Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Швейцарец замялся. Во-первых, столь неосторожно упомянутое им платье являло собой, по его же собственным гипотезам, не совсем платье, а лишь верхнюю половину чего-то большего. По крайней мере, иного варианта, объясняющего символичность длины юбчонки, кроме как тот, что эта… гхм, не очень широкая лента должна быть скрыта под настоящей юбкой, он придумать не сумел. Во-вторых, Швейцарцу сейчас меньше всего хотелось бы объяснять Маше, при каких именно обстоятельствах он это платье видел.
Хотя, если вдуматься, ничего такого уж… да он и сейчас, если уж на то пошло, никому и ничем не обязан!
– Белое. На узеньких бретельках.
– Шелковое?
– Нет.
– А какое?
– Не знаю, – признался он. – Я так и не понял, из чего оно сшито. Но смотрится красиво.
– Ой, хочу-хочу-хочу.
– Значит, получишь.
Он сказал это и вдруг ощутил во рту горечь, словно выпил полную чашку любимого хвойного отвара Старика. «Ведь ты врешь! – зло рявкнул кто-то в глубине черепной коробки. – Брешешь, как пес, а зачем? Ведь ты уже все для себя решил и знаешь ответ, так для чего и кому это нужно? Неужели глаза у правды страшнее дюжины автоматных стволов – в них-то ты заглядывал не в пример спокойнее! А сейчас…»
«…сейчас, – торопливо возразил Швейцарец этому невидимому, – вот именно, сейчас. Я скажу, обязательно скажу, никуда мне не деться, не уйти… но пока есть время, я не хочу разрушать этот хрупкий уютный мирок, наше с ней зыбкое… да, пожалуй, это даже можно назвать и счастьем. Странноватое такое счастье, понимаю – но где нам с ней взять другое?»
А она лежала, обняв, прижавшись к нему всем телом, – просто удивительно, как много мужчины способна заставить соприкоснуться с собой такая маленькая, казалось бы, по виду, девчушка. Малышка.
Уснуть бы так вот с ней… да нельзя!
– Малыш.
– Да, – сонно отозвалась она.
– Я… – он осекся, почувствовав, как тонкие пальчики выскользнули из-под его ладони и едва ощутимыми касаниями прочертили дорожку по животу… и ниже.
Нет!
Швейцарец зажмурился. Представил – живо, ярко, в деталях, – как ложится в руку холодная тяжесть «210-того», с четким щелчком фиксируется курок, а указательный привычно устроился на изгибе спуска… … и резко сел.
– Ой, ты чего? Я больно сделала, да?
– Нет, все в порядке, – быстро сказал Швейцарец. – То есть не совсем… но ты здесь ни при чем.
– А что при чем?
– Я. Малыш… так сложилось… что на некоторое время мне надо будет исчезнуть.
Она поняла не сразу. Секунды две ушло на осознание – и державшего Машу за руку Швейцарца словно током ударило от ее дрожи… в миг, когда это понимание, наконец, пришло.
– Из-за нее?
– Нет. Точнее, – поправился он, – опять не совсем. Она связана с этим, но причина вовсе не в ней.
Кажется, она не поверила.
– И еще. Малыш… там, внизу, Полина сказала, что…
– Ухи повыдергаю, – глухо произнесла Маша. – И ноги. И любимую фарфоровую вазу разобью.
– Я, наверное, был слепцом, раз ничего не замечал.
– Да что ты мог заметить, – голос девушки дрожал, но когда Швейцарец попытался обнять ее, сильный толчок в грудь едва не сбросил его с кровати. – Извини. Я не хотела… так сильно.
– Малыш…
– Что ты мог заметить, – повторила она. – Когда ничего не было. Да и быть не могло, верно? Это я, дура, навоображала бог знает чего…
– Могло быть.
Этого говорить не следовало, ни в коем случае, но сказать иначе Швейцарец не мог.
– Где же могло? Ну…
– Носок.
– Что?
– У тебя в руках мой носок, – медленно произнес Швейцарец. – Положи его, пожалуйста, а я сейчас от простыни лоскут оторву.
– Постой, не на…
– Поздно.
– Я ведь и не плачу даже, – прошептала она, забирая лоскут. – Почти.
А затем уткнулась Швейцарцу в плечо и разрыдалась.
– Малыш, ну что же ты… Маша. Машенька.
– Ы-ы-ы-ы-ы-ы…
– Малыш.
Наверное, это длилось не очень долго. Пять-десять минут… одну-две вечности, в конце которых пушистый комочек под его руками шевельнулся и хрипло прошептал:
– Все… пусти. Дальше я сама.
Ему все же пришлось отрывать еще один лоскут – тот, первый, она не успела донести до глаз, вцепилась зубами, и в итоге он теперь больше напоминал не платок, а изрешеченное осколками и пулями боевое знамя.
– У нас и в самом деле могло быть, – сказал Швейцарец, заработав в ответ непонимающий взгляд двух красных, припухших и очень мокрых глаз.
– Перед тем как начать плакать, ты сказала, что у нас ничего не могло быть, – пояснил он. – Но это – не так.
– Так, Подушечка, так…
«И откуда у женщин берется этот устало-снисходительный тон, – удивленно подумал Швейцарец. – Только что выплакала на него добрых полведра соленой воды и вдруг начинает говорить с интонациями мамы, в сороковой раз объясняющей ребенку, почему трава зеленая. Не понимаю».
– Почему?
– Потому что, Подушечка, я тебе никакая не пара. Как ты сам говорил? Реально? Реально, Подушечка, я – б*** дешевая, абнакновенная…
– А я, – спокойно произнес Швейцарец, – убивец с большой дороги. И чем же мы не пара?
– Не говори так!
– А ты не начинай! – повысил голос Швейцарец. – Не смей, поняла?!
– Хорошо, – покорно кивнула девушка и тут же тихонько добавила: – Но правду-то не спрячешь… Подушечка.
– Какую правду?
– Правду о том, кто я.
– Уж точно не та, кем пытаешься назваться, – усмехнулся Швейцарец. – И не вздумай повторять это при Полине.
– Думаешь, Поля оскорбится за честь заведения? Ну, она может… хорошо, Подушечка, я – не дешевая б***, я – дорогая, высокооплачиваемая шлюха. Устроит?
– Подходящая пара для…
– Нет!
Бьет – значит, любит, вспомнил он, осторожно перехватывая маленькие кулачки. Любит. Любит. Любит.
– Ты не такой! – яростно шептала она. – Зачем наговариваешь? Ты хороший, ласковый… добрый.
Только вот детей непослушных мной отчего-то пугают, хотел пошутить Швейцарец, но вовремя сообразил – бесполезно! Она сейчас не поймет, не воспримет никаких доводов, ведь по-настоящему любимому человеку женщина может простить почти все, а иной раз даже и просто все! Ему приходилось сталкиваться с этим, не один раз – но в те разы он был по другую сторону прицела.
– Маша…
– Размечталась, – всхлипнув, она вновь уткнулась носиком в его плечо. – Дура. Навыдумывала… как уедем отсюда далеко-далеко, на край земли, подальше от прошлого. И там начнем жить заново!
– Маш, – хрипло прошептал Швейцарец. – Малыш. Ну как бы это… если тут и впрямь кто кому не паpa, так это я для тебя. Подумай – ты ведь у меня умная, знаю – какой из меня… муж? Стрелять умею, а в остальном… посмотри сама. И потом, кто возьмется сказать, что со мной будет завтра.
– Я возьмусь, – Маша отодвинулась от него, глянула внимательно, словно и впрямь стараясь высмотреть отпечаток будущих событий. «И тень лежала на его челе», – моментально припомнилось Швейцарцу. Ну и глупости же.
Она всматривалась долго. Минуту, а то и больше, и лишь затем, слабо улыбнувшись, кивнула.
– С тобой все будет хорошо, – уверенно сказала она. – Точно. Иначе и быть не может, ты ведь – лучший.
– Ты тоже.
– По этой самой, – Маша мотнула головой в угол кровати, – части?
– Нет. Просто лучшая. И, – с горячностью добавил он, – Малыш, поверь, пожалуйста: мне действительно жаль, что у нас не сложилось того, что могло сложиться!
Он попытался обнять ее, но девушка вывернулась и, отодвинувшись, уселась по-турецки, смешно сдвинув брови – задумалась.
– Можно тебя попросить?
– Да, конечно.
– Если ты не врешь и тебе в самом деле на крохотную, маленькую-малюсенькую капелюсечку жаль… жаль того, что не сложилось у нас… полюби ее! Не меня – так ее! Пусть хоть кто-то будет с тобой счастлив… и пусть будешь счастлив ты сам!
– Ты про ту девушку, что я привел? – ошеломленно переспросил Швейцарец.
– Конечно.
– Малыш… я, разумеется, позабочусь о ней, раз уж вытащил. Но… почему?
– Я же разговаривала с ней. Все правильно – ей выпало куда больше моего… теперь и удача ей повинна улыбнуться пошире. Должна же быть на свете ну хоть какая-то справедливость?
– Да откуда она возьмется, эта справедливость?! – почти выкрикнул он.
– Она должна быть, – убежденно повторила Маша. – А иначе… как жить? Без надежды жить нельзя.
«Без надежды, без веры, без любви, – мысленно договорил Швейцарец. – Нельзя. Никак нельзя. А я живу. Пойти, что ли, застрелиться? Так ведь тоже нельзя».
Глава 10
Ядерный грибок висит-качается.
Под ногами плавится песок.
Жаль, что радиация кончается,
Я бы побалдел еще часок.
ШЕМЯКАЭто было просто… обидно – ведь они почти дошли до скелета. Почти. Лес кончился, резко, словно боясь подходить вплотную к черным, с провалившимися крышами остовам бывших домов. Не город, но уже пригород, зеленое бешенство жизни осталось за спиной, а они входили в царство смерти, первый круг порожденного звездой Полынь ада. Подошвы сапог с хрустом ломали серую, жесткую, словно щетина, траву, однако шорох мелкого дождя глушил этот хруст, за два десятка метров уже ничего слышно не было, а за пятьдесят и подавно не различить. И потому двое клановцев, вывернувшихся из-за полуобвалившейся стены навстречу им, явно не готовились к роли комитета по встрече.
- Деньги пахнут кровью - Алексей Шумилов - Альтернативная история / Боевая фантастика / Попаданцы
- Охотник на духов - Антон Демченко - Боевая фантастика
- Внешность обманчива - Андрей Уланов - Боевая фантастика
- Древний. Час воздаяния - Сергей Тармашев - Боевая фантастика
- Проповедь в аду - Олег Рыбаченко - Боевая фантастика
- Мир Отражений - Олег Короваев - Боевая фантастика
- Сначала было слово… - Михаил Леккор - Альтернативная история / Боевая фантастика / Периодические издания
- Посланец Сварога - Георгий Лопатин - Боевая фантастика / Попаданцы / Русское фэнтези
- Последний день может стать первым - Стас Северский - Боевая фантастика
- Имперские танцы - Сергей Мусаниф - Боевая фантастика