Рейтинговые книги
Читем онлайн Потерянная рукопись Глинки - Людмила Львовна Горелик

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 35 36 37 38 39 40 41 42 43 ... 57
24. Мариула

Выехали ранним утром. Стунеев дремал, Юля с интересом смотрела в окно кареты, Глинка, сидящий возле другого окна, тоже рассеянно поглядывал на движущийся за ним пейзаж. Шел конец июня, природа дышала свежестью. Деревья, высаженные несколько лет назад, аккуратными бокальчиками на ножках стояли вдоль дороги. За овсяным полем виднелся лес. Было тихо, безветренно.

– Смотрите, заяц! – закричала Юля. Серый зверек скакал через овсы в сторону леса. Дмитрий Алексеевич, вздрогнув, открыл глаза и опять их закрыл. Глинка оглянулся, но разглядеть зайца не успел и вновь повернулся к своему окну. И опять потянулись поля за чуть шевелящимися листьями деревьев, да изредка деревни покажутся – с серыми избами, с гогочущими гусями у пруда; а вот стадо коров и пастух под кустом, и рыженькая собачка вьется рядом.

Наконец увидели большой табун лошадей, пасшихся в стороне от дороги на зеленом лужку. Трое черноволосых мужчин в ярких рубашках сторожили табун. Проехали еще метров двести, и карета свернула с утрамбованной дороги на поросшую травой колею. Ехать по ней пришлось недолго. Довольно скоро ухабистая эта колея привела к цыганскому поселению: несколько больших шатров, какие-то тряпки, развешенные на протянутых между деревьями веревках, люди в пестрых одеждах возле шатров…

Несколько человек тотчас окружили карету. Глинка вышел первым, из другой дверцы Стунеев помогал выйти дочери.

– Хорошего дня вам, добрые люди! – обратился Глинка к собравшимся. – Слышали, что петь у вас есть молодцы. Мы приехали ваши песни послушать.

– Шандор скажет… – послышались голоса.

Маленькая толпа расступилась, и вперед вышел старик в синей атласной косоворотке и сером жилете поверх нее. Борода его была черная с проседью, таковы же и волосы на голове, прикрытой картузом. Старик был крепок, широк в кости, хотя и среднего роста, но все ж выше Глинки.

– Здравствуйте, господа! – сняв картуз, он поклонился (не слишком низко) композитору и подошедшим уже Стунееву с Юлей. – Петь мы, да, можем… Есть у нас песни, и бывает, что господа приезжают в табор песни слушать, это так. Однако рановато вы приехали. Сейчас все заняты. Если петь да плясать с утра, откуда деньги на жизнь взять? Песнями сыт не будешь. Чем питаться, чем коней кормить?

– Это верно, – вступил Стунеев, – работу делать надо, без работы не проживешь. Однако деньги и за хорошее пение получить можно. Мы вам за песни как за работу заплатим, если хорошо споете.

Глинка, улыбаясь, кивнул.

– За хорошее пение, да если песни хороши, денег не жалко.

– Что ж, – старик смотрел по-прежнему без улыбки, но взгляд стал менее суровым. – Почему не спеть, если не в ущерб себе? Если господа хорошо заплатят? Есть у нас певуны хорошие, это верно.

Он обратился к сородичам и что-то сказал гортанно. Тотчас все разбежались по шатрам, и вскоре табор зашевелился.

Приезжих господ отвели на уютную полянку за березами, где уже были поставлены для них покрытые ковром скамьи.

Хозяева о чем-то шумно переговаривались на своем языке, подходили новые люди – нарядно, ярко одетые: мужчины с гитарами, женщины в монистах, в шалях. Разговаривая, жестикулировали, размахивали руками… и наконец от толпы отделились трое молодых мужчин с гитарами. Большая группа цыган стала рядом. Выдвинувшаяся из этой группы девушка запела.

Слова были непонятны, но голос был чудесный – чистый и одновременно как бы немного приглушенный, так требовала мелодия. Да ведь они и приехали за мелодией! Глинка тотчас начал записывать ноты. Юля и ее отец слушали, погружаясь в музыку. Песня была грустная, но не заунывная. Голос девушки тосковал, но не жаловался. Голос сам приглушал свою тоску, льющуюся из души. Время от времени солистку поддерживал хор – когда вступала группа, коллективная печаль мощно рвалась в небо, продиралась сквозь ветки окружающих поляну берез. Тонкие ветки трепетали, становясь частью пения. Женщины взмахивали шалями, как яркими крыльями, мужчины притоптывали ногой, иногда делали какие-то коленца. Глинка вспомнил Кастилию, Андалузию… Нет, не то, совсем не похоже. Здесь больше печали, а страсть… страсть сдерживается изнутри.

И еще что-то непривычное было в этом представлении. Глинка не сразу определил, дал название: необыкновенная внутренняя свобода. Лучше сказать, вольность пронизывала мелодию. Она была вольна выражать себя и по своей воле сдерживала свою тоску, просьбу, жалобу – сама, настолько, насколько хотела.

Потом были другие песни, даже веселые попадались. Порой исполнители делали несколько танцевальных движений – взлетали шали, звенели мониста, топали каблуки о траву. Та первая девушка солировала часто. Она и пела, и танцевала. Поводила плечами, воздевала к небу тонкие руки – широкие рукава откидывались, многослойные юбки, закручиваясь, открывали щиколотку… Девушка щелкала над головой пальцами, и другие девушки откликались, пускались в пляс, будто стайка нездешних ярких птиц слетала с берез.

Приезжие гости слушали внимательно и с интересом, но воспринимали по-разному. Для Стунеева и его дочери это было красивое, хотя и несколько пестрое зрелище.

1 ... 35 36 37 38 39 40 41 42 43 ... 57
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Потерянная рукопись Глинки - Людмила Львовна Горелик бесплатно.

Оставить комментарий