Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Это был всего лишь старый рудокоп, принесший ему толстый кусок сухого сыра.
Он сел и заговорил с астрономом. Геннар ел сыр, потому что у него уже не осталось еды, и слушал, что говорил старый рудокоп. По мере того как он слушал, ему, казалось, становилось легче. К тому же, похоже, его зрение в темноте обострилось.
— Ты не похож на солдата, — сказал рудокоп, и он ответил:
— Нет, я когда-то был ученым, — но больше ничего, потому что он не осмелился сказать шахтеру, кто он. Старик знал обо всех событиях наверху; он рассказывал о сгоревшем Круглом Доме на холме и о графе Борде. — Эти, в черных сутанах, увезли его в город, чтобы, как они говорят, представить суду Совета. Судить — за что? Он когда-нибудь кого-нибудь обижал, кроме кабанов, оленей и лисиц, на которых охотился? Или Совет, что будет его судить, состоит из лисиц? Что это творится повсюду: суют нос в чужие дела, отрывают от работы, эти костры, эти суды? Лучше оставить честных людей в покое. Граф был честным, настолько, насколько может быть честным богатый человек, справедливый лендлорд. Но вы не должны верить им, никому из таких людей. Только здесь, внизу, вы можете верить людям, которые спускаются в шахту. Что еще берет с собой человек сюда, кроме собственных рук и рук своего друга? Что лежит между ним и смертью, когда случится обвал в горизонте или подземная выработка рухнет и он окажется замурованным в штреке? Только их руки, и их лопаты, и их желание откопать его. Не было бы серебра наверху под солнцем, если бы не было доверия между нами здесь, внизу, под землей. Здесь, внизу, вы можете положиться на своих товарищей. И никто не придет, кроме них. Видели ли вы владельца шахты, одетого в кружева, или солдат, спускающихся под землю по лестницам, все глубже и глубже в шахту, в темноту? Никогда. Они храбры громко топать по травке. Ну а какой толк от сабли или крика в темноте? Мне бы хотелось посмотреть на них, когда они спустятся сюда.
Когда он пришел в другой раз, с ним был другой человек, и они принесли масляную лампу и жестяной бидон с маслом, а кроме того, еще сыра, хлеба и несколько яблок.
— Это Ханно подумал о лампе, — сказал старый рудокоп. — У нее пеньковый фитиль. Если она будет гаснуть, дунь посильнее, и она разгорится снова. Вот здесь еще дюжина свечей. Малыш Пер украл много из коробки, там наверху, на травке.
— Они все знают, что я здесь?
— Мы — да, — сказал рудокоп коротко. — Они — нет.
Спустя некоторое время Геннар пошел по нижнему, уходящему на запад горизонту, по которому он шел в тот раз, до тех пор, пока не увидел свечи рудокопов, пританцовывающие как звезды, и он вошел в забой, где они работали. Они разделили с ним свою пищу. Они показали ему дороги в шахте, насосы и глубокий ствол шахты, где были установлены лестницы и висели шкивы с бадьями; он убежал оттуда, так как ему показалось, что всасываемый в ствол шахты воздух пахнет гарью. Они вернули его и разрешили работать с ними. Они обращались с ним как с гостем, как с ребенком. Они усыновили его. Он стал их тайной.
Мало приятного в том, чтобы проводить по двенадцать часов в день в черной дыре под землей всю свою жизнь, если ничего там нет, ни тайны, ни скрытых сокровищ, ничего.
Было серебро, разумеется. Но если раньше десять артелей по пятнадцать человек разрабатывали этот уровень и не было конца скрипу, лязгу и грохоту груженых бадей, поднимающихся на визжащем блоке, и пустых, опускающихся вниз, чтобы встретиться с гонщиками, бегущими с тяжелыми тележками, то теперь работала одна артель из восьми человек: всем за сорок, люди пожившие и не знавшие никакого ремесла, кроме ремесла рудокопа. В шахте оставалось еще немного серебра в твердом граните в маленьких жилках среди породы. Иногда они проходили один фут за две недели. «Это была замечательная шахта», — говорили они с гордостью. Они показали астроному, как устанавливать клин и подвешивать салазки, как подходить к граниту с прекрасно сбалансированным и остро отточенным кайлом, как сортировать и дробить руду, что искать, редкие яркие жилки чистого металла, как крошить богатую серебром породу. Он каждый день помогал им. Он был в галерее и поджидал, когда они придут, и окликал одного или другого, и весь день работал лопатой или кайлом или отвозил тележки с серебром по желобам, обшитым досками, к главному стволу шахты, или работал в забоях. Там они не позволяли ему работать долго; гордость и привычка запрещала это. «Послушай, не руби, как дровосек. Смотри: вот так, видишь?» Но потом другой просил его: «Ударь вот здесь, парень, видишь, по клину, вот так».
Они делились с ним своей грубой, скудной пищей.
Ночью, один в пустоте земли, когда они поднимались по длинным лестницам наверх, на травку, как они говорили, он лежал и думал о них, их лицах, голосах, их тяжелых, изрубцованных с въевшейся землей руках, руках старых людей с толстыми ногтями, почерневшими от ударов камней и стали. Эти руки, умудренные и уязвимые, вскрыли землю и нашли сверкающее серебро в твердом камне. Серебро, которого они никогда не держали, никогда не имели, никогда не тратили. Серебро, которое им не принадлежало.
— А если вы найдете новую жилу, новую залежь?
— Откроем ее и скажем хозяевам.
— Зачем говорить хозяевам?
— Ты что? Мы получаем плату за то, что выдаем на-гора! Или ты думаешь, мы делаем эту проклятую работу из любви к работе?
— Да.
Они все смеялись над ним, смех был громкий, насмешливый, простодушный. Живые глаза блестели на их лицах, почерневших от пыли и пота.
«О, если бы мы смогли найти новую залежь! Жена зарезала бы свинью, как мы сделали однажды, и, ей-богу, я купался бы в пиве! Но, если бы было серебро, они бы уже нашли его; поэтому-то они ведут работы так далеко в восточном направлении. Но там бесплодная порода, и здесь почти все выработано, крошки подбираем».
Время тянулось за ним и впереди него, как темные выработки и квершлаги шахты, тотчас появляясь там, где бы он ни проходил со своей маленькой свечой. Теперь, когда он был один, астроном часто бродил в тоннелях и старых выработках, зная опасные места, глубокие горизонты, полные воды, привыкший к качающимся лестницам и тесным проходам, очарованный игрой пламени своей свечи на каменных стенах и лицах, блеском слюды, который, казалось, приходил из самой глубины камня. Что это иногда так сверкает? Как если бы свеча находила что-то внутри блестящей слюдяной поверхности, и что-то мигало в ответ и меркло, как будто скрывалось за облаком или невидимым диском планеты.
«В земле есть звезды, — подумал он. — Если бы кто-нибудь знал, как их увидеть».
Не умея обращаться с киркой, он хорошо разбирался в машинах. Они восхищались его умением и принесли ему инструменты. Он починил насосы и лебедки; он подвесил на цепи лампу для Малыша Пера, работающего в длинном узком тупике, с рефлектором из жестяной коробки из-под свечей, разрезанной и разогнутой в лист и полированной мелкой каменной пылью и овчиной с подкладки его куртки.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});- Планета изгнания (авт. сборник) - Урсула Ле Гуин - Научная Фантастика
- Город иллюзий (сборник) - Урсула Ле Гуин - Научная Фантастика
- Последний эксперимент - Василий Спринский - Научная Фантастика
- Падающего толкни - Кирилл Шарапов - Научная Фантастика
- Роканнон - Урсула Ле Гуин - Научная Фантастика
- Костяной Дом - Стивен Рей Лоухед - Научная Фантастика
- Желание верить (сборник) - Виталий Вавикин - Научная Фантастика
- Желание верить (сборник) - Виталий Вавикин - Научная Фантастика
- Черный Ферзь - Михаил Савеличев - Научная Фантастика
- Катастрофы НЛО - обломки непознанного - Вадим Чернобров - Научная Фантастика