Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наутро оптимизм снова вернулся к нему. Его знакомый попросил извинения за вчерашнее, привел в порядок стол, снова был приветлив и вежлив. Мах тепло распрощался с ним и покинул гостиницу, потому что вечером собирался уезжать.
Весь день он бродил по Ленинграду, потом купил билет в стереокино на Невском и решил поискать место, где можно было бы провести время до начала сеанса – больше двух часов. Его внимание привлекло величественное здание с колонами, мелькнувшее в переулке, и он пошел на него взглянуть. Это оказался Русский музей. До его закрытия оставался всего час. Он зашел туда и в одном из залов вновь встретился с Юлей. Если бы ему сказали раньше, что такое возможно, он бы недоверчиво усмехнулся. Это было похоже на везение в карточной игре. Даже сейчас, когда все кончилось, что-то вне их воли было против того, что они больше не виделись.
Он не знал, что сказать от неожиданности, и спросил зачем-то, на чем она приехала в Ленинград.
– На поезде, – ответила она равнодушно и устало.
– А я на самолете. Что-то мы с тобой так странно встречаемся.
– Да, удивительно.
Он с мучительным счастьем смотрел на ее прекрасное, монашески отрешенное от суеты и от него лицо, пребывающее в вечности вселенной и думал: «Вот она манящая, дразнящая и недоступная судьба. Для нее творили художники всех времен, построены дворцы и совершалось все значительное на земле.»
– Я сегодня уезжаю, – сказал он.
– Что так рано? – спросила она, скорее всего, из вежливости. – Ну, ладно, мне туда.
Она кивнула на следующий зал.
– Можно мне с тобой? – спросил он наудачу, внезапно поняв, что ему нечего терять, и что он чувствует терпкий вкус жизни только рядом с ней.
– Нет.
– Почему?
– Я люблю одна.
Они снова расстались.
Она стала изредка сниться ему по ночам, чего никогда не случалось, когда снилась ему наяву.
Тоска о ней стала единственным чувством, заполнившим мир. Он по инерции продолжал жить, двигаться, ездить на лекции и выполнять задания, но не видел в этом никакого смысла. Воспоминания и всепоглощающая тоска, – вот и все, что осталось.
В воскресенье двадцать седьмого февраля Мах и Авенариус писали все тот же философский трактат в читальном зале. Закончив очередную главу, они вышли из библиотеки и решили прогуляться по близлежащим улочкам.
Было еще светло, с сосулек падали на тротуар редкие капли. Авенариус, как обычно, запел вполголоса мелодичную песенку «Битлз». Пока они шли, он исполнил, должно быть, целый альбом. Раньше, бывало, и Мах мурлыкал одновременно что-нибудь свое из «Ти Рекс» или «Битлз», но теперь ему не пелось. В одном из переулков Авенариус встретил знакомого с длинными волосами, заменявшими ему шапку, с потертым портфелем в руке. После обмена приветствиями и несколькими свежими анекдотами, парень предложил им выпить, показав лежащий на дне портфеля огняк и граненый стакан. Авенариус охотно согласился, а Мах возражать не стал. В укромном уголке скверика они выпили по стакану червивки и распрощались с добрым малым. Вино без закуски оказало на двух философов-идеалистов странное действие. Авенариус предложил немедленно ехать к Юле, и Мах не смог устоять перед соблазном прервать хоть ненадолго эту муку отлучения.
Через каких-нибудь полчаса они стояли перед заветной дверью, и Мах, бледный от волнения, счастья и страха, нажал на кнопку звонка. Открыла Юля в знакомом нарядном платье.
– Мы в гости, – сказал Авенариус.
– У нас уже есть гости, – сказала она, обводя их растерянным взглядом, – а, впрочем, проходите.
В ее глазах мелькнули знакомые озорные искры, говорившие о том, что сюрпризы – в ее вкусе.
Их познакомили с гостями и усадили за стол выпить штрафную. Гостями была семья, недавно переехавшая из Сахалина. В этой семье был сын одного с ними возраста. Без труда можно было догадаться, что он тоже не избег Юлиных чар. Мах сразу понял, что, если Юля не переменилась, а это было невероятно, парню повезет не больше, чем ему.
Мах вел себя как человек, который уже все потерял: независимо и непринужденно. Он смотрел на нее, танцевал с ее мамой и даже с ней. С Юлей не проронил ни слова, зато с мамой наговорился вдоволь, осыпая вопросами. Ему хотелось зачем-то узнать напоследок побольше.
Потом Авенариус ушел на кухню курить с ее папой, а Юля поставила очередную пластинку с модной песней «Гуд бай, мама» и пошла танцевать со своим новым поклонником.
– Ты что приуныл? – спросила она у Маха насмешливо из-за плеча партнера.
– Да так, музыка навеяла, – отвечал он с фальшивой бодростью.
– Ничем не могу тебе помочь, – сказала Юля.
Он промолчал. Ему было все равно, и он был довольно пьян. Авенариус несколько раз уже предлагал уйти, но он все оттягивал, пока не заставил себя понять, что они засиделись. Пошли в прихожую одеваться. Юля и ее знакомый подали на прощание руку. Ее рука была такая же теплая, как в первый вечер.
– До свидания. До лучших времен, – сказала она.
– А когда наступят лучшие времена? – поинтересовался он.
– Не знаю, – она на секунду задумалась. – Не скоро.
1976
Опубликовано в ж-ле «Орел и Скорпион» №2 1997 г.
Преддипломная практика
Перед тем, как отправиться на преддипломную практику в Армавир, я ездил в Ригу.
На обратном пути с нами ехала немка Карри. Кроме нее в купе были ещё мой ровесник, рабочий с авиазавода, очень общительный парень и армянин лет двадцати семи. Естественно, Карри стала предметом нашего любопытства, ибо не каждый день приходится общаться с хорошенькими иностранками.
Выяснилось, что она студентка пединститута в каком-то немецком городе, проходит стажировку в Минске, сейчас у нее каникулы, и она едет к своей подруге в Орёл. У нее получалось «в Огёль», и мы не сразу сообразили, что это за город. Оказалось, она пьёт чай и кофе без сахара, любит пиво и не собирается замуж до двадцати пяти лет, по той причине, что у нее много друзей, и она любит танцевать.
Вернулся в Воронеж в воскресенье, а на следующий день, в понедельник уехал в поезде со своими десятью товарищами в Армавир, ещё находясь под впечатлением путешествия в Ригу. Дорогой мы пили закупленную перед отъездом водку и играли в карты.
По приезду на завод, нас направили в Дом колхозника. Мы долго ехали автобусом и вышли не на своей остановке, из-за чего пришлось изрядно пилить пешком с тяжелыми чемоданами. В Доме колхозника нас приветливо встретили и поселили всех в одной большой комнате.
Вечерело. Поужинали в столовой неподалёку и всем табором отправились осматривать достопримечательности центральной части Армавира: базар, магазины, кинотеатры, площадь Ленина с великолепным современным облицованным белым мрамором высотным зданием районной и городской власти. Поразило обилие парков и аллей, пересекающих город сплошными полосами вдоль улиц по всем направлениям. Армавир мне сразу понравился своим неизъяснимым своеобразием. Что-то в нём было трогательного, берущего за душу, поэтического, южного и восточного одновременно. Да и люди были какие-то особенные, открытые, спокойные, уверенные в себе.
По вечерам, возвращаясь в Дом колхозника после целого дня шатаний по заводу и по городу, мы допоздна слушали радио, играли в карты, курили, пили вино или пиво. Я и Вадик обычно не участвовали в этих мероприятиях и занимались своими делами. Вадик писал письма, листал журналы, а я изучал купленный том биографии Ленина, которая давала много поводов для размышлений. «Вот человек, – рассуждал я, – вроде бы с обычной биографией, какая у многих, так же, как многие, в двадцать один год получил высшее образование, а столько успел. Трудно было бы любому другому предвидеть то, что предвидел он, бороться за то, что казалось недосягаемо далеко и добиться цели». Некоторые поразительные факты биографии я зачитывал вслух. Ребята высказывали свои соображения…
Под Новый год почти все разъехались домой. В Армавире остались только мы с Валерой Н. Чтобы как-то развеять скуку, решили с ним поехать в Кисловодск. Утром встали пораньше. Долго ожидали на остановке автобуса, ёжась от холода. Наконец, добрались до автовокзала, билеты были куплены накануне, и оставалось еще около получаса до отправления. Хотели позавтракать, но буфет оказался закрыт…
За пару часов добрались до Минвод и пересели на электричку, которая доставила нас на кисловодский вокзал. Как давно я здесь не был! Целых шесть лет прошло с моего первого посещения этих мест. Тем приятнее было узнавать прежние черты и находить новые в облике этого любимого богом города.
Самое острое воспоминание первого посещения Кисловодска – киоск со старинными книгами. Там было собрание сочинений Конан-Дойла ещё тысяча девятьсот, кажется, седьмого года, которое стоило триста рублей; издававшиеся при жизни авторов стихи Бальмонта и Северянина (35 рублей), журналы, подшивки старых газет; были ещё прижизненные Достоевский и Пушкин – чудом не развалившиеся тома… и всё притягивало, как магнит, я подолгу простаивал перед стеклом, сожалея, что не было денег. Если бы были, я бы всё купил. Теперь мне было не до редких книг…
- Лопухи и лебеда - Андрей Смирнов - Русская современная проза
- Железная лига - Игорь Левашов - Русская современная проза
- Наедине с собой (сборник) - Юрий Горюнов - Русская современная проза
- Город на холме - Эден Лернер - Русская современная проза
- Впрок - Андрей Платонов - Русская современная проза
- Про Клаву Иванову (сборник) - Владимир Чивилихин - Русская современная проза
- Свет на обочине (сборник) - Игорь Квятковский - Русская современная проза
- Город Lesobon. «Мемуар» советского школьника - Андрей Барабанов - Русская современная проза
- С неба упали три яблока. Люди, которые всегда со мной. Зулали (сборник) - Наринэ Абгарян - Русская современная проза
- Баламуты. Рассказы - Валерий Анишкин - Русская современная проза