Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И ведь не то чтобы эти замечания делались совсем без повода. Но неужели об этом нужно было говорить так много, так подробно, так изобретательно? Эмили казалось, что этот маленький носик обнюхивает подмышки ее заношенных маечек и пятна на нижнем белье. Она ждала мисс Крайтон-Уокер у дверей ее кабинета, чтобы в очередной раз идти вместе в церковь, и чувствовала, как от волнения пот начинает течь у нее по спине под драповым пальто и дальше, вниз, по фильдекосовым чулкам, – а вдруг мисс Крайтон-Уокер учует этот запах ее страха? Тело же самой мисс Крайтон-Уокер, казалось, никаких естественных запахов не издавало; так – легкий аромат лаванды и совсем чуть-чуть нафталина.
Мисс Крайтон-Уокер заговаривала с Эмили о ее родственниках. Собственно говоря, родственники Эмили отношения к этой истории не имеют, хотя, наверное, вам интересно про них что-то услышать. По меньшей мере чтобы знать, встанут ли они в этом противостоянии на сторону мисс Крайтон-Уокер – или они смогут хоть что-то противопоставить ее моральному давлению. Эмили Брей училась на стипендию, по программе господдержки. Ее семья жила в Поттерис – районе гончарных мастерских, и в семье было пятеро детей. Отец Эмили был бригадиром рабочих, которые в большой печи обжигали посуду: чайные чашки в ландышах, суповые тарелки со строгим золотым ободком из кинжальных шипов, ядовито-зеленых фарфоровых собачек с разинутым ртом, в которых держат зубные щетки или резинки. Мать до замужества работала учительницей младших классов. Она училась в Хомертонском женском педагогическом колледже в Кембридже, и там у нее появилась мечта, чтобы ее дети учились в Кембриджском университете. Эмили была самой старшей из детей, а второй ребенок, Мартин, родился дауном. Мать решила, что Мартин – заслуженное наказание за ее гордыню, и любила его самоотверженно, больше других детей. На троих младших она почти не обращала внимания. Эмили относилась к их возне и писку примерно с той же брезгливостью, какую мисс Крайтон-Уокер испытывала к ней, а может быть, и ко всем девочкам. Собственно, из всего этого важны только две вещи: постоянное чувство вины, которое Эмили унаследовала от матери, с ее недолговечными мечтами о лучшем будущем для своих детей, и то, что в семье был Мартин.
Про Мартина мисс Крайтон-Уокер, конечно, знала. Отчасти из-за него Эмили и дали стипендию: семья, нуждающаяся в социальной поддержке. У школы была квота на прием девочек из таких семей, даже без учета успеваемости. И если уж мисс Крайтон-Уокер готова была заводить с Эмили разговор, то именно о Мартине. Расскажи мне, пожалуйста, о своих братьях и сестрах, начала она как-то, и Эмили перечислила: Мартину тринадцать лет, Лорне десять, Гарет восемь, Аманде пять. Ты, наверное, скучаешь по ним, спросила мисс Крайтон-Уокер, а Эмили ответила: да нет, не очень, она же бывает дома на каникулах, младшие очень шумные, мешают заниматься. Но ведь ты же любишь их, не отставала мисс Крайтон-Уокер, и голос у нее перехватывало от стремления говорить по душам, ты же, наверное, переживаешь, что ты для них уже как бы немного чужая? Эмили действительно чувствовала себя чужой в шумной и тесной семейной кухне, но больше тревожило и смущало ее отчуждение матери, которая думала только о Мартине. Впрочем, Эмили догадывалась (и совершенно правильно), что мисс Крайтон-Уокер имеет в виду совсем другое: что она ощущает себя отделенной от своей семьи учебой в престижной школе, что винит себя за то, что не помогает маме. Эмили рассказала, как она научила сестренку Аманду читать, буквально за две недели, и услышала от мисс Крайтон-Уокер: я замечаю, что ты не упоминаешь о Мартине. Тебе неловко о нем говорить, ты его стыдишься? Тебе ни в коем случае не следует стыдиться болезни твоего брата, сказала мисс Крайтон-Уокер (которая стыдилась, видя у Эмили чернила на пальцах или грязь на ботинках), нельзя стыдиться своих родных. Я его люблю, сказала Эмили. Она и правда его любила, качала на руках и пела ему песенки, когда он был маленький, терпела, когда он рылся в вещах на ее половине комнаты, чертил каракули в ее тетрадях, топил в ванне ее книжки. Она вспомнила, как он медленно и благодушно улыбается и подмигивает. Мы все его любим, сказала она. Тебе не следует его стыдиться, снова сказала мисс Крайтон-Уокер.
* * *Бывало, мисс Крайтон-Уокер ненадолго отбрасывала свою строгость. В школьном распорядке случались особые дни, когда она выступала в традиционной роли, – например, каждый год на Хеллоуин она рассказывала ученицам историю про привидения. Все собирались в школьной столовой, среди голых стен, где в двух сотнях пустотелых тыкв, прорезанных в виде ухмыляющихся голов, горели две сотни свечей. Накануне девочки часами сидели и вырезали тыквы – сначала они потихоньку жевали кусочки сладкой мякоти, потом уже смотреть на нее не могли. И после этого во всей школе много дней пахло, как в коровнике: запах подгоревшей тыквы, опаленной свечами во время страшного рассказа, смешивался с терпким запахом сырых тыквенных корок.
Час перед рассказом был отведен на ежегодный карнавал: в простынях или вязаных паучьих сетях, с нетопырьми крыльями за спиной или с бумажными косточками скелета на трико, девочкам разрешалось с громкими криками побегать по темному саду. Историю мисс Крайтон-Уокер рассказывала неправдоподобную: про встречу призрака коровы и римского центуриона в священной роще, посреди которой стояли роскошные старинные качели. Из истории следовало, что всякий, кто встретит призрака белой коровы, исчезнет, как исчез в свое время центурион; хотя он-то исчез не до конца, и среди деревьев рощи можно и по сию пору уловить следы его присутствия: блик от шлема, шорох подола кожаной рубахи под доспехом. Когда мисс Крайтон-Уокер в очередной раз рассказывала эту историю – которой, честно сказать, недоставало увлекательности и отчетливой кульминации, – по залу пробегал смешок. Девочки давно придумали, что мисс Крайтон-Уокер по ночам тайком качается на этих качелях посреди рощи в полной наготе. Эмили сама слышала, как мисс Крайтон-Уокер заявила группе учениц, что она перед сном любит посидеть у себя в комнате на коврике перед камином совершенно без одежды. Очень приятно чувствовать, как твою кожу обвевает воздух, говорила она, благостно сложив руки домиком. Это естественно и приятно. Эмили не знала, на чем основана коллективная фантазия о том, что мисс Крайтон-Уокер по ночам нагишом качается на качелях в саду, – может быть, она когда-то сказала девочкам, что ей бы этого хотелось, что было бы славно и радостно рассекать темный воздух ничем не обремененным телом, касаться нижних ветвей густых деревьев сада голыми пальцами ног, чувствовать, как прохлада струится по тебе сверху донизу. Так или иначе, теперь среди девочек гуляли сразу несколько рассказов о том, что кто-то своими глазами видел мисс Крайтон-Уокер за этим занятием, наблюдал, как ее молочно-белая фигура раскачивается взад и вперед. Эмили представляла себе эту картину гораздо яснее, чем хеллоуинскую историю про корову-призрака и центуриона: лунно-белое лицо и неподвижные букли, в которых даже волосок не шевельнется. Тяжелые, мощные качели в воображении Эмили были похожи на виселицу. А сам вечер при свечах смутно напоминал ей первый день в школе, собрание в комнате мисс Крайтон-Уокер и аллегории на тему смерти Ходжи.
Первые признаки интереса и волнения, направленного на массу пока еще неразличимых мальчиков из соседней мужской школы, вызвали у мисс Крайтон-Уокер приступ лихорадочного противодействия. Поговаривали, что при прежней, более либеральной начальнице мальчикам разрешалось провожать девочек из церкви до школы, но при нынешней об этом никто не посмел бы и заикнуться. Впрочем, Эмили краем уха слышала, что некоторые девочки запрет нарушали. Сама Эмили пока что не выделяла никого из толпы мальчиков. Она была влюблена в Бенедикта, в Пьера Безухова, в Макса Рейвенскара, в мистера Найтли.[3] Раз в год в женской школе устраивался бал, куда мальчиков привозили на нескольких автобусах. Они кучками жались у стены, молчали, прятали влажные ладони. Отменить бал мисс Крайтон-Уокер не могла: это была старинная традиция, к тому же директор мужской школы и члены попечительского совета одобряли это проявление терпимости в образовательном процессе. Но она возражала. Собирая девочек на ежесубботние поучения, она неделю за неделей предупреждала их о подстерегающих опасностях, правда было не совсем понятно каких. В предвыпускном классе она так и заявила, что, если мальчик к девочке слишком прижимается или крепко ее обнимает, девочка должна спокойным тоном сказать: «Не присесть ли нам до конца этого танца?» Девочки держались за животики от смеха, просто катались по своим кроватям в дортуаре и на все лады повторяли этот mot,[4] в точности воспроизводя голос и интонации мисс Крайтон-Уокер (в умелицах точно пародировать мисс Крайтон-Уокер недостатка не было). Они начищали свои цветные туфли-лодочки, огненно-красные или переливчато-синие, перебирали жесткие складки широченных юбок из шуршащей тафты, которые собирались надеть с обманчиво-скромными шелковыми блузками и тугими широкими поясами. Эмили запомнилось и потом многие годы вспоминалось, что в борьбе против всяческих сексуальных поползновений и намеков на возбуждение мисс Крайтон-Уокер больше всего нападала на использование особами женского пола бритвы, – у нее получалось целое исчерпывающее изыскание, система научных доказательств того, насколько это непривлекательно и противоестественно. Произнести слово «подмышки» было выше сил мисс Крайтон-Уокер, поэтому она долго, подробно и убедительно рассуждала о том, как плохо влияет на кожу частое бритье ног: «Я прекрасно знаю, что после того, как сбрит естественный мягкий пушок, отрастает отвратительная темная щетина, и ее приходится сбривать все чаще и чаще. Спросите любого садовника, и он вам скажет, что после скашивания травы она растет гуще и грубее. Я прошу девочек, которые привезли с собой бритвы, отослать их домой и попросить родителей больше их сюда не присылать». А еще перед балом она несколько недель рассуждала о вреде дезодорантов, о том, что молодым девушкам они не нужны и что отдаленные последствия длительного воздействия химических веществ на нежную кожу еще не изучены. А если девочки боятся, что им будет слишком жарко, то всегда можно слегка припудрить отдельные места тальком.
- Франц, или Почему антилопы бегают стадами - Кристоф Симон - Зарубежная современная проза
- Мобильник - Лю Чжэньюнь - Зарубежная современная проза
- Жизнеописание грешницы Аделы (сборник) - Ирина Муравьева - Зарубежная современная проза
- Потешный русский роман - Катрин Лове - Зарубежная современная проза
- Красный ошейник - Жан-Кристоф Руфен - Зарубежная современная проза
- Моя любовь когда-нибудь очнется - Чарльз Мартин - Зарубежная современная проза
- Твоя вторая жизнь, или Шанс все изменить - Рафаэлла Джордано - Зарубежная современная проза
- Замужем за облаком. Полное собрание рассказов - Джонатан Кэрролл - Зарубежная современная проза
- Дом, в котором меня любили - Татьяна Ронэ - Зарубежная современная проза
- Этот прекрасный принц – такой дурак! - Агата Коломбье Ошбер - Зарубежная современная проза