— Из кота! Точно — из кота! — закричали окружавшие жреца кметы. — Был у девки кот! Черный кот был! Все видели, что был! Повсюду с ней лазал! А где он таперича–то, кот энтот! Нету его! Значит, сварила она его!
— Сварила! Сварила из него декот!
— Верно! Декот чаровница из кота сварила!
— Не надыть другого доказательства! В огонь ведьму! А для начала на спытки! Пусть во всем признается!
— Крррва мать! — скрежетнул Фельдмаршал Дуб.
— Жаль мне того кота, — вдруг громко сказал Персиваль Шуттенбах. — Хороша была зверюга, жирненькая. Шубка будто антрацит, глазки словно два хризоберилла, усики длинненькие, а хвост толстый, как дубина разбойничья! Картинка — не кот! Небось уйму мышей изничтожил!
Кметы утихли.
— А вы–то откедова знаете, милсдарь гном? — бухнул кто–то. — Откедова вам–то известно, как ейный кот выглядел?
Персиваль Шуттенбах высморкался, вытер пальцы о брючину.
— А потому, как вон он там на телеге сидит. За вашими спинами.
Собравшиеся как по команде обернулись, загудели, уставились на сидящего на узлах кота. А тот, не обращая внимания на всеобщий интерес, задрал заднюю лапу и принялся сосредоточенно вылизывать свой зад.
— Вот и видно, — в абсолютной тишине сказал Золтан Хивай, — что ваше неопровержимое доказательство — коту под хвост, благочестивый. Ну, какой еще у вас довод в запасе? Может, кошка? Хорошо б было, мы б свели парочку, расплодили, ни один грызун до амбара на расстояние полета стрелы не подойдет.
Несколько кметов хихикнули, несколько других, в том числе староста Эктор Ляабс, открыто захохотали. Жрец покраснел.
— Я тебя запомню, паршивец! — крикнул он, тыча пальцем в краснолюда. — Безбожный кобольд! Порождение тьмы! Ты откуда тут взялся? Может, и ты с вампиром вась–вась? Погоди, покараем ведьму, возьмем тебя на допрос! Но сначала над чаровницей суд учиним! Подковы уже поклали в уголья, поглядим, что грешница запоет, когда у нее мерзопакостная шкура зашипит. Ручаюсь, сама в преступном чаровстве признается. Нужно будет другое доказательство, когда признается?
— А нужно будет, нужно, — сказал Эктор Ляабс. — Потому как, если вам, благочинный, раскаленные подковы к пяткам приложить, так, уверен, вы признаетесь даже и в греховном с кобылой сожительстве. Тьфу! Вы — божий вроде бы человек, а словно живодер болтаете!
— Да, я — божий человек, — взвился жрец, перекрывая усиливающийся шум. — В божественную верую справедливость, кару и отмщение! И в божий суд! Пусть встанет ведьма пред божьим судом…
— Прекрасная мысль, — громко прервал ведьмак, выходя из толпы.
Жрец смерил его злым взглядом, кметы, перестав шептаться, глядели, раскрыв рты.
— Божий суд, — начал Геральт в полной тишине, — это абсолютно верное и совершенно справедливое дело. Ордалии признаны равно светскими судами и имеют свои правила. Правила эти гласят, что в случае обвинения женщины, ребенка, старика либо человека неполноценного перед судом может стать защитник. Я верно говорю, староста Ляабс? Так вот я объявляю себя защитником. Огородите ристалище. Кто уверен в виновности этой девушки и не боится суда божьего, пусть выйдет на бой со мной.
— Ха! — воскликнул жрец, все еще не сводя с него глаз. — Не слишком ли хитро, милостивый государь незнакомец? На поединок вызываешь? Сразу видно, что ты резник и рубака! Своему бандитскому мечу хочешь доверить суд божий?
— Если вам меч не нравится, благочестивый, — медленно проговорил Золтан Хивай, вставая рядом с Геральтом, — и если этот человек вам не подходит, так, может, я сгожусь? Извольте, пусть обвинитель девки выходит со мной на топоры…
— Или со мной на луки. — Мильва, прищурившись, тоже подошла к Геральту. — По одной стреле со ста шагов.
— Видите, люди, как быстро умножаются защитники ведьмы? — крикнул жрец, потом обернулся и скривился в мимолетной улыбке. — Ладно, негодники, принимаю на ордалии всю вашу тройку. Да свершится суд божий, да установим вину ведьмы, одночасно и вашу добродетельность проверим. Но не мечом, топором, копьями или стрелами. Говорите, вам известны законы суда божьего? И я их знаю! Вот подковы, покладенные в уголья, раскаленные добела. Испытание огнем! Ну, приспешники чародейства! Кто подкову из огня вынет, поднесет ко мне и следов ожога не поимеет, тот докажет, что ведьма невиновна. Если же суд божий покажет что другое, то и вам смерть, и ей. Я сказал!
Недоброжелательное ворчание старосты Ляабса и его группы заглушили восторженные крики большинства собравшихся вокруг жреца, учуявших шикарное развлечение и зрелище. Мильва взглянула на Золтана, Золтан на ведьмака, ведьмак на небо, потом на Мильву.
— Ты веришь в богов? — спросил он тихо.
— Верю, — буркнула лучница, глядя на угли в костре. — Но не думаю, чтобы им захотелось забивать себе головы горячими подковами.
— От костра до этого сукина сына всего три шага, — прошипел сквозь стиснутые зубы Золтан. — Как–нибудь выдержу, работал у горна… Однако молитесь за меня вашим богам…
— Минуточку, — положил краснолюду руку на плечо Эмиель Регис. — Подождите молиться.
Цирюльник подошел к костру, поклонился жрецу я зрителям, быстро наклонился и сунул руку в раскаленные уголья. Толпа ахнула в одно горло. Золтан выругался. Мильва вцепилась в плечо Геральту. Регис выпрямился, спокойно поглядел на добела раскаленную подкову, которую держал в руке, и не спеша подошел к жрецу. Тот попятился, но уперся в стоящих у него за спиной кметов.
— Вы это имели в виду, уважаемый, если не ошибаюсь? — спросил Регис, поднимая подкову. — Испытание огнем? Если да, то я думаю, суд божий свершился и приговор однозначен. Девушка невиновна. Ее защитники невиновны. И я, представьте себе, тоже невиновен.
— По… по… покажите руку… — забормотал жрец. — Не обожжена ли…
Цирюльник усмехнулся свойственной ему улыбкой, не разжимая губ, потом переложил подкову в левую руку, а правую, совершенно здоровую, показал вначале жрецу, потом, высоко подняв, всем остальным. Толпа зарычала.
— Чья это подкова? — спросил Регис. — Пусть хозяин заберет ее.
Никто не ответил.
— Дьявольские штучки! — вскричал жрец. — Ты сам либо чаровник, либо воплощение дьявола!
Регис бросил подкову на землю и повернулся.
— Так проведите обряд экзорцизма, — предложил он холодно. — Пожалуйста! Однако суд божий уже свершился. А я слышал, что сомнение в результатах ордалий — ересь.
— Сгинь, пропади! — взвизгнул жрец, размахивая перед носом цирюльника амулетом и проделывая другой рукой каббалистические жесты. — Прочь в свою адскую бездну, черт! Да расступится под тобой земля…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
