Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Старая Москва держала женщин взаперти; теперь им приказано было ходить в ассамблею вместе с мужьями и с отцами. Такое принудительное веселье мало похоже на культуру,— скорее, это то же варварство. Но, как сказал Карл Маркс, «Пётр варварством побил русское варварство». Это парадокс, но это правда. От смешных примитивных петербургских ассамблей пошла блестящая светская жизнь русских столиц, пошло усиление связей с Европой.
Нельзя забывать, что генезис само́й европейской цивилизации был такой же. Ее тоже ковали «ударом мечным». Только не свой отечественный Пётр Великий стоял у ее колыбели, а свирепый римский центурион. Современные Франция, Германия, Англия, Испания приобщены к культуре через римское завоевание, рабство и колонизацию. Случилось это за 15 веков до Петра. Чтобы России, удаленной от средиземноморского мира, сравняться с этими странами, ушедшими вперед на полторы тысячи лет, нужны были методы экстраординарные. Нужен был прыжок.
Из всех антипетровских речей чаще всего приходится слышать протесты против его церковной реформы. Он, дескать, принизил церковь и тем самым «сломал духовный хребет России». В этом сказывается, прежде всего, плохое знание того, что представляла собой допетровская церковь при ее безграмотном духовенстве, при сплошном обрядоверии, при значительных остатках язычества, при отсутствии всякого благолепия церковных служб с их «многогласием», с разговорами в храмах во время службы, когда ни одного слова из богослужения невозможно было разобрать. И эти грехи еще не самые страшные. А почитайте «Духовный Регламент» 1721 года, почитайте сотни других документальных свидетельств, и вы поймете, что Пётр унижал не церковь, а ее допетровское состояние. Величайшим для нее благодеянием было устранение образовавшихся на ней безобразных наростов.
Но любопытно, что ни во дни Петра, ни в продолжении XVIII века, если не считать случая с Арсением Мациевичем, ни о каком «переломе хребта» не было речи. Упразднение патриаршества не было воспринято как принижение церкви. Когда умер последний патриарх Адриан и ему не назначено было преемника, никто это не принял, как большое событие. Сначала поставлен был местоблюститель Стефан Яворский, потом Феофан Прокопович, а потом, через 20 лет форма патриаршего управления совсем отпала, будучи заменена Синодом. Критика Синодального строя началась во второй половине XIX века и опять едва ли не по инициативе светского богословия и литературно-политических кругов. Именно к этому времени относится выражение Константина Леонтьева: «Словяно-англиканское неправославие есть нечто более опасное, чем всякое скопчество и всякая хлыстовщина». Здесь уже намек на «Духовный Регламент» и на церковную реформу Петра. Позднее, к началу XX века, в среде высшей церковной иерархии начинает определяться группа недовольных синодальным управлением, и не одна. Были среди них чуть не откровенные социалисты, завладевшие впоследствии Синодом после Февральского переворота 1917 г., и были весьма «правые» во главе с митрополитом Антонием Храповицким, очень чтимым здесь, в эмиграции. Митрополит Антоний был страстным противником синодальной реформы Петра. Все плохое, что происходило в церкви в его время, он приписывал вредным последствиям этой реформы. Так, ему казалось, что церковная иерархия и церковная жизнь XIX и XX века «была явлениями, не покровительствуемыми государством, а разве только терпимыми с неудовольствием». На всякое сильное проявление православного религиозного чувства в народе и духовенстве взирали, по его словам, с такою же враждебною опасливостью, как в регламенте Петра Великого. Такое заявление требует исторической проверки и не может приниматься голословно. От него веет субъективным настроением и групповой психологией. Чувствуется, что это недовольство очень похоже на недовольство той части духовенства, что роптало на Петра Великого двести лет назад за неблагожелательное отношение к канонизации новых святых, за закрытие лишних приходов, за непомерно участившееся явление чудотворных икон. В неумеренных канонизациях, да еще без санкции собора епископов, в явлениях чудотворных икон Пётр видел злоупотребление и подрыв веры. Митрополит Антоний жалуется на такое же отношение Александра III, сказавшего после канонизации Тихона Задонского: «Это уже будет последний святой в России, и больше святых не будет». Владыка возмущен «враждебно-опасливым», как он выражается, отношением к церкви, на котором (цитирую его слова) «трогательно объединились и правительство, и школа, и общество и, притом, в одинаковой степени общество консервативное и оппозиционное». Эти слова стоят целого признания. Выходит, что никто в Российской империи не тяготился Синодом и обер-прокурорской властью, кроме небольшой кучки высших иерархов.
Но главное обвинение против Петра зиждется на том, что он нарушил древние православные каноны, упразднив патриаршество. Тем самым он исказил путь русской церкви, поставив ее на протестантские рельсы. По протестантским каноническим системам, церкви, находящиеся на территории данного государства, в высшем управлении своем зависят от главы данной территории — Landsherr’a. Исходя из этого можно сказать, что ущемление церкви началось задолго до Петра — в конце XV — в начале XVI века. Поднят был вопрос о секуляризации церковных и монастырских земель. В обсуждении и разрешении этого вопроса принимала участие не одна великокняжеская и царская администрация, но и власть церковная и широкие церковные круги. Общее мнение всегда склонялось в пользу ограничения, а потом и упразднения церковного землевладения. После Смутного времени ясно утвердился принцип: земля не имеет права выходить из службы государству; церкви и монастыри владеют землями, не по божественному праву, а по праву вотчинному, как даруемые церкви государством. Соборное уложение 1649 года не только подчеркнуло принцип власти государства над всей его территорией, но также идею единого государственного суда, что вело к ограничению суда церковного. «Монастырский приказ», учрежденный в XVII веке, ведавший «светскими делами церкви», был уже тогда и по составу своему вполне светским. Это был тот орган, который при Петре превратился в «Духовную коллегию», переименованную в Синод. Но вряд ли Собор 1649 г. и вся правящая верхушка Московского государства руководствовались протестантскими канонами. У них был свой собственный ориентир — насущная практика их страны, ее государственного устройства. Земельный вопрос был вопросом военным, вопросом обеспечения воинского сословия. Отсюда, а не от протестантских канонов пошло так называемое «принижение» церкви.
Если уж говорить о канонах, так надо вспомнить прежде всего византийские, по которым жила русская церковь,— а они не были нарушены Петром. Недаром после его смерти синодальная реформа признана была вселенскими патриархами и имеет санкцию высшего церковного авторства. В православной византийской церкви монархическая форма управления представлена не одним патриархом; существовал еще император. Он был не только светским государем, но и главой церкви. По византийскому учению, Бог поручил церковь императору. Вальсамон, канонист XII века, ставил его власть выше патриаршей. В титуле его значилось — «святой» и «владыка христианской вселенной». Он мог входить в алтарь, благословлять народ, совершать богослужения.
Со строго канонической точки зрения, русская церковь с самого начала управлялась византийскими императорами. Они участвовали в поставлении митрополитов на Русь, в распределении епархии, в суде над иерархами русской церкви.
Вполне естественно, что Пётр, провозглашенный в 1721 году императором, унаследовал все прерогативы, связанные с этим титулом. Этими прерогативами пользовался уже отец его, царь Алексей Михайлович. Когда патриарх Никон покинул Москву, не сложивши с себя патриаршества, но отказавшись от управления Церковью, место его заступил царь. Алексей Михайлович девять лет управлял церковью, и не по своему самодержавию, а по древнему византийскому праву, как наследник византийских василевсов. Нельзя забывать и того, что Синод в России главой церкви не был. Главой был император, управлявший Церковью посредством Синода.
Недостаток культуры не только резко отличал русское духовенство от прочих христианских церквей, но был источником всех ересей и расколов. Он делал русскую церковь беспомощной при столкновении с воинствующим католичеством и протестантством. Подавляющая часть духовенства не знала грамоты и совсем не осведомлена была в богословии. Никаких церковных школ, если не считать Славяно-латинской академии в Москве, основанной в конце XVII века, и киевской Могилянской академии. При Синоде же видим 4 духовных академии, 55 семинарий, 100 духовных училищ, 100 епархиальных школ с 75 тысячами ежегодно учащихся. Сама иерархия возросла численно. Вместо 20 епархий патриаршего периода к XX веку насчитывалось 64 и более чем 100 епископов. Цифра духовенства доходила до 100 000 при 50 000 церквей, 1000 монастырей и 50 000 монахов. Изменился внешний облик духовенства. В его среде появилось множество высокообразованных людей, выдающихся ученых.
- Происхождение украинского сепаратизма - Николай Ульянов - Публицистика
- Арабо-израильские войны. Арабский взгляд - Автор неизвестен - Публицистика
- Назад в будущее. История создания - Касин Гейнс - Кино / Публицистика
- Ради этого я выжил. История итальянского свидетеля Холокоста - Сами Модиано - Биографии и Мемуары / Публицистика
- Эт-руски. Загадка, которую не хотят разгадать - Анатолий Фоменко - Публицистика
- Исторический сборник «Память». Исследования и материалы - Коллектив авторов - Публицистика
- Открывая новые горизонты. Споры у истоков русcкого кино. Жизнь и творчество Марка Алданова - Андрей Чернышев - Публицистика
- Чувство психологической эстетики - Александр Иванович Алтунин - Менеджмент и кадры / Публицистика / Науки: разное
- Подлинная история России. Записки дилетанта - Александр Гуц - Публицистика
- Повесть Гоголя «Портрет» - Александр Иванович Алтунин - Менеджмент и кадры / Публицистика / Науки: разное