Рейтинговые книги
Читем онлайн 13 маньяков - Александр Матюхин

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 35 36 37 38 39 40 41 42 43 ... 87

Такое не забывается, подумал Григорьев, не умел бы прощать, не научился бы, век бы проклинал все это ваше очищение…

– Ты, это самое, расскажи, Григорьев. Хочется услышать.

– Вы же были там…

– А ты напомни.

Григорьев выдохнул, в горле запершило с новой силой, так, что на глазах проступили тяжелые слезы. Заговорил быстро, сквозь колючую боль:

– Ведь по книге как? Очистится только тот, кто простит. Поймет, что не надо делать больше зла на земле, и вырежет червоточины из грешного тела.

– И ты, стало быть, не поленился, вырезал?

– Я увидел вас впервые. Помню. Вы сидели на подоконнике в душевой, а за вашей спиной, за окнами в решетках светила луна. И у вас еще козырек был целый.

– Ах, времена…

– Это же ваш голос сказал мне прийти в душевую.

– И сказал тебе – захвати с собой что-нибудь острое, хха. Помню, а как же? В этих ваших тюрьмах всегда найдется что-нибудь острое.

– Я взял перочинный нож. Он у меня хранился, на всякий случай.

– Пригодился…

– Вы сказали, что только через очищение можно прийти к истине. Очистившийся да поймет, а понявший да воссоздаст.

Григорьев не в силах больше был сдерживать острый, едкий кашель и зажал рот кулаком, выплевывая с кашлем невыносимую боль. Перед глазами поплыло, подернулось ночной звездной дымкой, и он с невероятной четкостью увидел вдруг ту саму тюремную душевую, упакованную в серый кафель, с высокими отштукатуренными потолками, с мутной желтой лампой, закрытой круглым плафоном. Увидел влажный щербатый пол с хлорными разводами, ржавые металлические поддоны и местами подгнившие скамейки. Торчали из стен тройные крючки-вешалки, темнели следы от гвоздей, и полоска синей краски разрезала стены надвое. И, конечно, увидел подоконник, Небесного человека и лунный свет.

А в руках ощутил холодную рукоятку старенького перочинного ножа, который добыл месяца два назад, когда не знал еще точно, куда заведет бесконечная (казалось) тюремная жизнь. Вспомнил, как беззвучно выскользнуло лезвие, а Небесный предложил:

– Ну ты посмотри сначала, брат. Осмотрись.

А что осматриваться, когда Григорьев и так знал, где у него засела червоточина проклятая, не дающая жизни, ломающая судьбу от рождения до тюрьмы. Это все она виновата. Кто же еще?

Подошел к овальному зеркалу, которое все в царапинах и трещинках по углам, выгнулся, нащупал холодными пальцами червоточину чуть выше поясницы, справа. Расплылась червоточина размазанным пятнышком, в диаметре чуть меньше пяти сантиметров. Похожая на родимое пятно. Вот только если надавить на нее пальцами, то пальцы провалятся внутрь, а сама червоточина порвется надвое, переползет рваными кругляшами и на пальцы, и под ногти, и по всей руке растечется. Заразная эта штука!

Выдохнул, сжал зубы так, что заболело в скулах. Всадил лезвие под кожу, еще глубже! Перехватило дыхание. А надо было вырезать. И вырезал! Медленно, резкими движениями, словно пилил по кругу – следил в зеркале, чтобы все ухватить, не оставить. Сразу подалась толчками на волю темная кровь, поплыла по пальцам, закапала на пол, размазалась по обнаженному телу. Боль усилилась, и сквозь зубы вырвался тонкий, предательский хрип. Руки задрожали. Глянул на Небесного, а тот, подавшись вперед, ступил носком ботинка на пол, а вторую ногу поджал.

И вот тут не помнил, как закончил, но вспомнил особенно ярко, что рухнул на пол и, скорчившись, лежал на боку, щекой в лужице с хлоркой, а Небесный подошел, присел на корточки, извлек из ладони кровавую червоточину и принялся ее есть.

– Красавец! Вот теперь, стало быть, верю. Смотрю и не налюбуюсь. Чист! Чист! – воскликнул Небесный, насытившись и растерев по губам кровавые капли и гаснущие искорки. – Если доживешь до утра – станешь другим человеком. Гарантирую.

И ведь стал…

Откашлявшись, Григорьев заметил, что Небесный человек сделался как будто прозрачным, но не таким, как бывают в фильмах призраки, а неуловимо – на грани сознания. Тело его перестало быть плотным, сделалось двухмерным, плоским. Небесный человек, кажется, даже немного воспарил над землей. Лунный свет прошил его рваными стежками в нескольких местах.

– А что делать в Геленджике? – спросил Григорьев сквозь кашель. – Кого чистить-то?

– Да ты не беспокойся, дружище. Завтра все увидишь. – Небесный прислонил указательный палец левой руки к краю поломанного козырька, улыбнулся и исчез.

Мир навалился привычной тишиной, и только где-то очень далеко затухающей волной лилась южная приморская музыка. Григорьев прижал руки к горлу, стараясь подавить кашель. Согнулся пополам и стоял так, в неудобной позе, несколько минут. Где-то на трассе задрожал автомобильный гул, осветил коротко фарами и поле, и Григорьева.

Заболело в боку, в том самом месте, где когда-то росла червоточина. Как болит у людей сломанная некогда нога перед началом грозы. Григорьев помассировал, выпрямился и, покашливая, заковылял обратно к автомобилю. На душе сделалось как-то чище и приятнее. Так тоже бывает перед кляксами.

3

И Небесный не обманул. С утра появились кляксы. Они распороли небо с двух сторон и потянулись вдоль горизонта туда, где у Черного моря раскинулся город Геленджик.

До Геленджика, к слову, ехали недолго. Нырнули сначала в карьер между двух вечнозеленых холмов, потом вынырнули, закружились кольцами невероятной дороги – и вот уже потянулась то справа, то слева голубая линия моря, извивалась, исчезала и появлялась вновь. Григорьев ловил взглядом этакую красоту, изгиб, где море сливалось с небом, и ощущал, как успокаивается в душе, как зарождается глубокое и правильное чувство. Все должно идти своим чередом.

Подул прохладный солоноватый ветерок, принесший с собой не только ощущение спелого, словно апельсин, лета, но и воспоминания, и ностальгию – ту самую, что терзала совсем недавно.

В город въехали со стороны автобусного вокзала, покружили немного и остановились у закусочной на холме. Эту закусочную Григорьев давно знал и любил. Готовили здесь «по-советски», то есть душевно, масла не жалели, а мясо прожаривали так, что зубы оставить в нем можно было. Больше всего Григорьеву нравились в закусочной компот и женщины. За прилавком неизменно стояли сочные, дородные дамы лет под сорок. С ними всегда можно было пофлиртовать, улыбнуться, подмигнуть и получить на пару кусочков мяса в подливе больше. И хорошее настроение в придачу. Все в закусочной дышало светлым, радостным прошлым. Конечно, Григорьев пофлиртовал и взял два стакана вишневого компота.

– А я хочу персиковый, – скривился Вовка. – Вишневый кислый! Можно мне персикового?

– Сходи, налей, – чуть устало кивнул Григорьев, а сам подумал: возраст. Скоро все пройдет и очистится.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
1 ... 35 36 37 38 39 40 41 42 43 ... 87
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу 13 маньяков - Александр Матюхин бесплатно.
Похожие на 13 маньяков - Александр Матюхин книги

Оставить комментарий