - журнал Русская жизнь - Публицистика
Два возраста глупого короля - Михаил Веллер - Публицистика
Между прочим… - Виктория Самойловна Токарева - Биографии и Мемуары / Публицистика / Русская классическая проза
Аэрофобия - Василий Ершов - Публицистика
Прощай, Ха-Ха век! - Василий Аксенов - Публицистика
Союз звезды со свастикой: Встречная агрессия - Виктор Суворов - Публицистика

Оставить комментарий