Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Давайте-ка сюда свою машинку. – Не обращая внимания на слабое сопротивление Касатоновой, Гордюхин взял у нее из рук фотоаппарат, довольно быстро в нем разобрался и сделал не менее десятка снимков – лежащий у кресла человек с зажатым в руке пультом управления телевизором, пустой журнальный столик, задернутые шторы с едва заметной щелкой между ними, посуда в шкафу, рюмки в серванте. Он даже сделал снимки, которые показались Касатоновой совершенно излишними, – раскрыв дверцу бара, снял все его содержимое.
– Видимо, хотел включить телевизор, но так и не успел, – Касатонова показала на пульт, зажатый в мертвой руке.
– Возможно.
– Есть другое объяснение?
– Все может быть, – пожал плечами Гордюхин, и эти слова задели Касатонову; видимо, множество прочитанных детективов без начала и без конца убедили ее в том, что криминальные загадки вполне ей по плечу.
– Вы со мной не согласны? – поворотила она к участковому изумленное свое лицо.
– И да, и нет.
– Поясните, Николай Степанович!
– Могу. – Гордюхин, не торопясь, сделал еще несколько снимков. Даже в туалете не поленился щелкнуть не то два, не то три раза. «Плакала моя пленка, – подумала Касатонова. – Все тридцать шесть кадров отщелкает, разоритель».
– Мы зашли сюда и убедились – свет выключен. Он что, в полной темноте вечером сидел? И убийство произошло в полной темноте? На столе ни фига, видите? Так не бывает. Когда придете домой, взгляните на свой стол – так не бывает.
– Зажигалка вот лежит...
– Зажигалка не в счет. Она только подчеркивает пустоту и чистоту стола. Телевизор выключен, а пульт в руке... Так не бывает. Мужик лежит в халате почти на голое тело... Значит, встречал близкого человека, постороннего не ждал.
– Вывод? – спросила Касатонова.
– Здесь уже после убийства кто-то хорошо поработал.
– У него телефон с определителем...
– Не прикасаться! – как от боли вскрикнул Гордюхин. И тут же, направив аппарат на телефон, щелкнул, причем два раза щелкнул, опять заставив Касатонову пожалеть о пленке, а пленка, между прочим, сто рублей стоит, подумала она. – Только специалист из опергруппы. Нужно знать систему этого определителя.
– У меня такой же. Нажимайте вторую кнопку из правого ряда, и он вам выдаст все телефоны, с которых ему звонили последние сутки.
– Очень хорошо, – рассудительно проговорил Гордюхин. – Специалист это, надеюсь, знает. Если не знает, вы ему подскажете. Ему, а не мне. Я – темный.
– А я?
– Вы посторонняя.
– Я – понятая.
– Значит, ваша задача сидеть в сторонке, все видеть, все слышать, при всем присутствовать, а в конце внимательно прочитать протокол и подписать. Если все в нем изложено в полном соответствии с вашими впечатлениями. – Гордюхин подмигнул, чтобы смягчить назидательность своих слов.
В это время из коридора послышались голоса, в комнату вошли несколько человек и, судя по их уверенному поведению, вошли по праву – это и была опергруппа, которую дожидался Гордюхин. Началась обычная работа, которая в таких случаях и бывает. Фотограф, прибывший вместе с оперативниками, включил свет, отдернул шторы, чтобы снимки получились получше, в сторонке на диване расположились Касатонова со слесарем. Он улыбался терпеливо, снисходительно, как бы прощая всех присутствующих за бестолковое их поведение. Мордатый мужик с чемоданом, тот самый, который первый ударил в колокола и сообщил о смерти Балмасова, тоже вошел, бросился к убитому, замер на какое-то время. Все так же не выпуская чемодана из рук, отошел к окну и отвернулся, не в силах смотреть на происходящее.
Капитан окинул взглядом комнату и почему-то сразу выделил Цокоцкого.
– Убахтин, – представился он, протягивая руку. – Это вы звонили в милицию?
– Я звонил.
– Как узнали об убийстве?
– В окно заглянул.
– Так, – Убахтин подошел к окну и посмотрел вниз, на улицу. – В окно заглянули?
– Видите, вон электрик на люльке лампочки меняет? – Уловив в глазах капитана сомнение, Цокоцкий решил пояснить все еще раз. – Вот он и поднял меня к окну на своем приспособлении. Пятьдесят рублей, между прочим, содрал. Можете у него спросить, думаю, не откажется подтвердить. К самому окну подвел свою люльку.
– Так, – вопросов в глазах капитана не стало меньше. – Допустим. А почему вы решили заглянуть в окно?
– Видите мой чемодан? – Цокоцкий поставил на свободное пространство у дивана небольшой чемодан. – Видите? Это мой чемодан, – видя, что ему не верят, он начал нервничать. – Видите мой чемодан? – спросил он капитана уже, наверно, в десятый раз.
– Вижу.
– Ну вот! – воскликнул Цокоцкий. – Я и говорю!
– Слушаю вас, – тоже растерянно произнес Убахтин, не понимая, что хочет сказать щекастый гражданин.
– С этим товарищем, – Цокоцкий показал на труп, – мы должны были сегодня лететь в командировку. Встретиться договорились в аэропорту. Я приехал, а он нет. Не смог. Как видите, по уважительной причине.
– Согласен, причина уважительная, – кивнул капитан, не спуская глаз с Цокоцкого.
– Объявили регистрацию, объявили посадку, объявили об окончании посадки, а его нет. Он шеф. Босс. Директор, другими словами. Лететь без него нет смысла. У него право подписи. А право подписи – это, я вам скажу...
– Знаю. Дальше.
– Самолет улетел в Вологду, а я остался. Балмасова нет. Звоню. Телефон молчит. Думал, что он спит, может... Ну, бывает, чего уж там, дело прошлое... Он мог поддать вечером. Думаю, перебрал и заснул. Звоню – тишина. Я сюда. Дверь никто не открывает. Выхожу на улицу – люлька. Я мужику пятьдесят рублей...
– Он взял? – серьезно спросил Убахтин.
– Взял. Двумя руками сразу. Сотню просил, сторговались на пятидесяти. Вот, – Цокоцкий показал пятна извести и цемента на штанинах. – Видите? Нет, вы скажите! Видите?
– Вижу.
– Люлька у него оказалась грязная, выпачкался весь.
– Понял, – наконец кивнул капитан – тощий, жилистый, подозрительный, с тягучим, неотрывным взглядом. Даже отходя от человека и вроде отворачиваясь, взглядом своим он его не отпускал, как бы проверяя – а как тот поведет себя, какое выражение примет его физиономия, когда чуть отвернуться от него, отойти на несколько шагов? Не проявится ли нечто уличающее, разоблачающее в намерениях подлых и преступных? – Понял, – повторил Убахтин, глядя на Цокоцкого уже из-за плеча.
– Как только до меня дошло, что случилось нечто ужасное, я сразу к телефону.
– Какому?
– Мобильному. Вот этому, – Цокоцкий выхватил из кармана маленькую черную коробочку и повертел у капитана перед глазами, как вертят дети друг перед дружкой красивой конфетой.
– А сам? – спросил Убахтин.
– А сам к дверям. Вот тем, которые этот мастер, – он кивнул на слесаря, – высадил перед самым вашим приходом. Первым подошел участковый. Это, наверное, вы ему перезвонили.
– Саша, – обратился капитан к одному из оперов, – запиши данные этого гражданина и отпусти с миром.
– А чего записывать, вот моя визитка! – отработанным жестом фокусника Цокоцкий вынул из кармашка визитку и вручил ее капитану.
– Запиши, Саша, – повторил капитан. – И пусть идет.
– Я могу обо всем случившемся сказать в коллективе? – спросил Цокоцкий, несколько обиженный последними словами капитана, бесцеремонными они ему показались, будто его попросту выпроваживали из квартиры.
– Нет возражений. Страна должна знать своих героев.
– Не понял? – дернулся Цокоцкий.
– Я имел в виду... – Убахтин помялся, ничуть не смутившись. – Что вам выпала сегодня активная роль. Вы хорошо себя проявили, не растерялись. Бывает ведь всякое. Теперь вам есть что рассказать в конторе, – Убахтин усмехнулся, показав большие прокуренные зубы. – Мы еще встретимся, – успокоил он Цокоцкого.
– Здесь я вам больше не нужен?
– Нет, можете идти, – опять произнес капитан обидные слова, но Цокоцкий уже, похоже, привык к тому, что у того других нет. Продиктовав оперу свои данные, он подхватил чемодан и, ткнувшись в одну сторону, в другую, неожиданно оказался перед убитым. Перешагнуть через Балмасова он не решился, пошел в обратную сторону. Обойдя вокруг журнального столика, Цокоцкий вдруг споткнулся о складку ковра, но успел вовремя опереться о столик, чуть ли не упав на него грудью. В прихожую он вышел несколько церемонно, с высоко вскинутой головой, как бы желая подтвердить свое затронутое достоинство.
– Что-то я нигде не вижу папирос? – раздраженно спросил Убахтин. – Пепельница есть, а папирос нет.
– Балмасов не курил, – сказал Цокоцкий. – А пепельницу держал для гостей.
– Да-а-а? – удивился следователь. – Это хорошо. Курить – здоровью вредить. – Он хотел было еще что-то добавить, но, взглянув на труп, осекся – шутка оказалась не очень удачной.
– Вы мне позволите зайти на кухню выпить стакан воды? – спросил Цокоцкий.
- Кукловод - Алексей Макеев - Детектив
- Красотка на черный день - Виктор Пронин - Детектив
- Человеческий фактор - Виктор Пронин - Детектив
- Канун дня всех святых - Чарльз Вильямс - Детектив
- Смерть и приятные голоса (= Губительно приятные голоса) - Мэри Фитт - Детектив
- Словесный портрет - Виктор Пронин - Детектив
- Заначка на черный день - Сергей Лавров - Детектив
- Королевы умирают стоя, или Комната с видом на огни - Наталья Андреева - Детектив
- Детонатор для секс-бомбы - Дарья Калинина - Детектив
- Зеленые маньяки - Людмила Ситникова - Детектив