Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Движение на трассе Брюссель-Намюр-Люксембург было остановлено. Сотни людей Боуриса трудились в поте лица, готовясь к съемкам сцены аварии.
Несколько машин носилось по шоссе туда-сюда ковбои-лихачи с гиканьем и присвистом на натужно ревущих скакунах, пахнущих резиной и соляркой. Народ из Баттерси плавал вокруг машин стоявших на обочине водолазами исследующими останки затонувших кораблей маски и ласты камеры на бамперы и капоты предвкушая сокрушение металлический смерч а рядом микрофоны так чтобы и скрежет был правдоподобным внятным.
Еще одна группа рябые щеки похожи на сестер из дома престарелых. Негибкие их пациенты гладкие куклы с бесполыми личиками бесстрастие бесплотности пластиковые волосы, аменорея полуженщин, холодность полумужчин, голубоглазые карлики-детки вперившись взглядами поразительно бесстрашны лица смерти безмолвные У. гордость Джи.
Их грубо помещают на сиденья — те кто впереди и те кто сзади кому смотреть в окно кому закрыть глаза кому закрыться руками каждому свое все в руках безмолвных грубых санитаров все новые и нигде ни одного водилы одни везомые. Их повезет навстречу друг другу.
Работы на день — не меньше. Экипажи отдыхают в Намюре в старом заплеванном отеле в огромном шатре на берегу Мёза. Боурис поспешил вернуться назад в Брюссель девственность голого тела трубкозубец на дне веерами любимых гиацинтов в нильском иле.
— Неужели я хуже всех этих мерзких психопедов?
Вернувшись на поверхность довольно пофыркивая и похрюкивая.
— Я сотворю свой собственный миф, свою собственную Вселенскую!
Раздвинув ряску дородная фламандская нимфа.
— Милый, ты веришь тому, что Чартерис — мессия?
— Я верю в успех своего нового фильма! — рявкнул он и, схватив нимфу по-крокодильи, утащил ее на дно.
На следующий день отдохнувший и посвежевший Боурис уже несся к месту намечаемой катастрофы в компании со своим сценаристом де Граном, разразившимся целой речью об Учителе, что не мешало ему заниматься краниальными втираниями. О сладость терпкой горечавки!
— Дети, цветы и прочая муть меня не интересуют. Тебя послушать, так он ничем не отличается от всех этих безумцев. Ты что, так ничего и не узнал?
— Ну как же! Знаете этот собор Sacre Coeur?[18] Так вот. Арабы сбросили туда бомбу галлонов на пять — там такой туман стоит, что в двух шагах ничего не видно! Я было к нему подключился, но у него не логика, а сплошной логогриф — время застыло, а каждая четвертая доля отсутствует начисто! Ну, а сам этот гриф-логогриф боится свою иппокрену из виду потерять, она, конечно же, этого…
— Де Гран! Что это еще за жар-жаргон? Ну и послал же мне Бог помощничков! Давай-ка и об этой иппокрене.
Живот вперед.
— О которой из них?
— О той, которую он потерять боится, дурень! Ты с ней разговаривал?
— Она была одним из предметов нашего разговора, что позволяет мне судить о месте ее в этом мире.
— Godverdomme! Так пойди же в это место и приведи ее ко мне! Пригласи ее на ужин. От нее я узнаю всю подноготную этого, так сказать, Учителя! Запиши это себе в блокнот.
— Все уже записано, босс.
Горсть колес.
— Прекрасно. И еще — подкинь Кассию кокаина, — ребята себя вести будут порешительнее. Comprendez?[19]
И друг от друга — оба в паутине.
Все уже готово. Техники продолжали оглашать окрестности истошными своими криками, но смысла в криках этих уже не было, ибо все машины уже были оснащены аппаратурой и седоками-ездоками. Техники носились по площадке, перепроверяя самих себя — глаза в разные стороны. Четырехрядная автострада превратилась в дорогу с односторонним движением отсюда, туда торжественный выезд на легковых и грузовых катафалках, каталках смерти, стерильный народец будет ускоряться до той поры, пока его не станет. Сварной закат. Мир Боуриса.
Едва были закончены все приготовления, к Боурису подскочил его главный рекламный агент Рансевиль, в уголках рта застыла улыбка. Улыбка, улыбка, высуни рога.
— Неужели мы позволим им погибнуть? Это же садизм! Они такие же люди, как вы и я, просто они устроены по-другому. Почему вы считаете, что в фарфоровых головах не может быть мыслей! Фарфоровые мысли хрупкие и красивые, фарфоровые чувства, любовь, прозрачность, тонкость чистота!
— Пошел прочь, Рансевиль!
— Это несправедливо! Пожалей их, Николас, пожалей! У них так же, как и у нас с тобой, есть сердца, но только эти сердца сделаны из фарфора. Но ты не можешь не знать — пред лицом смерти все мы едины — какая в конце концов разница, из чего сделано сердце человека, если он уже мертв? Холодный фарфор смерти.
— Miljardenondedjuu! Мы этого и хотим — они должны казаться людьми, живыми и мертвыми! Иначе на черта они бы нам сдались, все эти куклы? Пшел вон, Рансевиль, и больше не приставай ко мне со своими дурацкими разговорами.
— Что они тебе сделали? За что ты их так, Николас?
Дрожащий голос.
Боурис, раздраженно отмахнувшись:
— Хорошо… Тогда послушай, что я тебе скажу. Я ненавижу кукол с детства, с той самой поры, как я увидел их в магазине, их презрение, их надменность. Они знали себе цену, я же был несчастным маленьким бродяжкой без единого гроша в кармане. Да, да — именно так и начиналась моя жизнь! Я был грязным подзаборником, моя мать была бедной фламандской крестьянкой! Когда я видел все это благолепие, пялившееся на меня с витрин магазинов, я чувствовал, что не я, а они созданы по образу Божию! Как я их ненавидел! Пусть же умрут они теперь, Рансевиль, — пусть они умрут вместо нас! Слышишь? Вместо нас с тобою!
— Твой кассовый вердикт… Весь презрение. Хорошо, Николас, будь по-твоему, но я попрошу твоего дозволения быть там вместе с ними. Я пристегну себя ремнями в красной «банши». Я буду рядом с ними — безгрешными, чистыми, холодными. Я хочу истечь кровью — ты понимаешь меня, Николас?
— Открытые рты со всех сторон, шаткие зубы подозрения. Боурис, на миг задержавшись, на сияющей своей вершине снисходя:
— Ох, Рансевиль, Рансевиль, по-моему, ты свихнулся… Насколько я понимаю, ты перестал верить в реальность смерти. Прямо как тот пьянчуга, что мирно дремлет, уткнувшись носом в лужу, о существовании которой он и не подозревает.
— Именно так! Как я могу умереть, если все эти куклы мертвы?
— Любое подобие смерти — это уже смерть, Рансевиль.
Дорога молча ожидала. Происходящее походило на открытие нового моста, который должен был соединить два континента, — оставалось затянуть пару болтов, но все ждали прибытия фоторепортеров, которые должны были запечатлеть это знаменательное событие.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});- На белой полосе - Брайан Олдисс - Научная Фантастика
- Собор (сборник) - Яцек Дукай - Научная Фантастика
- Машина, записывающая сны - Александр Рудазов - Научная Фантастика
- Властители Зла. Кн. 1. (Звездный король - Машина смерти - Дворец любви) - Джек Вэнс - Научная Фантастика
- Убить родного дедушку - Андрей Егоров - Научная Фантастика
- Жизнь после - Владимир Петров - Научная Фантастика
- Машина Эрика Свенсона - Артур Конан Дойл - Научная Фантастика
- Банка - Рэй Брэдбери - Научная Фантастика
- Сенная площадь - Нина Катерли - Научная Фантастика
- Оружие Хаоса - Колин Капп - Научная Фантастика