Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Шок — но не болевой — сковал ее в тот момент, когда она собиралась положить трубку на место. Трубка так и осталась гудеть на тумбочке около телефона. А Тамара замерла, свернувшись калачиком на широкой кровати родителей. В глазах отрешенность, в голове пустота. И не было слез. Не было ничего…
Прибыв по вызову, наряд милиции обнаружил сначала открытую нараспашку дверь в богатый кирпичный коттедж. Потом — на втором этаже в помещении зимнего сада два стреляных трупа. И, наконец, в одной из комнат девочку-подростка, одетую в школьную форму, которая, лежа на кровати, безучастно смотрела в пустоту.
— Эй, дочка. Алло. Ты в порядке? — Пожилой старшина похлопал Тамару по плечику, слегка надавив, перевернул на спину. Она продолжала молча глядеть в никуда сухими глазами. — Скажи хоть что-нибудь. Ваня, — старшина повернулся к напарнику, — свяжись еще раз с отделением. Пусть, кроме прокуратуры пришлют… В общем, сам видишь. — Он кивнул на Тамару. — Нужен врач.
— Мама… Папа… — вдруг прошептала девочка сухими губами.
Глава 2
ДОМОМУЧИТЕЛЬНИЦА
Герда. 17 июля 1999 г. 20-15 — 20-35Внутри мусорского УАЗа воняет бензином. Затянутые металлической сеткой окошки заляпаны грязью настолько, что почти не пропускают света, и в «стакане», предназначенном для транспортировки задержанных, почти полный мрак. Железная лавочка вдоль борта настолько узка, что, когда «луноход» подбрасывает на ухабах, я удерживаюсь на ней только чудом. И с удивлением вижу, что, не в пример мне, и Гизель, и Касторка, расположившиеся напротив, чувствуют себя на этом насесте совершенно вольготно, смолят одну сигаретину за другой и, перебивая друг друга, повествуют нам с Дианой — дебютанткам — чего предстоит ожидать у клиента.
— Мы к нему отправляемся уже в пятый раз…
— …Нет, в четвертый…
— …Ну, пусть в четвертый. Не суть. Так вот, зовут его Юрик. Хотя на вид ему не меньше семидесяти, все равно Юрик. Какой-то местный туз… Да, вроде, еще и политик. Точно не знаю, мы его не расспрашивали.
— Импотент. Притом полный. Только и способен теребить без толку свой вялый. Мы с Гизелькой пидорасимся на диване, изображаем, типа, двух лесб. А он на нас лупит буркалы и тащится. Ну, конечно, хавки выкатывает от пуза…
— …И всегда, стоит нам только нарисоваться, отстегивает каждой по вмазке. Мы обкайфуемся и… Впрочем, вас это ведь не колышет. Вы ж не торчите.
— Мы не торчим, — цедит Диана, всем своим видом показывая, насколько ей омерзительны обе лесбы-наркоши, за дозу кайфа готовые вылизать задницу старому пердуну. Ее б, Дианина, воля, она побрезговала бы даже плюнуть в их сторону, не то что участвовать в их базарах о ширеве и старом хрыче-импотенте. Но сейчас хочешь не хочешь, а послушать полезно. — Вы в курсах, кто еще будет там кроме Юрика?
— Нет, не в курсах.
— Нянек там видели? Пересчитали? — Касторка задумчиво чешет накрученную, как у барана, башку.
— Вроде бы четверо.
— Каждый раз постоянные? — вмешиваюсь в разговор я.
— Ну.
— Не нукай, а отвечай. С зоны вас всегда конвоировали трое, как сейчас?
— Нет, — качает репой Касторка. — Всякий раз только Пурген. Только один.
А вот сегодня нам в топтуны отрядили сразу троих вэвэшных контрактников. С автоматами, черт побери! С этими не пошуткуешь. Это не старенький прапор Пурген, которого знает вся зона и который за всю свою жизнь не обидел и кошки. Это волки! И вытащили их из логова, отправив в сегодняшний ночной дозор, не иначе как из-за нас с Диной-Ди. И хоть это и глупо, но я польщена: с нами считаются, нас боятся настолько, что в качестве охранников отправили, пожалуй, самых профессиональных негодяев, каких смогли отыскать.
— Что там за хата? — спрашиваю я.
— Дворец! — От восторга Касторка даже захлебывается сигаретным дымом и кашляет. — Три этажа. Все блестит, все сверкает.
— Ладно, увидим, — небрежно бросает Диана, и я ощущаю у себя на ладони ее теплую руку. — Гердочка-Герда, — шепчет она. — И куда же мы с тобой, дуры, полезли? Уж не в золотую ли клетку?
— Скоро приедем, — обещает Гизель.
— Гердочка-Герда. — Левое ухо обдает жарким дыханием Дины. — А не помолиться ли нам сейчас о спасении наших заблудших душонок? Потом на это может не оказаться времени.
Как миноносец на крутой волне, переваливаясь с боку на бок на бездорожье, «мелодия» медленно, но уверенно ползет вперед.
— Гердочка-Герда… — Стыдно признаться, но чего-то меня бьет мандраж:
— Не менжуйся, Диана. Все будет о'кей. Думай о том, что у тебя впереди только… Невелик выбор. Или еще семь лет без права на помиловку или амнистию, или…
— Гердочка-Герда…
Знала бы ты, как я не хочу воевать. Но если так повернулась судьба, выбирать не приходится. И если нам суждено нынче влезть в большое дерьмо, мы сделаем это вместе. Два года уже везде и всегда… вместе…
Тамара. 1991 г. ИюньО том, что судьба наградила его непутевым младшим братишкой, отец в присутствии дочери упоминал не единожды. «И в кого удался?» — вздыхал он. Тамара и сама давно отметила, что дядя Игнат даже внешне мало походит на старшего брата. В противоположность высокому, с крепкой спортивной фигурой, всегда подтянутому и уравновешенному отцу дядюшка был ниже его на полголовы, хилым, вечно наряженным в мешковатые слаксы, обладателем узких девчоночьих плечиков и выпирающего живота. Заезжая в гости, он всегда старался казаться солидным, строил, насколько хватало умения, из себя степенного бизнесмена новой российской формации, ничем не уступающего действительно удачливому старшему брату. Но стоило дяде забыть на секунду о том, что следует держать марку солидности, как он сразу же превращался в суетливого живчика, говорил быстро и сбивчиво, брызгая слюной и не давая возможности собеседнику вставить ни слова. Иногда, возбудившись, он начинал метаться по комнате. Размахивая руками и комично подергивая правой ногой. Потом вдруг успокаивался, разваливался в кресле и, эффектно щелкая крышечкой дорогой зажигалки, вновь корчил из себя солидного человека. До тех пор, пока снова не забывался и не начинал суетиться.
— Мать переносила его почти три недели. И роды были очень тяжелыми, — как-то раз сообщил отец маме, не обращая внимания на вертящуюся поблизости (ушки на макушке) Тамару. — К тому же одно время он много пил.
Тамаре было известно, что дядя Игнат после школы сумел поступить в Политехнический институт, где проучился три года и откуда его поперли за академическую неуспеваемость и пьянку. Прямо из института дядюшка, чтобы не загреметь в армию, перебрался на Пряжку — там провел несколько месяцев, кося под законченного дурака. Его старший брат к тому времени уже пять лет работал инженером в Череповце, а Тамара готовилась поступать в первый класс. Дядя, выписавшись из больницы, попробовал оформить себе инвалидность, но, получив от ворот поворот, устроился грузчиком в овощной магазин. В это время умерла его мать — Тамарина бабушка, — и он остался абсолютно один в трехкомнатной квартире на Красноселке. Две комнаты сразу же были сданы азербайджанцам, торговавшим на Пушкинском рынке. С работы дядю уволили, поймав пару раз на воровстве, и он вновь погрузился в длительные запои.
В Череповце Тамара не раз слышала, как отец сокрушается, что брат погибает, что квартиру он почти потерял, что надо что-то предпринимать, но это были лишь разговоры. Тогда отец разворачивал собственный бизнес, и голова у него была занята другими заботами. Но полтора года назад, перебравшись в Ленинград, он все же взялся за спившегося братца всерьез. Сперва настоял на том, чтобы тот закодировался, потом вышвырнул из квартиры азербайджанцев и, наконец, взял Игната в свою фирму на должность кладовщика.
Казалось бы, жизнь дяди Игната неожиданно обрела второе дыхание. Полная трезвость, хорошая должность, приличный оклад, к которому старший брат регулярно выдавал довесок из своего кармана. Уже через три месяца удалось сделать в квартире ремонт, еще через месяц привести туда гражданскую жену — высокую дородную инспектрису пушкинского РОНО, а к Новому году получить водительские права и, подзаняв немного деньжат, купить старый «Опель-Аскону». Еще полгода назад тихий и скромный, наконец протрезвевший и до слез благодарный брату Игнат теперь обрел уверенность, и из него поперли наружу амбиции. Дядюшка стал открыто проявлять свое недовольство, считая, что родной брат мог бы предоставить ему нечто большее, чем должность простого кладовщика. Он всерьез загорелся желанием открыть свое дело и принялся строить планы один грандиознее другого. Но на претворение в жизнь этих планов требовался начальный капитал.
— Дай, — начал он приставать к старшему брату, и однажды Тамара случайно подслушала, как в кабинете отец громко выговаривает дяде Игнату:
— Это бредятина! Это воздушные замки, на которых ты погоришь уже через месяц! В этой сделке развести тебя на сто семьдесят тысяч проще, чем отобрать у ребенка конфету. Я никогда не впишусь в такую пустышку!
- Мэр в законе - Борис Седов - Боевик
- Кастет. Первый удар - Борис Седов - Боевик
- Валет Бубен - Б. Седов - Боевик
- Выстрел ценой в битву - Александр Тамоников - Боевик
- Реалити-шок - Грегуар Эрвье - Боевик
- Рок-н-ролл со смертью - Б. Седов - Боевик
- Алгоритм смерти - Стивен Хантер - Боевик
- Наследство старого вора - Б. Седов - Боевик
- Спецкоманда SEAL. Абордаж - Кейт Дуглас - Боевик
- Не верь, не бойся, не прощай - Сергей Майдуков - Боевик