Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я молча села туда, куда мне было приказано, очень сожалея в душе, что не могу сидеть рядом с братом. Здесь мальчики и девочки сидели раздельно.
– Меня зовут Мафальда, – прошептала мне на ухо соседка. – Я из Капориджо. А ты?
Я взглянула на нее – смуглую, черноволосую, с быстрыми глазами.
– А я Ритта.
Она приложила палец к губам:
– Т-с-с! Тихо!
Фра Габриэле развернул длинный список учеников – их было человек пятьдесят, не меньше. В деревне не было школы, и если бы не эта, устроенная братьями францисканцами, все были бы неграмотны. – Бартолани Томмазо!
– Я, падре! – со скамьи мгновенно вскочил сын нашего соседа.
– Верона Беньямино!
– Я здесь!
– Луото Гвидо! Алатри Паоло! Казоли Джузеппина!..
Я слушала эту перекличку, наблюдая, как то в одном, то в другом конце класса быстро вскакивают и снова садятся ученики. Слышался шорох падающих книг, шарканье ног и стук мела о доски.
– Риджи Сюзанна!
Увлекшись, я продолжала сидеть, не обратив внимания на названное имя. Оно было мне чужим. Никто не называл меня Сюзанной, и я не привыкла к нему.
Мафальда локтем толкнула меня в бок.
– Что ты сидишь? Отвечай!
– Риджи Сюзанна, – повторил фра Габриэле.
Я вскочила, не зная, что говорить. Много раз повторенные слова вылетели из головы, и из-за испуга я не могла их вспомнить. В классе послышался смех.
– Что ты стоишь? – спросил фра Габриэле.
Я растерялась. Туго заплетенные косы, новые тесные башмаки на ногах, высокие темные потолки в классе сковывали меня, я казалась себе глупой и смешной. Мне стало горько от этого, и я едва сдержала слезы.
– Садись, – ледяным тоном сказал учитель, – и знай, что впредь за свое невнимание ты будешь наказана.
Я села на место, вся красная от стыда. Пальцы у меня дрожали так, что я не могла держать мел. Краешком глаза я смотрела, как рядом выводит какие-то буквы Мафальда, и боялась, что от меня потребуют того же. Никогда раньше я не училась писать и не знала ни одной буквы.
Фра Габриэле писал на доске какие-то буквы, слова, а ученики хором читали их, растягивая звуки, как церковное пение. Я старалась попасть в такт, наперед угадывая, что они будут распевать, хотя слова, написанные на доске, были для меня лишь непонятными знаками. Я все время сбивалась, путалась и краснела, понимая, что такое учение не для меня. Я, наверно, очень бестолковая… И вместе с тем меня начинала одолевать скука. Несколько раз я подавляла зевоту, и мой взгляд непреодолимо тянулся за окно, во двор монастыря, где чирикали воробьи. Один из них вскочил на подоконник и радостно подпрыгивал, заглядывая в класс.
Фра Габриэле вернулся за кафедру и, развернув журнал, принялся вызывать то одного, то другого ученика, приказывая им написать то или иное слово. Ардильо Джеппи сделал две ошибки, за что получил десять ударов линейкой по ладони. Джелиндо Мартини был посажен на ослиную скамью с бумажными длинными ушами на голове. Класс громыхал от смеха. Я тоже смеялась. Сцены, увиденные мною, по нашим деревенским понятиям, не содержали ничего жестокого или унизительного…
Я снова посмотрела в окно. Серые стены заслонили все зеленое цветение мая. Лишь неприхотливые ветви плюща прижились на холодном камне, и ярко-синее итальянское небо оживляло его своей весенней улыбкой. Лужи еще не высохли после вчерашнего дождя, и в каждой из них отражалось солнце. Я улыбнулась, радуясь этой частичке живой природы, проникшей сквозь глухие стены монастыря.
Снова посмотрев на доску и убедившись, что совсем ничего не понимаю, я не сдержала зевка…
– Сюзанна Риджи, – вдруг сказал фра Габриэле, – встань. Я послушно поднялась, испуганная, что меня тоже позовут к доске.
– Сюзанна Риджи, ты видишь ту палку?
Я посмотрела на длинную деревянную линейку, стоявшую в углу.
– Да, падре.
– Я делаю тебе последнее предупреждение. Если ты будешь вести себя подобным образом, я накажу тебя именно этой палкой. Ты поняла меня?
– Да, – прошептала я.
– Тогда садись и слушай.
Я не успела сесть – за дверью задребезжал звонок. Дети мгновенно вскочили. Бросив книги и доски, они бежали к дверям, распахнули их, и вскоре монастырский двор наполнился их криками и веселым смехом. Обо мне все забыли. Фра Габриэле, сложив руки на груди, тоже вышел из класса.
Я всхлипнула. Трудно описать ту неприязнь, которую я испытала к школе и фра Габриэле. Он казался мне мерзким, отвратительным костлявым чудовищем, которое хотело иметь надо мной власть. Как было хорошо дома! Я не хочу, не хочу учиться в такой школе!
Рука Луиджи ласково погладила меня по голове.
– Не плачь, малышка, – сказал он, вытирая слезы. Ты недолго здесь будешь. Как только научишься читать, сразу же перестанешь сюда ходить.
– Правда? – спросила я, пытаясь понять, то ли он просто жалеет меня, то ли действительно так думает.
– Конечно, правда, Ритта. Ты же девочка, тебе не нужно много знать.
– А ты?
Он пожал плечами.
– А мне тоже эта школа надоела. Брошу ее как-нибудь и уеду во Флоренцию.
Я вздохнула. Слезы высохли у меня на щеках. Я схватила руку Луиджи и крепко сжала.
– Ты мне будешь помогать, хорошо? Он тряхнул иссиня-черными кудрями.
– Договорились, буду. Только не сейчас. Пойдем лучше во двор…
Во дворе дети шарахались от нас как от чумных. Даже Мафальда, прослышав, очевидно, о моей матери, уже не заговаривала со мной. Нас никто не задирал, так как Луиджи сам слыл большим задирой, однако мы стояли особняком и не принимали участия в играх. Глаза у меня снова наполнились слезами. Я стояла, крепко прижавшись к брату, словно боялась, что кто-нибудь меня ударит.
– Эта вшивая Риджи даже в школу явилась в лохмотьях, – едко заметила Джованна Джимелли.
Я залилась краской, услышав одобрительный хохот ребят, и невольно оглядела свою одежду. Нет, это неправда! На мне все было чистое – пусть не новое, но чистое, и это меня даже стесняло.
Луиджи, как боевой петух, подскочил к Джованне и схватил за косу. Она завизжала.
– Может быть, мы и ходим в лохмотьях, зато запросто устроим трепку любой разряженной дурочке!
Никто не решился вступиться за дочь самого богатого крестьянина в деревне. Все, очевидно, помнили о том, что у Ритты Риджи, кроме Луиджи, есть еще четыре брата… Луиджи несколько раз чувствительно дернул Джованну за косу, ее голова от этого дергалась, как у тряпичного Пульчинеллы, и отпустил. Вся ученическая братия проводила его мрачными взглядами…
– Я все расскажу отцу, – сказала Джованна, красная от стыда. – И отцу, и фра Габриэле!
Забыв о происшествии, остальные дети принялись завтракать. Разворачивая завернутые в бумагу бутерброды и крынки с молоком, брынзу и еще теплый творог, они весело переговаривались друг с другом и смеялись. Я отвернулась, почувствовав голод. Что мне было делать, если Нунча не может давать мне и Луиджи завтраки в школу…
- Валтасаров пир - Роксана Гедеон - Исторические любовные романы
- Первая любовь королевы - Роксана Михайловна Гедеон - Исторические любовные романы
- Фея Альп - Элизабет Вернер - Исторические любовные романы
- На берегах Ганга. Раху - Грегор Самаров - Исторические любовные романы
- Мариадон и Македа - Герцель Давыдов - Исторические любовные романы
- Закатная повесть - Stark - Исторические любовные романы / Периодические издания
- Рено, или Проклятие - Жюльетта Бенцони - Исторические любовные романы
- Сокровенное желание - Андреа Кейн - Исторические любовные романы
- Любовная лихорадка - Кэти Максвелл - Исторические любовные романы
- Рождество в Центральном парке (ЛП) - Шуп Джоанна - Исторические любовные романы