Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вот список того, что мне нужно, – сказала девушка. – Хотите проверить? – Она протянула ему обрывок конверта.
– Нет, – ответил он. – Не надо. Раз вам всё это нужно, значит нужно.
– Да, но без денег тут не обойтись, – сказала девушка.
– Я сегодня дам Эмету денег.
– Я бы не стала этого делать, – сказала она. – Ни За что не стала бы. Пусть Эмет заплатит из своих и возьмет счета, а потом мы с ним договоримся. Кто вам поставляет крупу и прочее?
– Мамаша обычно брала в кооперативной лавке, – ответил он. – Но потом они перестали сюда ездить.
– Неважно. А где у вас растительное масло? У меня ни пинты не осталось. Разве вы не закупаете оптом?
– Нет, я покупаю понемножку; как кончится, так и покупаю.
– А почему бы вам не покупать оптом? Хотя бы сто галлонов сразу? Так ведь дешевле получится.
– Сто галлонов? – повторил он.
– Ну да, а почему бы и нет? И муку тоже можно брать оптом. В такой глуши, куда никто не приезжает, нужно иметь всё с запасом.
– Мне, знаете, это как-то в голову не приходило, – сказал он. – Да, помню, как-то, когда я был еще совсем мальчонкой, несколько дней шел сильный снег, и никто не мог подъехать сюда. У нас тогда кончилась мука, и мы сидели без хлеба.
– Вот видите, – сказала она.
Она налила ему вторую чашку чая. Чай был вкусный, крепкий и сладкий; хлеб она нарезала большими ломтями, и на столе стояло малиновое варенье. Он любил сладкое, а она словно знала это.
– Теперь еще об одном, – сказала она. – О моей комнате. Еще некоторое время я смогу там спать, но что-то нужно сделать. Конечно, вам придется потратиться, но дело стоит того.
– Пожалуй, я и сам мог бы этим заняться, – предложил он.
– Пожалуй, могли бы, – повторила она, – но, пожалуй, вы никогда не соберетесь. Тут работы не меньше, чем на месяц.
– Нда, что правда, то правда.
– Нужно счистить всю старую краску. Починить оконные рамы. Оклеить всё заново…
– Нда.
– На вашем месте я наняла бы рабочих сейчас же, не откладывая. Может, хотите, чтобы я их наняла?
– Да, – сказал он. – Да. Я вам доверяю.
* * *Вечером, лежа в постели, он слушал, как, сгущая теплую тишину июньских сумерек, где-то в лесу всё еще кукует кукушка. Но теперь он различал и другие звуки. Было так странно сознавать присутствие в доме еще одного человека, слышать звуки шагов этой девушки, когда она ходила по рассохшимся половицам в соседней комнате. Он лежал, прислушиваясь к этим звукам, и вспоминал ее обнаженные сильные руки, ее смех, спокойную уверенность ее голоса, ее походку. Потом он вспомнил круглый стол из гостиной, и чистый красный пол, и разговор о растительном масле и о том, какие порядки она собирается завести в доме. Он понимал, насколько уместны и разумны эти новшества, и удивлялся, как это он сам до них не додумался. Он спрашивал себя, почему такая рассудительная, степенная девушка решила вдруг приехать в этот старый, запущенный дом, который не красили уже многие годы, дом, куда не приезжал ни мясник, ни булочник, где даже летом не увидишь ни одного нового лица, чтобы хоть немного скрасить одиночество, где лапчатник, вьюнок и дикий цикорий так густо разрастались на дороге, что в середине лета нельзя было различить, где проходит колея. Не то чтобы Это беспокоило его; напротив, он был рад, что она приехала, и думал об этом только потому, что она казалась ему такой девушкой, которая вполне могла бы найти себе другую работу – хорошую, чистую работу в городе, где есть газ, и магазины, и тротуары, и много людей. Ему как-то не приходило в голову, что, может быть, потому-то она и приехала сюда, что устала от людей и тротуаров, что ей хотелось побыть одной, что уединение, и работа, и новая обстановка сгладят, а со временем, может быть, и совсем сотрут что-то такое, о чем ей не хотелось помнить.
Ему трудно было привыкнуть к мысли, что она спит здесь, в доме, так близко от него, и он долго не мог уснуть. Наконец он забылся тяжелым сном, а когда проснулся, в лесу снова куковала кукушка.
К его удивлению, было уже шесть часов. Он встал и, держа в руках башмаки и куртку, сошел вниз по потемневшим голым ступенькам. Девушка уже возилась в кухне. Она была в белом фартуке, тщательно причесанная. Она сказала:
– С добрым утром. – И потом: – Я нагрела вам воды для бритья. Возьмите в тазике.
– Я буду бриться вечером, – сказал он.
– Хорошо, тогда возьмите ее для умывания. Сколько яиц вам сварить?
– Два, – сказал он. – Двух хватит.
– Я люблю всмятку. А вы?
– Мне всё равно. Можно по-всякому.
– Всмятку полезнее, – решила она.
Он провел рукой по небритому лицу, ощутил густую, жесткую щетину и почувствовал себя неопрятным. Ему стало как-то неловко, и он решил побриться. Интересно, заметит ли она?
Побрившись, он почувствовал себя лучше. Он видел, что она заметила. И оттого, что она заметила, и оттого, что смотрела на него, и приготовила ему горячую воду и яйца, и вообще прислуживала ему, он вдруг почувствовал смущение.
– Где вы будете сегодня работать? – спросила она.
– Мне нужно повозиться с сенокосилкой, – ответил он. – Я буду в сарае.
– Ладно. Мне только нужно знать, где вас найти. Может, мне понадобится ванта помощь, чтобы передвинуть кое-что из вещей.
Смущение не покидало его всё утро, и он напряженно ожидал, что она вот-вот позовет его. Но она так и не позвала, и когда он наконец пришел домой пообедать, то обнаружил, что она буквально перевернула всю мебель в его комнате, а матрац вытащила на улицу – проветрить.
– Я не хотела вас беспокоить, – сказала она.
Вскоре после обеда приехал Эмет. Было только начало третьего, когда его велосипед въехал во двор и остановился под ореховым деревом. Услышав скрип тормозов, девушка вышла из дому, вытирая руки о передник.
– Вы привезли, что я просила, мистер Эмет? – спросила она.
– Привез, – сказал Эмет. – Ничего себе грузик.
– Вы всё купили? А счета взяли?
– Всё. Только мыла для ковров не купил. Привезу завтра. И счета взял. Имейте в виду, что четырех фунтов у вас как не бывало.
– Хорошо, – сказала она, – я проверю. Только отнесу покупки в дом.
– Муку я лучше сам отнесу, – предложил Эмет. – Как-никак в мешочке с полсотни фунтов.
Эмет снял с велосипеда мешок с мукой и, взвалив на спину, понес в дом. Девушка несколько раз возвращалась За кульками, брусками мыла, свечами, банками с вареньем, бутылками с уксусом, хлебом и мясом. Наконец она устроила передышку и спросила Эмета о растительном масле.
– Масло приедет отдельно. Я заказал пятьдесят галлонов. Ждите к вечеру.
– Ну, тогда всё. Спасибо, – поблагодарила она.
– Да, теперь вы с голоду не помрете, – заявил Эмет. – А четырех фунтов у вас как не бывало.
– Да, конечно.
– Я за всё заплатил, – напомнил Эмет и выжидающе взглянул на нее.
– Да, я знаю, – ответила она. – Вычтите эти деньги из вашего долга за молоко.
Эмет остолбенел. Она повернулась и пошла прочь, а он всё еще стоял, молча и неподвижно. Даже когда она скрылась в доме, он еще несколько минут не мог сдвинуться с места. И когда Том Ричардс, наблюдавший за ними из сарая, увидел, как Эмет медленно двинулся, наконец, к коровнику, он не поверил своим глазам, не поверил тому, что в одно мгновение старый, годами установившийся порядок был нарушен и кончилась вся эта бестолочь.
В этот день Эмет уже не говорил о скачках. Он вообще очень мало говорил, и началось что-то новое. С этого дня, возвращаясь вечером в город, он почти всегда увозил с собою список того, что нужно было девушке, и на следующий день приезжал на ферму с покупками и счетами. Раньше он привозил газету, а теперь привозил хлеб, и мясо, и запасы крупы на неделю, и почти всё, что нужно было ей по хозяйству. Всякий раз, пока она уносила продукты в кухню, он остолбенело смотрел ей вслед, словно теперь настала его очередь испытывать на себе действие гипноза. Иногда он уходил, что-то бормоча про себя, охваченный злобным протестом и тайным желанием отомстить за то, что она так обходится с ним. В тот, первый день она держалась с ним запросто, по-приятельски; он уже стал называть ее Эдной и в два счета поладил с нею. А посмотреть только, во что его теперь превратили. Мальчишка на побегушках! Сделай то, сделай это! А потом деньги. Это уже чересчур, если хотите знать. Как будто он не собирался вернуть этот долг, как будто так уж никогда и не заплатит. По какому праву она тут распоряжается и диктует, когда и как ему платить?
И теперь, когда она расхаживала по ферме, аккуратно собирая яйца, которые раньше как попало собирал Эмет, снимая красную и белую смородину со старых, заброшенных кустов у коровника, заросших крапивой и белым вьюнком, пропалывая салат и морковь, которые сама посадила ровными рядками там, где прежде росла только сорная трава, – мужчины наблюдали за ней, и каждый думал свое, хотя оба одинаково не понимали, что она за человек и почему очутилась на этой ферме. Эмет искоса поглядывал на Эдну со скрытой злобой, Том наблюдал за ней со смущенным удивлением; его ясные светло-серые глаза восторженно смотрели на нее: он был словно зачарован ее энергией, честностью, движениями ее тела, цветом ее волос, блестевших, как спрессованная солома, в знойных, ярких лучах солнца. К концу июня в доме уже начали работать маляры, и на луг, где по утрам Том работал один, вручную вороша сено, доносилось гудение паяльных ламп, снимавших старую краску, которая за долгие годы небрежения покоробилась и посерела от солнца, дождя и снега. В неподвижном июньском воздухе громко звучали голоса маляров, которые, стоя на стремянках, переговаривались друг с другом. В один прекрасный день Том взглянул и увидел, что между коровником и ореховым деревом стоит его дом в новой белой одежде и смотрит на него чистыми стеклами окон.
- Голос зимы - Герберт Бейтс - Классическая проза
- Дерево - Дилан Томас - Классическая проза
- Три часа между рейсами - Фрэнсис Скотт Фицджеральд - Классическая проза
- Мэр Кэстербриджа - Томас Гарди - Классическая проза
- Том 2. Тайна семьи Фронтенак. Дорога в никуда. Фарисейка - Франсуа Шарль Мориак - Классическая проза
- Избирательное сродство - Иоганн Гете - Классическая проза
- Собрание сочинений. Т. 22. Истина - Эмиль Золя - Классическая проза
- Жизнь Клима Самгина (Сорок лет). Повесть. Часть вторая - Максим Горький - Классическая проза
- Онича - Жан-Мари Гюстав Леклезио - Классическая проза
- Рассказы - Лев Успенский - Классическая проза