Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да, говорят, что окрестности Мэтлока — это маленькая Швейцария, — ответила Мэри.
Франкенштейн, похоже, полностью пришел в себя, но она продолжала гадать, что могло возбудить в нем такую глубокую печаль.
— Вас заинтересовали эти древности? — спросила она, жестом указывая на застекленные шкафы.
— Здесь действительно есть кое-что любопытное, — кивнул Франкенштейн. — Но гораздо больше меня удивляет, что такая молодая женщина, как вы, интересуется тайнами и загадками природы.
В его голосе не было насмешки, и Мэри почувствовала, как у нее потеплело на сердце.
— Да, мне это интересно, — подтвердила она. — Вот, взгляните хотя бы на эти кости… Профессор Эразм Дарвин{4} писал по этому поводу:
Земная жизнь в безбрежном лоне водСреди пещер жемчужных океанаВозникла, получила свой исход,Росла и стала развиваться рано;Сперва в мельчайших формах все росло,Не видимых и в толстое стекло,Которые, киша, скрывались в илеИль водяную массу бороздили;Но поколенья множились, цвели,Усилились и члены обрели;Восстал растений мир, и средь обильяРазнообразной жизни в ход пошлиЖивотных ноги, плавники и крылья.{5}
— Говорят, — добавила Мэри после паузы, — что подобные находки служат научным доказательством того, что Великий потоп был на самом деле. Как вы думаете, мистер Франкенштейн, неужели на месте Мэтлока действительно когда-то плескалось море? Ученые утверждают, что существа, подобные этой рыбе, исчезли примерно во времена Ноя…
— Я считаю, что эти кости гораздо старше Ноя и принадлежат какому-то допотопному существу, которое, с точки зрения анатомии, было ближе к ящерицам, чем к рыбам. Первоначально они, конечно, состояли не из известняка, а из нормальной костной ткани — просто они слишком долго пролежали в земле и изменились благодаря действию каких-то химических процессов.
— Вы, стало быть, изучали химию и анатомию? Франкенштейн постучал ногтем по стеклу витрины.
— Три года назад я действительно был увлечен этими науками, но они меня больше не интересуют.
— Вы больше не интересуетесь наукой и тем не менее специально приехали в Лондон, чтобы встретиться с лучшими английскими учеными?
— Я… да-да, вы правы. Удивительно, что вы до сих пор помните о нашей с вами краткой беседе, хотя с тех пор прошло уже больше двух месяцев.
— У меня хорошая память, мистер Франкенштейн.
— Я должен был догадаться об этом уже по тому, как точно вы процитировали профессора Дарвина. И все же мне казалось, что такая женщина, как вы, должна интересоваться, скорее, искусством, а Отнюдь не наукой.
Мэри рассмеялась.
— Можете не сомневаться, я прочла положенное количество романов, которыми так увлекается большинство девушек. И не только романов, но и различных поучений для юношества. Моя сестра Элизабет до сих пор называет меня Великой Нравоучительницей… В таких случаях я обычно отвечаю, что зло дается легче, чем добро, и может иметь множество обличий… — Она слегка пожала плечами.
Франкенштейн долго не отвечал. Наконец он сказал:
— Может статься, что мир вовсе не нуждается в исправлении нравов.
Сначала эти слова озадачили Мэри, но потом она припомнила, что он говорил по поводу науки во время их краткой встречи в Лондоне.
— Но позвольте, мистер Франкенштейн, что может быть плохого в проповеди добра? Я уверена, что в этом нет ничего дурного, как и в тщательном изучении тех сущностей, которые милостивый Господь создал в своей неизъяснимой мудрости.
— И все же богобоязненный христианин может не согласиться с предположением мистера Дарвина относительно зарождения жизни в воде, в какой бы изысканной поэтической форме оно ни было высказано, — возразил он каким-то чужим, отстраненным тоном. — Разве без вмешательства Бога можно создать живую душу?
— Я уверена, что следы Божественной работы можно разглядеть повсюду, в том числе и в костях этой окаменелой рыбы, — ответила Мэри, указывая на застекленную витрину.
— Значит, у вас больше веры, чем у меня. Либо веры, либо невинности…
Мэри покраснела. Она не привыкла и не умела пикироваться с мужчинами, ибо они никогда не обращали на нее внимания, а если и обращали, то не воспринимали ее всерьез. Если кто-то из кавалеров и заговаривал с ней, речь, как правило, шла о погоде, о модах, о последних городских сплетнях и прочих пустяках. Сейчас, однако, Мэри казалось, что она каким-то образом сумела заинтересовать Франкенштейна, и это предположение наполнило ее радостью и торжеством.
Их дальнейшей беседе помешало появление Китти и Джорджины, которые вошли в зал в сопровождении Клерваля.
— А-а, вот и она!.. — воскликнула Китти. — Я же говорила, мосье Клерваль, что моя сестра наверняка в музее — любуется древними костями и прочим мусором.
— И уж совсем не удивительно, что мой друг тоже здесь, — отозвался Клерваль и улыбнулся.
А у Мэри сразу испортилось настроение. Владевшее ею воодушевление покинуло ее, и она почти нехотя поплелась за остальными, когда вся компания вышла на залитую солнцем улицу Норт-Перейд. Час был еще ранний, и Китти предложила прогуляться по так называемой Тропе Влюбленных, тянувшейся вдоль реки. Предложение было с восторгом принято, и уже через несколько минут все шестеро шагали по узкому ущелью, образованному сложенными из песчаника утесами, которые сплошь заросли плакучими ивами, молодыми ильмами и лаймами. Уильям сразу убежал вперед, Китти, Джорджина и Клерваль держались вместе, а Франкенштейн и Мэри немного отстали. Вскоре за поворотом тропы показался Хай Тор — отвесный, мрачный утес, высившийся на восточном берегу Дервента. Огромные валуны, свалившиеся с вершины утеса, загромождали русло реки, и она сердито бурлила и пенилась, прорываясь сквозь узкие проходы, оставшиеся между камнями. За шумом воды Мэри и Франкенштейн вскоре перестали различать голоса остальных, и им даже стало казаться, будто они остались на берегу одни.
Франкенштейн, замедлив шаг, любовался первозданным пейзажем. Мэри тоже почти остановилась, но в ее мозгу шла лихорадочная работа. Больше всего на свете ей хотелось продолжить начатый в музее разговор, но она не знала, как это сделать.
Франкенштейн первым нарушил молчание.
— Это место напоминает мне родные края, — сказал он. — В детстве мы с Анри любили карабкаться по утесам, охотиться на коз в альпийских лугах, играть в разбойников и пиратов. Отец часто брал меня с собой в лес, показывал мне травы, цветы и деревья и говорил, как они называются и какими свойствами обладают. Однажды мы попали в грозу, и я своими глазами видел, как молния разбила в щепки огромный дуб.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});- Прикосновение чужого - Джини Кох - Научная Фантастика
- Сепаратная война - Джо Холдеман - Научная Фантастика
- Собор (сборник) - Яцек Дукай - Научная Фантастика
- ГРОНД: Высокий Ворон - Юрий Хамаганов - Космическая фантастика / Научная Фантастика / Проза / Разная фантастика
- Звёздные дневники Ийона Тихого - Станислав Лем - Научная Фантастика
- Мисс Мышка и четвёртое измерение - Роберт Шекли - Научная Фантастика
- Наблюдатель - Роберт Ланца - Научная Фантастика / Разная фантастика
- Всё лето в один день - Рэй Брэдбери - Научная Фантастика
- Ночная Сторона Длинного Солнца - Джин Родман Вулф - Научная Фантастика
- Жемчуг богов - Сергей Юрьев - Научная Фантастика