Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как случилось, что Гамлету удалось обезоружить и ранить своего противника, если – как мы предполагаем - Лаэрт превосходит принца в мастерстве владения оружием? – Конечно, можно считать, что Гамлет разгневан открывшимся обманом, силы его от ярости возросли, он вихрем набросился на Лаэрта и смял его. Но ведь ярость далеко не лучший помощник фехтовальщику! Наоборот, выигрывает тот, кто хладнокровен, кто владеет собой, противопоставляя силе – искусство. Вероятно, Лаэрт мог бы защититься, продержаться какое-то время, пока их не разняли бы арбитры, выполняя приказ короля:
– Разнять их! Так нельзя.
Лаэрт мог бы спастись, мог бы, если бы захотел... Но теперь, когда он выполнил свою задачу и отомстил убийце своего отца, погубителю сестры, - ему уже незачем жить. Силы оставили его и он, вполне безразлично относясь к своей дальнейшей судьбе, дает Гамлету заколоть себя. (В скобках заметим, что в спектакле мы довели этот мотив до своего логического завершения. Нанеся рану Гамлету, Лаэрт просто отступал в сторону, принц, засучив рукав рассматривал порез на руке. В это время королеве становилось плохо, внимание всех переключалось на нее, а уже в момент своего признания со словами: «Больше не могу... Всему король, король всему виновник!» – Лаэрт сам вонзал в себя отравленный клинок.
Искажение ли это замысла Шекспира? – В чем-то, безусловно, искажение. Возможно, мне не хватило последовательной беспристрастности в исследовании прихотливых извивов судьбы Датского принца, но, право же так не хотелось, чтобы Гамлет марался еще и в крови Лаэрта, особенно теперь, когда он попытался стать на путь добра, раскаяния и прощенья. Мотив же самоубийства в поведении Лаэрта мы, как уже было сказано, нашли у Шекспира, и только выразили его со всей определенностью.)
Смерть Гертруды... Очень важен ее последний поступок, которым она искупает свою вину. Она умирает в тот момент, когда обрела, наконец, сына, когда нашла в жизни нечто куда более важное, чем те призрачные цели, за которые боролась так долго, теряя в этой борьбе все радости человеческого существования, постоянно конфликтуя с собственной природой и совестью.
Ее смерть – тот последний толчок, который побуждает Лаэрта к признанию своей вины и разоблачению Клавдия.
Короля Гамлет убивает моментально и как бы в спешке. (Об этом замечательно у Выготского).
Но есть здесь и еще один очень важный факт, нигде, по-моему, не прокомментированный. Когда Гамлет заколол короля, следует реплика, принадлежащая всем присутствующим: «Предательство!» (Морозов, Лозинский: «Измена!») Почему так среагировали придворные на происшедшее, до этого никак не проявив себя по отношению к обмену ранами принца и Лаэрта, промолчав даже по поводу смерти королевы? Неужели так преданно они относились к королю? – Но почему тогда они не совершают никаких поступков, подтверждающих эту преданность? Понять поведение королевских приспешников мы сможем несколько позже, а пока констатируем, что симпатии придворных отнюдь не на стороне принца, которого они готовы обвинить в измене - это с одной стороны, а с другой, – мы видим, что ни один из присутствующих даже не шелохнулся в ответ и на вопль умирающего Клавдия:
– На выручку, друзья!
Еще спасенье есть. Я только ранен!
После смерти короля происходит еще одна важнейшая акция – взаимное прощение Гамлета и Лаэрта. Трагедия стремительно мчится к своему финалу. Сколько нужно было мук и человеческих страданий, смертей и крови, чтобы прозвучали эти высокие и искренние слова:
– Ну, благородный Гамлет, а теперь
Прощу тебе я кровь свою с отцовой,
Ты ж мне – свою!
– Прости тебя Господь.
За последней чертой
Последние минуты жизни принца (или вернее его агония, ибо Гамлет фактически уже мертв) не менее, а может быть еще более «темны» и загадочны, чем вся его жизнь. Убив Клавдия, Гамлет, сам находящийся на пороге смерти, становится законным королем Дании. Его царствованию отпущены считанные минуты. Тем важнее поступки, совершенные им в качестве короля.
Вот умирающий простился так по-христиански с Лаэртом и с королевой, к которой обращает, правда, не придуманное Пастернаком «Бог с тобой!», а странно звучащее здесь французское «adieu!». (Хотя, с другой стороны, «adieu» – означает прощение, а буквально: «A Dieu» – «К Богу»! Как мы, произнося «спасибо», не задумываемся о изначальном «Спаси Бог»…)
Далее следует обращение умирающего Гамлета-короля к присутствующим:
– А вы, немые зрители финала,
Ах, если б только время я имел, –
Но смерть – тупой конвойный и не любит,
Чтоб медлили, – я столько бы сказал...
– Однако так ничего он и не выскажет, все останется за текстом. Потом Гамлет дает задание Горацио:
– Ты жив. Расскажешь правду обо мне
Непосвященным.
– Какую правду? В чем она? – Может быть, мы что-нибудь сейчас и узнали бы, если б Горацио был хоть немного заинтересован в исполнении этого духовного завещания. Но нет, он почему-то предпочитает совершить попытку самоубийства. Так последний раз в пьесе возникает «римская тема»:
– Этого не будет.
Я не датчанин – римлянин скорей.
Здесь яд остался.
– Какое выразительное противопоставление! Вспоминается знаменательный диалог из «Юлия Цезаря»:
Кассий
– Но переменчивы дела людские,
И к худшему должны мы быть готовы.
Ведь если мы сраженье проиграем,
То здесь беседуем в последний раз.
Что ты тогда решишься предпринять?
Брут
– Согласно философии своей
Катона за его самоубийство
Я порицал: и почему, не знаю,
Считаю я и низким и трусливым
Из страха перед тем, что будет, – жизнь
Свою пресечь. Вооружась терпеньем,
Готов я ждать решенья высших сил,
Вершительниц людских судеб.
Кассий
– Так, значит,
Согласен ты, сраженье проиграв,
Идти в триумфе пленником по Риму?
Брут
- Нет, Кассий, нет. Ты, римлянин, не думай,
Что Брута поведут в оковах в Рим.
Нет, духом он велик.
Так и кончат свою жизнь тираноборцы-республиканцы, проиграв решительное сражение наследникам Цезаря, – первым Кассий, приказавший Пиндару заколоть себя, за ним Титиний, закалывающийся мечом Кассия, и, наконец, сам Брут, бросающийся на собственный меч, который держит его преданный слуга Стратон. Так умирают римляне, и Шекспир не может не любоваться их мужественной простотой.
Не таков датчанин Гамлет:
– Если ты мужчина,
Дай кубок мне. Отдай его. – Каким
Бесславием покроюсь я в потомстве,
Пока не знает истины никто!
Идеал мужчины для Гамлета по-прежнему отец, Фортинбрас, т.е. человек, способный подчинять себе других, но отнюдь не тот, кто из соображений чести решится на самоубийство. Этим противопоставлением завершает свою линию в трагедии о Гамлете «римская тема», не отпускавшая драматурга. Горацио, попавший в Эльсинор как бы из окружения Брута, с трудом входит в жизнь Датского королевства, где все ценности и представления о мужестве, о человеческом достоинстве – разительно не похожи на римские. Напоминание о высоких гражданских идеалах римской трагедии рельефно подчеркивает их вырождение в трагедии датской…
Гамлет последним усилием вырывает кубок из рук Горацио. Умирающего не волнует, что станет с другом и соратником после его смерти. Судя по тексту, Гамлет озабочен только тем, какую память оставит он о себе: – Нет, если ты мне друг, то ты на время
Поступишься блаженством. Подыши
Еще трудами мира и поведай
Про жизнь мою.
Опять остается загадкой, какую «истину» имеет в виду Гамлет, что, собственно, должен поведать «потомкам» Горацио. Потом, уже при Фортинбрасе честный педант так выполнит этот наказ:
– Я всенародно расскажу про все
Случившееся. Расскажу о страшных,
Кровавых и безжалостных делах,
Превратностях, убийствах по ошибке,
Наказанном двуличьи и к концу –
О кознях пред развязкой, погубивших
Виновников. Вот что имею я
Поведать вам.
Этот протокол событий вряд ли составляет суть того, что имел в виду Гамлет, говоря об «истине», которая, видимо, заключается во всей судьбе его, во всей истории его жизни, в той самой истории, которую рассказал нам Шекспир во имя того, чтобы мы стали обладателями знания этой истины. С удивлением отметим: даже совершив два новых убийства – короля и Лаэрта – Гамлет по-прежнему остается в системе христианских представлений о нормах завершения земного существования. Прощая свою смерть недавнему противнику, Гамлет апеллирует к Небу: «Пусть небо тебе ее отпустит» (Перевод М.М. Морозова.) Небом же клянется он, отнимая кубок с отравой у Горацио, задумавшего самоубийство. Кажется, что несмотря на весь кошмар происходящего, представления о нравственной норме, наконец, надежно укоренились в его душе. Казалось бы все мытарства Гамлета разрешились, итог его судьбы вполне поучителен и благопристоен. Но нет, Шекспир готовит своему герою еще одно испытание:
- В этой сказке… Сборник статей - Александр Александрович Шевцов - Культурология / Публицистика / Языкознание
- История китайских боевых искусств - Чжуншэнь Ли - Культурология
- Культура как система. Опыт информационного анализа - В. Рыжов - Культурология
- Режиссура. О методе - Петр Попов - Культурология
- Страшный, таинственный, разный Новый год. От Чукотки до Карелии - Наталья Петрова - История / Культурология
- Любовь: история в пяти фантазиях - Барбара Розенвейн - Культурология / Психология / Науки: разное
- Быт и нравы царской России - В. Анишкин - Культурология
- Начало и становление европейской музыки - Петр Мещеринов - Прочая документальная литература / Культурология / Прочее
- Реабилитированный Есенин - Петр Радечко - Культурология
- Космические тайны курганов - Юрий Шилов - Культурология