Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Славный парень, — думала тем временем Снегурочка, — да и второй тоже хороший, странный только немного. Ну, ладно, командировка закончилась, пора домой. Молодчина я сегодня, фильм получится — загляденье. «Народно-праздничные обряды последней четверти XX столетия»! Такого еще никто не видел. Конечно, когда-нибудь люди вновь смогут побывать и в Золотой Орде, и у костра кроманьонцев… Но это когда еще будет. А пока что никто не был в прошлом дальше, чем я. Подумать только — 300 лет! Где-то здесь встречает Новый год моя прапрапрабабушка. Может, я и у нее сегодня была! Вот забавно!»
Снегурочка взглянула на часы.
— Пора, как раз к Новому году домой успею, — и она решительно совместила рубиновый огонек на циферблате своих часов с цифрой 2288.
На площадке между домами остался один Черт. Присев на засыпанную снегом скамейку, он задумчиво ковырял копытцем смерзшуюся корку снега.
«Опять ничего не сделал, — вертелась в его голове печальная мысль. — Правда, всучил таксисту дьяволовы деньги, может, зачтут? Впрочем, какие они дьяволовы, заплатил-то я ему за честный труд. Не зачтут…»
Представилось его глазам недовольное рыло заведующего сектором мелких новогодних пакостей, послышался его скрипучий голос: «Плохо работаешь, Короткохвостый! Плохо, ох, плохо! Ядовитости в тебе не хватает! Мелкое хамство отсутствует, о крупном уж не говорю… Где твоя профессиональная гордость? Где горение? Где азарт? На полноценные пакости и то не способен! Эх, кадры, одна морока с вами…»
— Не зачтут, — окончательно решил Черт, — пожалуй, и командировочные не выплатят.
Но то ли вспомнились ему счастливые лица ребятишек, то ли запел хрустальным звоном елочный шар — «приз за лучший костюм», только Черт залихватски взвизгнул, крутнулся на копытце, вспыхнул ярким огоньком и исчез, оставив после себя быстро рассеивающееся облачко сернистого дыма.
Начни сначала
— Сергей Андреевич, у меня не совсем обычное дело. Вы могли бы сначала выслушать меня, а потом задавать вопросы? Я постараюсь быть краток. — Молодой человек в кресле внимательно посмотрел на Нилина.
— Пожалуйста, — Нилин никак не мог полностью переключить внимание с разложенных на столе бумаг на посетителя.
— Дело, Сергей Андреевич, в том, что я, выражаясь принятыми у вас терминами, — пришелец. Из другого времени или с другой планеты, не суть важно. Нет-нет, мы ни в коей мере не вмешиваемся в естественный процесс развития на вашей планете. Только иногда позволяем себе…
— Молодой человек! — Нилин с трудом сдерживал раздражение, — вы не находите, что ваши шутки не совсем уместны?
— Сергей Андреевич, ведь вы обещали дать мне возможность… Поверьте, это не шутка и не издевка. Я говорю правду.
Нилин, сощурив глаза, пристально смотрел на посетителя.
— Так вот, — продолжал молодой человек, — мы давно уже научились математически точно определять границы возможностей каждого человека. Сумма ваших способностей близка в единице. Проще говоря, в любой области деятельности вы могли бы добиться выдающихся успехов. Могли, но, извините, не добились. Причину этого вы сами сформулировали лет пятнадцать назад. Помните? «Главная моя беда в том, что мне слишком легко все дается…» Я не ошибся?
Нилин кивнул:
— Вы не закончили мою формулировку, — с улыбкой напомнил он посетителю, — я сказал тогда: «Мне слишком легко все дается на обычном среднем уровне».
— Правильно, — пришелец кивнул головой, — чтобы достичь выдающегося уровня, нужен длительный целенаправленный труд — то, чего вам, Сергей Андреевич, извините, и не хватало. Зачем я пришел к вам? Хотите все начать сначала?
— В каком смысле? — недоуменно осведомился Нилин.
— В прямом. Мы умеем возвращать назад время, «дважды входить в одну и ту же реку». Подумайте, с какого момента вам хотелось бы начать жизнь снова, что необходимо изменить, исправить.
— А вы не боитесь, — Нилин никак не мог настроиться на серьезный лад, — что я в новом, так сказать, варианте могу наделать массу глупостей?
— Нет, — посетитель улыбнулся, — не боимся. Наши ЭВМ этот вариант полностью отвергают. Я вас, Сергей Андреевич, не тороплю. Подумайте. Если вы не против, я зайду к вам завтра, скажем, в это же время. Хорошо?
— Лучше к концу дня, — Нилин незаметно для себя включился в предложенную игру.
— Хорошо, к концу дня.
Посетитель встал, слегка поклонился и протянул руку. Рука была обыкновенная, человеческая, и кабинет пришелец покинул совершенно по-человечески — просто вышел через дверь.
— Дурацкая шутка!
Нилин пересек темный двор, вошел в подъезд, нажал кнопку лифта.
— А если не шутка? — мысль эта в какой уже раз приходила ему в голову. — Шутка, не шутка…
Нилин открыл дверь, вошел в пустую квартиру, поставил в угол портфель, снял плащ…
— Ну-с, что же начинать сначала?
Он прошел в кухню, смахнул со стола вчерашние крошки, зажег газ…
— Разве личную жизнь устроить?
Женился Нилин на первом курсе института. Жена училась в параллельной группе. Так и тянули вместе пять лет, учили по одному конспекту, сынишку на лекции носили. Все было нормально. А через десять лет как-то вдруг все стало плохо. Наверное, можно было еще что-то исправить, наладить, не захотели. Гордость ли помешала, или просто устали друг от друга? С тех пор Нилин и живет один. Откуда же начать все снова? Со дня свадьбы? Или с того дня, когда почувствовал, что стала Татьяна совсем чужой? А может быть, вычеркнуть эти десять лет из жизни? Но разве жалел Нилин когда-нибудь о том, как их прожил? Нет. Хорошие были годы, честные, чистые, светлые. И любовь была, что бы там ни шептали сплетники. Не сможет он эти годы прожить по-иному. Не сможет, да и не захочет. Впрочем, пришелец имел в виду, наверное, совсем другое. Что же ты, Нилин, жизни недодал?
Профессию разве сменить? Поступить в другой институт или в университет податься. Путь оттуда к мечте, к сегодняшней работе куда короче. Другой институт — другие друзья, другие учителя; не будет на его пути людей, которые щедро делились с Нилиным знаниями, опытом, да и душой. Не будет бессонных ночей, конспектов, веселой сутолоки комитета комсомола. Вернее, все это будет, но будет не его, не нилинским. Так стоит ли менять? Тем более, что и с его дипломом интересной работы хватает. Только нужно начать сразу же, не терять времени. Так, а куда он его терял?
Нилин включил телевизор, бездумно уставился в засветившийся голубой экран.
— Не ездить в экспедицию. Сразу же поступать в аспирантуру, защитить диссертацию. Долой четыре года жизни в тайге, жаркое тепло печки, согревающей продрогшее на ветру тело, работу от восхода до заката, крепкую, на всю жизнь замешенную дружбу… Не слишком ли дорогая плата за раннюю диссертацию? Тем более, что в аспирантуру он после экспедиции все же поступил. Вот только диссертацию так и не написал. Опыт провел, данные получил хорошие. Пиши да пиши. Что же помешало? Жаль было время тратить на казавшееся ненужным, непринципиальным оформление бумаг. Все результаты в статьях были опубликованы, другим служат, не раз встречал он ссылки на свои работы, что еще? Или поэзия отвлекла?
Нилин улыбнулся, вспомнив бессонные ночи, груды исписанных листов бумаги. Даже книжка вышла! Пушкина из него, правда, не получилось. Разве поэтом стать? Это значит — долой последние семь лет жизни. Годы, в которые властно увлекла его биология, охрана природы. Кто-нибудь скажет: «Подумаешь, цветок сохранил!». Да, всего-навсего цветок! Легко его придавить каблуком сапога или вырвать с корнем. А попробуй сохрани! Ведь нигде на Земле нет больше этого цветка, только у Нилина в заповеднике! Нет, цветок свой он никому не отдаст.
— Так что же менять, что начать сначала? Да и стоит ли вновь входить в ту же реку? Жизнь-то ведь еще не кончилась, течет река. Вот так-то.
Что же пришельцу завтра ответить? Поймет ли? Должен понять. Разумный, значит, ничто человеческое ему не чуждо. А интересно, сам-то он согласился бы прожить жизнь сначала?
Изобретатель
— Ну, что же ты, Прохорыч? — глаза председателя смотрели строго, и Сидор Прохорович только тяжело вздохнул в ответ.
— Опять за старое взялся? — председатель близоруко поднес к глазам листок бумаги, не торопясь прочитал:
«Поскольку ночью из трубы дома гр. Плужняка ударил столб огня до небес, моя свинья с перепугу передавила всех поросят. Требую возместить ущерб. Дарья Засухина».
Прохорыч облизал пересохшие губы.
— Виктор Фомич, ей-богу, не нарочно получилось. Плазма через край выплеснулась чуток…
— Плазма?! — председатель утомленно покачал головой. — Когда ты, Прохорыч, остепенишься? Старый ведь уже человек, колхозное стадо тебе доверено… А ты? Кур, икру мечущих, вывел? Вывел. Что тебе ученые ответили? «Использование представленных образцов «птичьей икры» затруднено, в связи с необычайной прочностью скорлупы». А шелкопряд, лебеду поедающий, — чья работа? Твоя! Лебеды теперь по всей округе днем с огнем не найти, а коконы твоих шелкопрядов по сей день никто размотать не может. А воробьи шерстистые зачем тебе понадобились? — Виктор Фомич с негодованием посмотрел на пыльный комок, нахально скачущий по подоконнику. — Над биологией надругался, теперь на физику перешел? Последний раз предупреждаю — прекращай. Займись делом. Электропастуха когда установишь? Ждешь, чтобы стадо посевы потравило?
- Журнал Двести - Двести Журнал - Публицистика
- Участники Январского восстания, сосланные в Западную Сибирь, в восприятии российской администрации и жителей Сибири - Коллектив авторов -- История - История / Политика / Публицистика
- Россия 2000-х. Путин и другие - Владислав Дорофеев - Публицистика
- Назад в будущее. История создания - Касин Гейнс - Кино / Публицистика
- Универсальный журналист - Дэвид Рэндалл - Публицистика
- В Поисках Роста - Уильям Истерли - Публицистика
- Опрокинутый мир. Тайны прошлого – загадки грядущего. Что скрывают архивы Спецотдела НКВД, Аненербе и Верховного командования Вермахта - Леонид Ивашов - Публицистика
- Лев Рохлин: Жизнь и смерть генерала. - Андрей Антипов - Публицистика
- Весь свет 1981 - Анатолий Владимирович Софронов - Поэзия / Публицистика / Русская классическая проза
- Время Бояна - Лидия Сычёва - Публицистика